- Так говорят злые люди. Это неправда. Ты не должен повторять за этими недобрыми людьми. Ведь я же его задержал! Ведь он остался на моей веревке! Он ударился головой при срыве... Перелом основания черепа, ты понимаешь? Это очень нехорошо, это конец. Я подошел к нему. Но что я мог сделать?! Мы были вдвоем, шли двойкой. Так могут говорить только люди, которые не представляют себе, что это такое. Я уже тысячу раз объяснял все! Господи, неужели я должен еще оправдываться перед тобой?! У него не было лучшего друга, Андрей. Об этом знаю только я один. Ну ладно, пойдем!
Мы спустились на дорогу и пошли к нашим лыжам, догоняя быстро уходящее солнце.
На Эльбрусе
Ночи были душные. В помещении спать было тесно и неинтересно. Студенты ночевали на скирде. Она стояла у самого обрыва над Окой, на краю села Горы, где второй курс проходил практику по физической географии и работал на прополке овощей. Василий был единственным мужчиной в группе, ему было уже тридцать, а девушкам по двадцать. Девушки не стеснялись его, часто шутили над Васей и поверяли ему свои душевные тайны, потому что он все равно "старый и женатый". Сейчас Василий лежал на спине, положив руки под голову, смотрел в темное небо и тосковал: впервые за десять лет он был летом в горах.
- Вась, а ты кем там? - спросила Зинка.
- Я там начспас, - ответил он.
- Это что такое?
- Начальник спасательной службы.
- Ну, расскажи, расскажи, интересно ведь. Да замолчите вы! - цыкнула Зинка на девушек. - Пусть Васька расскажет про альпинизм. Давай, Вась!
- Да я не знаю, что рассказать, - тихо отозвался Василий, - ничего не вспомнишь по заказу-то.
- Что-нибудь страшное, - попросила маленькая изящная Елочка. Она лежала рядом с ним, свернувшись клубочком и положив голову на колени подруги. - Как на самую высокую гору залезал. Ты говорил, прямо по отвесной скале поднимаются, а стена с километр высотой. Правда это? Или как кто-нибудь упал...
- И ты не боишься? - заговорила опять Зинка и, не дождавшись ответа, заключила: - Врешь ты все.
- Да как сказать... - отозвался Василий, ничуть не обидевшись, - смотря когда и чего.
- Вот и расскажи самый страшный случай, - не унималась Зинка. - А ты, Елка, молчи! Чего ты понимаешь!
- Ладно, про страшное, - начал Василий, - попробую рассказать, как испытал страх, даже ужас. Я думаю, страшно бывает то, что неожиданно и необъяснимо, против чего нельзя бороться. Во время восхождений мы сами руководим своими действиями и все зависит только от тебя и твоих товарищей, которым ты веришь. Кроме того, ты всегда знаешь свои силы и возможности, и если уж идешь на серьезное восхождение, то, значит, уверен в себе.
Я тогда был начальником спасательной службы одного из лагерей Центрального Кавказа. Однажды под вечер получаю радиограмму: "На Эльбрусе пропал человек. Вышел без разрешения, ночью. Высылайте спасотряд".
У нас не полагается альпинистов-одиночек, хотя на Западе одиночные восхождения до сих пор весьма популярны. Мы никогда не отпускаем в горы человека одного, не говоря уже о восхождениях. Что может сделать один человек на трудном маршруте? Кто его подстрахует, кто удержит в случае срыва, поможет при травме? Как сможет он пользоваться веревкой, крючьями? Все наше снаряжение и альпинистская техника рассчитаны на работу группы, работу с товарищами, в связке. Одиночное восхождение - это бессмысленный риск, игра со смертью.
Спасательные работы тяжелое занятие. Нам предстояло идти в быстром темпе на Эльбрус, то есть подняться с тяжелыми рюкзаками с высоты двух тысяч метров на пять с половиной, и потом искать, а может быть, и нести на себе пострадавшего. В головной отряд я взял тренированных ребят-инструкторов. А у них ведь свои группы, они своих ребят должны вести на восхождения. Зло, конечно, всех берет. Но ничего не поделаешь - спасаловка...
У нас это быстро: десять минут - и топаем уже вдоль берега Баксана. Шесть человек. Ни луны, ни звезд. Сопим, втягиваемся в хороший темп, помалкиваем. Тут не до разговоров, дыхание сорвешь. Тогда в Терсколе под Эльбрусом ничего не было. Это теперь весь Баксан застроили, а раньше там несколько домиков стояло. Поселочек небольшой. Подходим к нему - спины мокрые.
Оставляю ребят на дороге и шлепаю напрямик к огням Терскола: надо договориться о радиосвязи. А может быть, машина какая-нибудь там есть, подбросит до Ледовой базы. Силы сэкономим и время. Только я отошел от товарищей, как споткнулся в непроглядной тьме о камень и ушиб колено. Через несколько минут я снова чуть не перевернулся через голову и еще раз больно ударился ушибленным коленом. Эти нелепые падения, излишняя торопливость и досада на то, что я в спешке оставил на рюкзаке свой карманный фонарик, привели меня в состояние крайнего раздражения. И вместо того чтобы взять себя в руки и пойти тише, я почти побежал к огням Терскола, проклиная темень и пропавшего на Эльбрусе дурака.
Вдруг что-то крепко схватило меня за голеностоп, и я плюхнулся на землю. Дернув ногу, я почувствовал, что чья-то неведомая сила сжала ее еще крепче.
- А, черт! - Я дернулся еще раз и тут по едва заметному колебанию понял, что меня держит живое существо. От этого меня бросило в пот. - Кто это?!
В ответ хрюкнула свинья.
- Пусти! - Я машинально нащупал под рукой камень, резко перевернулся на спину. На меня из темноты глядела страшная волосатая рожа с рогами. Помню только, метнулся в сторону и моя рука попала на хвост. Это был конский хвост! Тут я забился, как зверь в капкане, и дико заорал.
Рассказывая потом много раз эту историю, я всегда говорил, что в тот момент решил, будто это черт. Пожалуй, это неверно. Я не знал, что это такое, не мог понять происходящее, а это-то и было самым страшным.
Сколько я так кричал, не знаю. Только вдруг ослепило меня светом карманного фонаря. Вокруг черными силуэтами стояли товарищи. Нога была свободна.
- Кто это был? - спросил я.
- Что с тобой? Как ты себя чувствуешь?
- Все в порядке, кто меня держал?
- Никто тебя не держал...
- Вы что думаете, я сумасшедший?! Тут кто-то был!
- Ты запутался в веревке, на которой был привязан як. Чего ты испугался?
- Какой як? Откуда здесь як?!
- Да из Китая привезли. Ты разве не знал? Вот он.
Ребята посветили фонариком, и я увидел небольшого яка с противной, как у черта, рожей. Он стоял в стороне и был привязан за кол шерстяной сванской веревкой. В петлю этой веревки и попала моя нога.
Вот это был самый страшный случай. Живого черта довелось повидать, а это не часто случается.
А они действительно могут показаться страшными, эти кутасы, если ты с ними не знаком, - снова заговорил Василий после посыпавшихся на него вопросов. - Потом уже, на Памире и на Тянь-Шане, я на них поездил... Центнер тянет, и хоть бы хны. На Алтае их зовут кутасами. Метра три бывают в длину, но невысокие. Шерсть до земли, здоровенные рога и лошадиный хвост.
- А их едят? - поинтересовалась Зинка.
- Едят. Молоко очень жирное, масло делают, сыр. Но главное - транспорт. По скалам идет, по ледникам, а в снегу прям траншею пробивает и прет как танк.
- А дальше? Нашли вы этого альпиниста-одиночку? - не терпелось Зинке.
- Дальше было уже совсем не смешно, - отвечал Василий. - После этой истории с чертом я почувствовал себя как-то неважно. Но надо идти. Мы достали машину и доехали до Ледовой базы, а оттуда я шел до "Приюта-11-ти" почти с пустым рюкзаком: ребята меня разгрузили. Они так веселились по поводу "черта", что через несколько часов у меня все прошло и я смеялся вместе с ними. На Приют мы пришли часа в три ночи. "Приют-11-ти" - это трехэтажное здание из алюминия. Продолговатый такой дом, вроде дирижабля. Стоит он на склоне Эльбруса на высоте четыре тысячи двести метров над уровнем моря. Там круглый год живут зимовщики - ученые и альпинисты. Ознакомившись с обстановкой, легли спать: положение было серьезным, от нас требовалась большая затрата сил.
Этот человек был старым альпинистом, но несколько лет назад его дисквалифицировали как спортсмена. Он был виноват в гибели своего товарища. Ему запретили заниматься альпинизмом, сняли все спортивные разряды. И вот теперь, через несколько лет, он приходит один на Приют и объясняет своим старым знакомым, что соскучился по горам и пришел взглянуть на Кавказ, на вершины, хотя бы издали. Альпинисты могли его понять, и на Приюте не стали возражать против того, чтобы он пару дней погостил у них. А он взял да и ушел ночью, оставив записку: "Друзья, не волнуйтесь, я пошел на Эльбрус. Был там четыре раза, все будет в порядке". Прошли уже сутки, как он ушел, а поиски пока ничего не дали. Погода была скверная, наверху здорово мело, не было видимости. Задача у нас была такая - подняться на обе вершины через седловину, осмотреть сверху склоны. Отряд из работников Приюта, после непродолжительного отдыха, шел низом, вдоль склонов.
У седловины мы обнаружили едва заметные следы, ведущие к хижине. Обратных следов и каких-либо других не было, все замело. Хижина тогда, после войны, была в запущенном состоянии. Высота там пять тысяч триста. Дверь так затекла льдом, что ее никто и не пытался открыть. Входили через окно, в котором не было рамы. Влезли внутрь - пусто. Только старые спальные мешки да полушубки грязные на нарах. Но он здесь был: нашли свежую консервную банку. Двоих из нас уже мучила "горняшка", сказывались усталость, темп и высота.
- Что за "горняшка"? - спросила Зинка.
- Горная болезнь.
- А что болит-то?