- Девочка!.. Да я… я с университета люблю твою маму… и к тебе отношусь, как… О, боже, не могу! Язык не поворачивается. Я… я тебе и так денег дам. Хотя поверь, в этом никакого смысла. Я лично задействовал все свои связи в МВД…
Валя быстро пошла прочь.
- Куда ты!.. Я как раз собирался к вам… я подвезу… нет, матери я ничего не скажу…
Но Валя была уже далеко. Она бежала, огибая машины, выползшие на тротуары, бежала на красный свет и на зеленый. Наконец юркнула в стеклянную будку телефона–автомата и, сунув карточку в щель, позвонила Лене.
Однако подруги дома не оказалось.
- Пошла к тебе, - буркнула ее мать, что–то жуя возле трубки.
Валя понеслась к своему дому, чтобы перехватить Лену, но остановилась за детскими грибочками - возле подъезда поблескивала вишневая - она теперь казалась черной - машина Каргаполова. Если он расскажет матери… Он сказал, что не расскажет, а возьмет и расскажет. И мать убьет Валю… или сделает вид, что не знает об ужасной просьбе дочери, но будет знать…
Валя видела с улицы - свет горит в большой комнате, а в ее комнате не горит. Если бы Лена пришла, ее бы туда пропустили, чтобы она подождала. Где же Лена? Мел снежный буран, ноги в вельветовых брюках и кроссовках стали мерзнуть, пора сапожки надевать, не подражать московским девчонкам. У них зима теплая. Зайти куда–нибудь согреться? В чужие подъезды - страшно, в какой–нибудь бар - еще страшнее… схватят и увезут… Только вот так и можно - прятаться за столбами и за какими–то грузовиками с выключенными фарами.
Наконец около десяти вечера, из подъезда вышел Каргаполов, закурил, соря искрами, сел в машину и уехал. Кстати, вечером он ездит сам за рулем…
Замерзшая Валя, стуча зубами, готовая к любым суровым словам матери, поднялась на лифте и нажала на кнопку звонка. У нее еще не было ключа от нового замка.
- Кто?.. - дверь тут же отворилась. На пороге стояла мать с шалью на плечах. - Ты где ходишь?! На улицах черт знает что творится, а ты?.. Тебя Лена искала…
Валя повесила короткую свою куртку, разулась.
- Мам, прости. Я увидела афишу: приехала группа "Премьер–министр". А у меня заначка была, еще давняя… вот и хватило на билет постоять. Классно поют.
Может быть, даже не буран был тому виной, не трехчасовое шляние по ночным улицам, а разговор с Вячеславом Михайловичем - Валя ту ночь спала и не спала. Все казалось: мать подойдет в темноте и влепит пощечину. А после работы в пятницу и субботу, на садовом участке, девочка разболелась всерьез.
Пришлось все же вызвать врача, у Вали оказался катар верхних дыхательных путей.
Врач согласилась с методами лечения Татьяны Сергеевны: да, молоко, да, мед, но все же не помешает "фервекс", а еще хорошо бы и алтейный корень - "капли датского короля"… Несколько дней Валя не ходила в школу. Звонила Лена - Валя не захотела ее видеть, даже расплакалась:
- Нет!.. Я, мама, книжки почитаю. А завтра в школу, ладно?
- Нет. У тебя температура.
- Тридцать семь - это уже нормальная температура. Я так все пропущу.
- Вот папа вернется, нагонишь.
- Мам, он уже не вернется, - вздохнула Валя. - Посмотри, какие снега выпали, мороз трещит… Лежит папочка под белым одеялом… и его не разбудить. - Снова слезы, снова истерика…
И самой Татьяне не удержаться от слез. Смутные надежды на возвращение мужа время от времени вновь возникают… вот по городу прошли слухи, что некие бомжи в заброшенном таежном организовали колхоз (однако Каргаполов через областную милицию выяснил - там нет человека по фамилии Лавриков)… ночами кто–то звонит по телефону и молчит, только дышит в трубку, наверное, все же это мальчики звонят Валентине… А тут еще безумный старик с крестом на груди повадился ходить. Иногда хочется сказать себе: "Да черт с ним! Выслушай до конца! Может быть, хоть он что–то поведает. Может быть, в самом деле, эти мохнатые люди могут узреть в своих сеансах медитации то, чего мы не видим…"
- Дщерь моя, - прогудел он, переступив порог, пронзительным взглядом оглядывая Татьяну Сергеевну. - Вы готовы сегодня ответствовать мне?
- Да, да, - отвечала Лаврикова. - Проходите, садитесь.
Но старик не собирался садиться, он оперся на костыль и открыл красный рот. Но в эту минуту в открытую дверь кто–то постучал.
- Да не заперто же! - нервно крикнула Лаврикова.
В квартиру стремительно вошел, дергая горбатым носом и словно нюхая, как мышка, пространство вокруг себя, смуглый с седоватыми усами человек, каких мы называем людьми кавказской национальности, в красной коже, в спортивных синих шальварах и кедах.
- Хозаен не приехал?
- Еще в отъезде, - процедила Лаврикова. - Все?
- Женщина, зачем так разговариваешь? Он мина должен остался. Сказал - отдаст.
- Много? - зло спросила Лаврикова. - Миллион или больше?
- Немного менше. - Человек с юга, недоуменно поглядывая на бородатого старца с клюкой, быстро заговорил. - Он у мина брал водка три ящика, конъяк два ящика, шампанское семь ящиков. И яблок ящик. И шоколат коробка. И… осталной мелощ.
Лаврикова подошла поближе к незваному гостю. Тот вскинул брови, потряс листочком бумаги, на которой карандашом были записаны цифры.
- Михаил Иванович не пьет. Сладкого не ест, - тихо сказала Татьяна. - Вы, наверное, обманываете. Я сейчас попрошу сойти сюда нашего депутата, он с вами разберется.
- Какой депутат?
Лавриков показала пальцем вверх.
- Там живет депутат… его еще называют в ваших кругах Балалайка.
В карих, с желтоватыми белками глазах гостя с базара сверкнул страх.
- Нет, не надо Балалайка… - он отпрыгнул к двери. - Нет… я пошутил… нет… - И уже было исчез, как молча сопевший старец Юлиан рыкнул:
- Стой, вражье отродье!.. Ты почему гири сверлишь? Ты почему в арбузы стрептомицин колешь?! Господь, он един, и аллах твой из тебя барана сделает, верблюда сделает, чучмек жёваный! Пошел отсюда, гнида золотозубая!!
И уже когда каблуки южного гостя затихли за дверью, старец Юлиан сплюнул в бороду и тихо спросил:
- А что, Балалайка над тобой живет? - Видно было, что и он, гордый старец, побаивается бывшего вора в законе. - И ты мне тоже, стало быть, не подбросишь… на новую церковь… с пол–лимона?.. - Скривив кремового цвета лицо внутри огромного неопрятного волосья, он жалобно смотрел на Татьяну и сипло дышал.
"Неужели все они всерьез надеются, что я богата, что мы с Миней разыграли его исчезновение?" - мучительно думала Татьяна.
- Уйдите!.. - закричала она. - Я больше не могу!..
- Да что с тобой, дочь моя!.. - пробормотал старик, пятясь. - Марфа, возьми меня под руку! - Но Марфы поблизости не оказалось, и он сам двинулся на выход, подволакивая ноги и стуча палкой. - Мы зайдем в другой раз…
Бедный, нахальный старец, видимо, не очень–то здоров… Всех, всех жалко на свете!
- Мама!.. - позвала дочь из своей комнатки.
- Да, - перелетела туда Татьяна Сергеевна. - Что, моя милая?
Девочка лежала, глядя в мутное окно. На постели, поверх одеяла, были раскрыты толстенные тома "Технической энциклопедии" и "Библии", которые иногда читал отец.
- Мам, а папе дядя Слава нравился? Ну, когда вы учились.
Татьяна Сергеевна удивленно посмотрела на дочь.
- Когда учились?.. да, - осторожно ответила она. - Мы все были интересные тогда.
- Это хорошо, - тихо сказала дочь. И долго молчала. И вдруг: - Мам, а помнишь, папа показывал свои патенты с печатями? Ты мне можешь их показать?
- Конечно! - рассмеялась мать и принесла из спальни, из тумбочки, заветную папку с желтоватыми тесемками. Миня при гостях, будучи немного хмельным, пару раз хвастался, какие у него есть свидетельства об изобретениях, а также фотографии, где он запечатлен с известными учеными страны. - Вот! Смотри!
- Ой, сколько их тут! - Валя перебирала красиво оформленные листы: "Почетная грамота" с профилем Ленина, еще одна, еще три, "Свидетельство об изобретении", "Почетная грамота" без Ленина, "Патент" с печатью и синими напечатанными ниточками, как бы прижатыми этой печатью… А это что? "Награда". - Мам, глянь! Какой–то Саваоф.
Татьяна с улыбкой, которая тут же погасла, приняла в руки картонку, на которой были изображены облака с молниями и сверкали напечатанные цветным принтером слова:
"НАГРАДА.
Награждается гражданин России Михаил Иванович Лавриков красивой и умной женой Лавриковой Татьяной Сергеевной в виде аванса в ожидании больших свершений со стороны упомянутого гражданина М. И. Лаврикова во славу нашей Родины и во имя благоденствия семьи Лавриковых, включающей в себя упомянутую красавицу Лаврикову Т. С. и упомянутого паренька скромной внешности Лаврикова М. И.
Подпись: Саваоф".
- А я ведь эту бумагу и не видела! - простонала Татьяна, читая и перечитывая смешной документ.
- А меня тогда еще и не было?!. - жалобно воскликнула дочь. - Видишь, даже не упомянул!
Надо было бы дочери сказать: "Вернется - впишет!..", но нет уже веры. Мать с силой обняла дочь.
- Давай изо всех сил ждать… - пропищала Валя. - И тогда он вернется! Изо всех сил! Чтобы в ушах шумело! Вот у меня уже шумит! Дождемся, как Пенелопы, да?
За окнами рокотал ветер, гнал кубические километры снега по Сибири…