- Воду разливать не надо! - назидательно заметил дед и довольно похлопал по мешку, на котором сидел: - Жито. Два мешка принёс вам, неблагодарным. И жбан с серебром. Золото ещё рано носить - привыкнут люди, что у вас гроши есть, тогда и золото носить буду.
Только сейчас Ганна заметила, что у ног деда стоит очередной жбан.
- Ты кто? - испуганно спросила Блиниха и хотела перекреститься.
- Не крестись - не люблю я этого! - строго остановил её дед.
- Кто ты, дедушка?
- Хут. Повезло вам. Теперь зерно вам буду таскать мешками да гроши в жбан- ках.
- Как же так. А почему именно нам?
- А кому же ещё? Твой Василь колесо привёз из Малой Зимницы, что на пожарище нашёл, помнишь?
- А как же. Оно пропало потом, когда мешки и гроши появились.
- Так это я и был. Я в колесо обратился. Раньше я у Степана Микулича жил в Малой Зимнице. У которого хата сгорела. Грошей ему наносил, зерна разного. Микулич даже на волю хотел выкупиться.
- Так ведь хата у него сгорела. Как же так? Это за гроши и зерно расплата такая нечистая, да? Дедушка, оставь ты нас от греха подальше. Забери ты это зерно и гроши забери, только хату не пали! Что хочешь, проси, а хату не пали, как Мику- личу! - взмолилась Ганна.
- Вот глупая баба! - рассердился хут и сверкнул красными глазами так, что из них посыпались искры. - Я не могу уйти сам - только если хата сгорит или сам спалю.
- Борони Боже! - запричитала Ганна.
- Да перестань ты ойкать, надоела уже!
- Так Микуличу хату не ты спалил!
- Я! - самодовольно кивнул хут и хитро улыбнулся.
- За что же так? Или хотел уйти?
- Микулич сам виноват. Носил я ему и мешки, и жбаны с грошами. А от его глупой бабы только и требовалось кормить меня. Один раз в неделю, вечером в субботу, пожарить для меня три куриных яйца, поднять на горище и позвать: "Хут, хут, иди сюда, дам яеченьку–обораченьку!" Вот и всё.
- Так неужто же она не пожарила? Раньше ведь жарила?
- Пожарила и поставила. Даже позвала как положено. Только я в это время ещё летел со снопом. А сын её бестолковый проследил за матерью и сожрал мою еду. Вот я за это им всё и спалил - и хлев, и хату, и баню.
- А ты знал, что это сын?
- Не знал, конечно. Я же хут - мне положено только про мешки с зерном да гроши знать! - самодовольно сказал дед.
- Так зачем же ты всё спалил - не виновата ведь баба Микулича?
- Нечего надо мной шутки такие шутить. За дело я их спалил - за детьми лучше смотреть надо! - сердито возразил хут. - Если бы она меня не позвала, так ещё куда ни шло, а так я на зов полетел, а тут на тебе - сожрал паршивец мою яеченьку. Вот я и решил, что глупая баба совсем обнаглела и смеяться надо мной удумала!
- Так ведь сгорели они все за такую малость. Не жалко?
- Я хут - мне не жалко. Я только всё спалил, а сгорели они сами - могли и выбраться. Микулич надрался водки в корчме, вот и задохнулся пьяный, а баба с детьми сама запор отодвинуть не смогла.
- Господи - люди ведь живые. За такую малость–то. Так ты и нас спалишь?
- Не спалю, если кормить вовремя да правильно будешь. Теперь я у вас жить буду. Яеченьку будешь давать каждый вечер в субботу и отдельно - за каждый мешок и жбан с грошами. Заживёте так, что никому и не снилось. Если хочешь чего спросить - спрашивай. Я хоть и не всё, а многое знаю, чего вам, людям, неведомо. Я хут, а с хутом всегда советоваться можно - как да что. Ну, чего спросить хочешь - что тебя тревожит? Про дочку свою, Катьку, наверное?
- Про неё, - выдохнула Ганна. - Повадился к ней нездешний хлопец.
- Не хлопец это совсем, да пока это и неважно. Слушай меня внимательно - сегодня же отпусти свою Катьку к этому хлопцу.
- Да как же это - я её и на двор не пускаю почти!
- Ты сначала дослушай, а потом причитай! - вновь рассердился хут, и Ганне показалось, будто его лицо и руки стали ещё краснее. - Прежде чем она к нему пойдёт, заплети ей в волосы буркун и тою. Только и ту и другую траву обязательно. И пусть идёт к хлопцу. Всё будет хорошо.
- У меня–то и трав этих нет. Буркун ещё, может, и остался после Марии, а тои точно нет. Может, к Марии сбегать?
- Нет тои и у Марии. На, держи, - хут протянул Г анне два неизвестно как оказавшихся у него в руках пучка сушеной травы. - Когда будешь вплетать в волосы, скажи, только очень тихо: "Буркун и тоя, как брат с сестрою!" Да Катьке своей накажи, чтобы не сняла траву раньше времени. А лучше - незаметно ей вплети. Если всё сделаете правильно, Катька вернётся и сама тебе всё расскажет. Тогда и поймёшь, что это был за хлопец. А обо мне лишнего не болтай никому, слышишь?! - предупредил хут и на прощание заметил: - Проговоришься - всё спалю!
- Да я никому! - испуганно шарахнулась Ганна.
Как ни была поражена Блиниха неожиданной встречей с хутом, но всё же сразу занялась дочерью. Под предлогом того, что она хочет заплести ей косы, аккуратно вплела по две веточки буркуна и тои, да так ловко, что Катька ничего не заметила.
- Буркун и тоя, как брат с сестрою, - едва слышно прошептала Г анна.
- Что? - насторожилась дочь.
- Ничего - это я так, сама с собой разговариваю, - успокоила её мать.
Катька была немало удивлена тому, что мать не только не запрещала ей идти на
улицу, но даже настоятельно посоветовала это сделать:
- Сходи, подыши воздухом - и так уже исхудала совсем.
- Отпускаешь? - недоверчиво переспросила Катька.
- Иди уж, прогуляйся, - вздохнула Ганна.
Катька решила, что мать хочет её выследить, поэтому вначале сделала круг по Ректе и лишь затем пошла в сторону берёзовой рощи. Она всегда чувствовала, когда её хлопец появлялся в Ректе. Он как будто звал её.
Так было и на этот раз - Катька сразу же узнала ржание его жеребца. Хлопец выехал из–за деревьев, соскочил с коня и, привязав его к кустам, шагнул к Катьке:
- Здравствуй.
- Здравствуй, Иван! - обрадовалась Катька.
Она знала только его имя да то, что он откуда–то из–под Пропойска, где держит свою кузницу.
Хлопец обнял Катьку, но тут же его лицо исказила гримаса боли:
- Что это у тебя в волосах, под платком?!
- Где? - удивилась Катька.
- Да вот же, - хлопец достал у Катьки из кос пучки буркуна и тои. - Буркун и тоя, как брат с сестрою, - растерянно пробормотал Иван.
Черты его лица стали меняться прямо на глазах - неожиданно появилась чёрная козлиная бородка, нос раздался вширь, превратившись в мерзкое рыло, а из- под шапки выглянули маленькие рожки.
- О Господи, да ведь ты чёрт! - отшатнулась от Ивана Катька.
- Если бы не буркун с тоей, была бы ты моей! - зло рявкнул чёрт. - И сама бы пропала, и душу бы забрал. А теперь иди отсюда!
Чёрт отвязал своего жеребца и вскочил в седло:
- Прощай!
Жеребец дико заржал и понёс чёрта прочь. И конь и всадник через несколько мгновений словно растворились в воздухе, вокруг запахло серой, и Катька, лишившись чувств, упала прямо на снег.
Здоровье у дочери сразу же пошло на поправку, и к концу марта в облике уже ничто не напоминало о той болезненной худобе и странном истощении, которые так донимали девушку ещё в феврале. Дела у Василя Блина тем временем явно пошли в гору - стали водиться деньги, и он всерьёз призадумался о том, чтобы выкупить и себя самого, и всю семью с хатой и землёй на волю. Прослышав про это, Старжевский, не желая терять свою выгоду, как в случае с Микуличем из Малой Зимницы (мало ли чего может случиться), позвал Василя с женой к себе.
К себе в покои пан не пустил, но был приветлив и разрешил пройти Блинам в переднюю. Отвесив Старжевскому почти земные поклоны, Блин и Блиниха осторожно, словно чего–то опасаясь (что, по их мнению, было искренним выражением почтения и уважения к хозяину), присели на краешки указанных им стульев. Василь Блин, зная о крутом нраве Старжевского, приготовился к тому, что разговор будет непростым, но пан сразу же назвал вполне приемлемую цену за вольную для всего семейства Блинов и за всю их землю с имуществом. "Вполне по–божески, только бы не обманул!" - обрадовался Василь, потому что у него уже была запрашиваемая Старжевским сумма, но для вида вскочил со стула, вновь отвесил земной поклон:
- Премного благодарен. Грошей у меня пока таких нет.
Старжевский тут же нахмурился.
- …но я через пару недель достану, - поспешно заверил Василь.
- Где же ты их найдешь–то? - насмешливо и одновременно подозрительно спросил Старжевский. - С Микуличем мы давно разговор вели - деньги у него были. А ты хоть и не самая голытьба, да чтобы у тебя такие деньги были, я раньше не слыхал. Что скажешь?
Старжевский внимательно смотрел на своего холопа и, казалось, хотел проникнуть в его мысли.
Времена менялись. Шляхта беднела, разоряла своих крепостных и в результате беднела ещё больше и разорялась сама. В былые времена можно было бы просто отобрать всё у этого Блина, договориться с полицией, объявить его вором, да ещё и дать батогов. Да только теперь такие как Блин были на вес золота в буквальном смысле слова. За выкуп на волю пан мог взять втрое больше, чем за простую продажу холопов. Шляхта беднела и платить такие деньги уже не хотела - соседи и сами готовы были уступить своих холопов вдвое дешевле Старжевскому, чем он хотел выручить от продажи. А если отобрать деньги у Блина, тогда точно никто не станет выкупаться. Да ещё и не все найдешь - спрятал, небось, хитрый холоп. Так что лучше было дать вольную. Так Старжевский и решил поступить. Но вот вопрос о неожиданном богатстве Блинов занимал его очень сильно. Выходило так, что Блин - тайно от всех и непонятно каким образом - скопил большие деньги.