Но чего, собственно, не хватает всем этим людям, тянущим шеи по обе стороны дороги? Не мира, хлеба и свободы – это уж точно. Тогда чего? Им ведь все равно ни хрена не видно через зеркальные стекла лимузинов, кроме собственных отражений. Еще один парадокс. День у Брюса выдался богатым на парадоксы. Чем больше эти люди стараются заглянуть в его мир, тем отчетливее они видят собственные физиономии. Вот оно! Вся правда, заключенная в единый емкий образ. Почему фильмы Брюса пользуются таким успехом? Да потому, что зрители находят в них самих себя. Герои фильмов Брюса могут выглядеть привлекательней и круче, и все же они такие же, как зрители: им свойственны те же страхи, те же желания, те же тайные страсти и фантазии. Профессор ошибается, а он, Брюс, прав. Его кино всего лишь служит зеркалом для общества. Брюс не показывает зрителям придуманный мир; они сами создают тот мир, который отражается в фильмах Брюса.
Это в них он ищет вдохновение, в этих несчастных зеваках, заглядывающих в окна его автомобиля и пытающихся догадаться, кто же в нем сидит. Они таращатся и тычут пальцами, но видят только собственные отражения, тычущие пальцами в них самих.
– Давайте, давайте, – произнес Брюс. – Показывайте пальцами и вините самих себя, потому что в том, что вы там видите, кроме вас, никто не виноват. Вы такие, какими сами себя сделали…
Впереди, пытаясь в выгодном свете показать свои соски и бедра, вертелась актрисулька в фиолетовом платье.
Следующим шел Брюс.
Он собирался вылезти из лимузина со скучающим видом и войти в кинотеатр, почти не обращая внимания на толпу. Ну, можно, конечно, позволить себе едва заметный кивок собравшемуся народу, но не более того. "Неужели я один тут понимаю, что все это полная ерунда?" Вот что Брюс хотел сказать, но… Доктор Шоубизнес появился из ниоткуда и сделал ему свой наркотический укол. Толпа восторженно приветствовала Брюса, и он просто не мог не насладиться всеобщим вниманием. Он повернулся лицом к толпе, помахал рукой, поправил бабочку, смущенно потеребил мочку уха.
"Любите меня, сукины дети! – думал он. – Смотрите на меня! Это моя ночь. Я величайший в мире кинорежиссер, а веду себя так, словно обычный парень, такой же, как вы".
"Да он же такой, как мы, обычный парень", – поняла толпа, и крики приветствия стали вдвое громче.
Не приветствовали его только пикетчицы, что, впрочем, было неудивительно. По их глубокому убеждению, Брюс – убийца детей.
Над головами пикетчицы держали плакаты с буквами "МПС", которые означали название их политической группы – "Матери против смерти". Просто удивительно, какие старания прилагают люди, какие нелегкие лингвистические тропы проходят, чтобы подобрать своей организации звучное название. Матери были не против смерти, а против насилия и убийства. Но "МПНУ", по их мнению, звучало некрасиво, поэтому группа превратилась в "Матерей против смерти", сокращенно "МПС". Некоторых из них Брюс знал в лицо. Эти женщины, чьих сыновей и дочерей Брюс якобы лишил жизни, неотступно следовали за ним уже много месяцев.
"Голливуд превозносит убийц, – гласил один из лозунгов. – Верните нам традиционные формы семейного досуга".
"Вроде инцеста", – продолжил мысль Брюс, но, к счастью, не вслух, а про себя. Даже лихие отщепенцы в остроносых ботинках должны знать меру.
– Мистер Деламитри, – прокричала одна из матерей, – моего сына убили! Ни в чем не повинного мальчика застрелили на улице. В вашем последнем фильме убивают семнадцать человек.
"Да, а еще в нем было много секса, но ты, готов поспорить, давно забыла, что это такое", – про себя подумал Брюс.
– Где твоя старушка? – выкрикнул из толпы какой-то бестактный дурак.
Забавно, как некоторые искренне считают, что хамить богатым и знаменитым – это в порядке вещей. Как будто деньги могут облегчить разрыв с женой.
Брюс не делал шоу из своей женитьбы и не собирался превращать развод в публичное событие. Однако приходилось мириться с тем, что его семейные неурядицы стали достоянием публики.
"А где твои хорошие манеры, болван несчастный?" – хотел ответить Брюс, но вместо этого молча улыбнулся, как бы говоря: "Да сами все знаете". Болван остался доволен таким ответом и поднял вверх большой палец, а толпа поддержала его новым всплеском разрозненных приветствий.
Зеркало Брюса было двусторонним. Иногда он ловил в нем свое отражение. Ему хотелось, чтобы толпа любила и ценила его. Он улыбался зевакам, махал им рукой и видел в их лицах собственную слабость и неискренность.
Стал накрапывать дождь. Надвигалась летняя гроза. Брюс поторопился ко входу в кинотеатр. На нем был смокинг, в котором Хамфри Богарт снимался в "Касабланке". Брюс его одолжил и не хотел, чтобы смокинг намок.
К северу от Лос-Анджелеса уже разразилась гроза. В свете фар асфальт блестел, как лакированная кожа.
Из салона "шевроле" 1957 года дорогу видно было плохо, потому что старые дворники едва справлялись с потоками дождя.
– Иногда приходится выбирать: шик или удобство, – сказал мужчина, объясняя, почему решил угнать именно эту машину. – Даже разбитая, эта тачка лучше любой заграничной жестянки отсюда до самого Лос-Анджелеса.
– Хотя бы радио работает, – сказала девушка и поймала станцию, передающую тяжелый рок.
Самой ей нравилась музыка потише и поспокойней, но она знала, как угодить своему приятелю. Кроме того, сейчас ее больше интересовали новости. Ей нравилась известность.
"Отчаянные головорезы… Бонни и Клайд наших дней… мексиканская горничная найдена мертвой в номере мотеля с чистыми полотенцами и мылом в руках…"
Девушка вспомнила, как странно было смотреть кино в то время, как перед телевизором лежала мертвая горничная.
"…в том же мотеле убит четырнадцатью выстрелами официант…"
Не надо было говорить, что он ее клеил. Знала же, чем это кончится.
Диктор перешел к новостям шоубизнеса: "…прямой репортаж с церемонии вручения "Оскара"… Я вижу Брюса Деламитри. Он приветствует собравшихся".
– А вот и он, – пробормотал мужчина, вглядываясь в стену дождя. – Спокойно, Брюс, тебе его дадут. Дадут, никуда не денутся. Вот увидишь.
Глава девятая
– Брюс Деламитри! Вот он, наш герой! – почти закричала неправдоподобно хорошенькая блондинка, ныне актриса, а в прошлом модель, постаравшаяся произвести наибольшее впечатление за выделенные ей несколько секунд в эфире.
В целом, люди, представляющие со сцены лауреатов, делятся на две группы: звезд первой и второй величины. Приглашенные звезды первой величины обычно и сами номинируются на "Оскар" и заодно вручают награду кому-нибудь еще, тем самым несколько оживляя церемонию. Они, конечно, рады были бы отказаться: эффект от их появления на сцене в качестве лауреата портится оттого, что зрители уже их поприветствовали во время вручения статуэтки за какой-нибудь "лучший зарубежный саундтрек". Но они соглашаются, потому что не могут отделаться от чувства, что отказ может как-то повлиять на их собственную судьбу. Звезды первой величины, не номинирующиеся на "Оскар", обычно отказываются участвовать во вручении наград. Они, конечно, заявятся на церемонию и будут сидеть в одном из первых рядов с выражением спартанского спокойствия на лице, но в роли крестных отцов и матерей своих же соперников выступать не будут ни за что. Поэтому организаторы и вынуждены обращаться к звездам второй величины – восходящим или гаснущим. Первые еще недостаточно знамениты для того, чтобы произвести фурор на церемонии, а у вторых осталась только одна возможность произвести фурор – умереть. Они-то и заполняют промежутки между звездами первой величины.
Брюсу досталась восходящая звезда.
Конечно, это было не в порядке вещей. Номинация "лучший режиссер" – одна из самых престижных на церемонии, и при обычных обстоятельствах Брюс получил бы свою награду из рук какой-нибудь суперзвезды. Но обитатели Голливуда очень благоразумны: никто не любит политических скандалов, а "Матери против смерти", размахивающие своими лозунгами, означали скандал. Присутствие Брюса в списке номинантов отпугнуло всех крупных знаменитостей, к которым изначально обратились с просьбой представлять "лучшего режиссера".
– Брюс Деламитри! Вот он, наш герой!
Брюс соскочил со своего места, как довольный щенок, услышавший зов хозяина. Конечно, он планировал удивленно приподнять брови и медленно, почти неохотно проследовать на сцену. Вместо этого он выпрыгнул из кресла, словно у него в спине сработала пружина. Постепенно приходя в себя, но все еще по-идиотски улыбаясь, он зашагал к сцене. Его место в зале тут же занял "дублер" в смокинге. В конце концов, церемония вручения "Оскара" – это телешоу, и в зале не должно быть пустых мест, портящих идеальную картинку.
Восходящая звезда одарила Брюса ослепительной улыбкой. К своему абсурдно идеальному телу она прижимала желанную золотую статуэтку. Если бы у Брюса так не пересохло во рту, то у него наверное, потекли бы слюни. Это же просто фантастика! В течение всей мучительно долгой церемонии Брюс обдумывал свою речь. Он собирался выступить против цензуры, осудить истерическое отношение общественности к проблемам, нуждающимся в разумном разрешении, и подчеркнуть всю важность свободы слова и художественного самовыражения в демократическом обществе. Короче, Брюс собирался вести себя как настоящий герой.
На глазах у миллиарда человек.