- Давали что-то. И я дал. Обычно я не подаю нищим, но тут выгреб из кошелька всю мелочь.
- Почему?
- Не знаю. Почему-то.
Хотя знал - потому что вспомнил парк, мёд волнистых волос и морские блики в невидящих глазах.
- Может, потому что человек заслуживает уважения. Ослеп, но не просто стоит с протянутой рукой, а даёт что-то взамен…
Рыжая резко встала:
- Ненавижу.
- Кого? - оторопел Анджей.
- Этих попрошаек, - сказала, будто выплюнула, - которые переступили через свою гордость и через себя. Которым не хочется бороться, что-то делать и идти наперекор судьбе. В наше время слепой вполне способен найти нормальную работу, но, конечно же, встать в переходе и протянуть руку гораздо проще! Слабые трусы! И из-за таких вот они и не воспринимают нас всерьёз!
- Кто они?
- Толпа! Она вообще не любит, когда кто-то от неё отличается. Как в лучшую, так и в худшую сторону. Не такие, как они, воспринимаются существами другого сорта.
Анджей уже понял - когда она злится, то не может оставаться на месте. Идёт вперёд, почти бежит, точно убегая от чего-то. Вот и сейчас Полина быстро шагала вперёд по заплаканному асфальту - Анджей еле поспевал - и говорила так же быстро, разбивая мелодию речи на такты - тростью об асфальт.
- Но если бы они при слове "слепой" сразу вспоминали бы Гомера, Мильтона…
- И Паниковского.
- Простите?
- Нет-нет… извините. Продолжайте.
Не читала. Да и немудрено.
- …Гомера, Мильтона, Баха, Дюлона и Борхеса, а не этих попрошаек в переходах - к нам относились бы гораздо лучше.
- Мне кажется, к слепым как раз хорошо относятся. Их жалеют…
- Жалеют! Ха! - смех её прозвучал необычно зло. - Вот в этом всё и дело! Жалеют, потому что считают тебя несчастным калекой, инвалидом… недочеловеком. И пусть в большинстве своём тебя жалеют добрые и милосердные люди - это идёт на уровне подсознания. Знаете ли вы, что значит вечное снисхождение? Что значит каждый день слышать в голосах окружающих эти доводящие до белого каления нотки? И чувствовать, как на грани сознания они думают "ты не такая, как мы, ты ущербная"? Все, все они. Даже мой младший брат. Даже родители. Даже бабушка - хоть этого почти-почти незаметно…
- Нет, - голос Анджея прозвучал хрипло. - Этого не может быть. Я… я же так не думаю.
Она остановилась. Обернулась через плечо на Анджея, замершего так резко, что чуть не споткнулся.
- Вы ведь не понимали, почему каждый вечер находите меня в парке.
- Да, - после секундного промедления просто ответил Анджей.
- Вы действительно так не думаете. Я это чувствую. И именно поэтому я каждый вечер прихожу сюда.
Анджей посмотрел на неё. Очень внимательно посмотрел.
- Да, - сказал он, - пожалуй, это хорошо, что мы тогда случайно встретились.
Полина задумчиво брела вперёд:
- А я думаю, что случайностей не бывает. И я тогда не случайно задержалась в парке допоздна.
- Что же, - уголки губ Анджея дрогнули в улыбке, - вы ждали меня? Знали, что я приду?
- Я, может, и нет. Но кто-то за нами присматривает… и он-то знает всё.
Анджей перестал улыбаться. Задумчиво посмотрел в тёмную бездну неба с колючими звёздами, проблескивающими в дырах тучевого купола, и неслышно и печально покачал головой.
IV
День. Два, три. Четыре, пять, шесть. Неделя.
- А правда, что у вас глаза странного цвета?
Смеркалось. Небо в последние дни потихоньку солнечнилось. За последние дни парк осветлился из серо-дождливого в золотисто-зелёный. Завтра снова будет солнце, думал Анджей. Как она и говорила. Странная девочка, этим воскресным днём снова неслышно шедшая рядом, вслепую ощипывая невесть откуда взятую ромашку.
- Всегда считал их серыми. А кто вам сказал?
- Бабушка. Она сказала, что они у вас прозрачные-прозрачные. И такого цвета… Голубо-серо-зелёного. Меняются. Вы разве не обращали внимания?
- Может, и обращал когда-то… И что же ещё рассказывала ваша бабушка?
- Ну не сердитесь. Мне захотелось хоть приблизительно вас представить, а вас расспрашивать показалось как-то… не так.
- Я… я и не сержусь. Мне просто интересно.
- Сказала, что у вас волосы русые. Когда вы были моложе, они топорщились вечным шухером, но бабушке так больше нравилось, чем сейчас. А сейчас вы их зализываете и делаете аккуратный до жути пробор. Зрение у вас всегда было не очень, но раньше вы не носили очков, а вот как стали аудитором… Мне кажется, это у вас больше психологическое.
- Знаете, а мне порой кажется, что у вас нет ни капельки уважения к собеседнику… к гораздо более взрослому собеседнику.
- Взрослый, маленький - какая разница? Я встречала детей, которые в десять были взрослыми, и взрослых, которые в пятьдесят оставались детьми, - пожала плечами рыжая. - А знаете, я еду на конкурс в Лондон!
- Правда? Здорово. И когда?
- Следующим летом… Я хочу поехать туда так, чтобы поплыть через Ла Манш. Послушаю море, - Полина вздохнула. - Вот странно - я всю жизнь мечтала послушать море, а сейчас вдруг подумала, что всё бы отдала, чтобы его не только послушать, но и увидеть… Как быстро человек хочет большего, чем получает. Или даже только может получить.
Анджей задумчиво мерил шагами парковую аллею. Вглядевшись в её глаза сегодня, когда они не отражали ночной фонарный свет, он впервые заметил, что они затянуты лёгкой туманной дымкой. Та же гладь моря, только мутная после шторма.
- Полина, а вас можно вылечить?
- Можно, кажется, - она не удивилась его вопросу. - Нужна пересадка роговицы. А ещё радужки… и хрусталика.
- А почему…
- Почему мы до сих пор этого не сделали? Потому что дорого, - просто ответила она. - А мы сначала на квартиру копили, потом на машину, теперь Сашку на подготовительные курсы в институт записали - вы знаете, он такой умный, что я ему даже завидую чуть-чуть. Экстерном школу в этом году заканчивает, на химический в МГУ собирается. И не факт, что роговица приживётся, плюс большая очередь… Ничего. Я привыкла, - мельком грустная улыбка. - К тому же я так давно не видела, что даже немножко боюсь, что будет, если снова смогу.
- Да… А что за конкурс? Сколько туров, какая программа?
Уголки губ Полины вдруг поползли вниз. Забавно, но когда рыжая огорчалась, её лицо сразу становилось похожим на грустный смайлик.
- Вообще-то… я хочу туда поехать. Но не знаю, получится ли.
- Почему?
- Потому… - она скомкала белые лепестки в кончиках пальцев и отшвырнула в сторону. - Потому что ко мне снова отнесутся как к говорящей обезьянке. Как всегда. Как везде.
Анджей немножко воровато огляделся, прежде чем сказать:
- А мне кажется, там люди другие…
- Люди везде одинаковые. И какие бы они не были, для них я в первую очередь буду слепой, а потом уже - флейтисткой.
Анджей вскинул бровь:
- Мне кажется или в последнее время вы стали менее жизнерадостны, чем в первый день нашего знакомства?
- Может… Хотя нет, не может, - она тряхнула головой. - Я же Полина. Солнечная. А солнце всегда жизнерадостно. Вот с кого надо брать пример.
- У солнца бывают затмения.
- Лишь когда его закрывает чужая тень.
Три.
- Где вы взяли ромашку в августе? - спросил Анджей.
- Это у бабушки надо спросить. Она мне подарила.
- И вы так безжалостно ощипываете бабушкин подарок?
- Бабушка разрешила мне его ощипать.
- Зачем?
- Погадать.
- А, на любовь?
- Конечно. А зачем ещё нужны ромашки?
Два.
- Можно ставить их в вазу. Это гуманнее.
- Гуманнее было бы их не срывать, а раз уж сорвал… Хотя мне кажется, что такая судьба лучше бессмысленного увядания. Эта ромашка всё равно скоро потеряла бы свою красоту. Только осталась бы никому не нужной.
- Любопытная точка зрения.
- Вы думаете, это неправильно, да? Да… Наверное, цветы должны жить.
- Я даже сказать ничего не успел, а вы уже считаете себя неправой.
- Ну, иногда у меня случаются приступы… сомнений.
- Или затмений?
- Может, и так.
Последний лепесток белой снежинкой упал на серость асфальта.
- Всё? - спросила Полина.
- Всё. И что получилось?
- Не любит, - вздохнула она.
- И кто же этот мальчик равнодушный?
Рыжая скомкала стебель в ладони:
- Секрет.
- Секрет так секрет, - смирился Анджей.
Дорога привычно несла вперёд свои машинные воды, изредка притормаживаемая плотинами светофоров.
- У меня ведь тридцать первого день рождения, - сказала Полина, когда они уже вошли в арку.
- Да, я помню.
- Могу я вас кое о чём попросить?
- Ну… да, наверное.
- Подарите мне сказку.
Анджей невесело рассмеялся:
- Вот именно этого, увы, и не могу.
- Почему?
- Вы же поняли, что я перестал писать.
- Я поняла. И хочу, чтобы вы начали заново.
Опять она за своё, подумал Анджей. Поставила себе целью наставить на путь истинный его заблудшую душу?
- Я знаю… мы с вами похожи, - непривычно было слышать в её голосе деликатную осторожность. - Вы же тот, кто отличается от них. Вы остаётесь им, несмотря ни на что - просто забыли об этом. И очень может быть, что это и моё будущее… Я пишу просто так, для себя, и писателем себя не назову. Но если я в один далеко не прекрасный день брошу, то когда-нибудь я обязательно к этому вернусь. Через год или десять лет - неважно.