Он протянул пустую рюмку трактирщице. Та вылила то, что оставалось в бутылке, и вышла за новой. В Лали снова проснулся обличительный зуд. Она подступила к ним, разъяренная, и, облив презрением Рафу, заговорила гневно:
- Чем же это кончится? - И, испепелив Виктора взглядом, продолжала с возмущением: - Такой собирается представлять через две недели целую провинцию? Депутат, называется! Веди себя пристойно хотя бы ради партии!
Возвратилась трактирщица, на ходу вытирая пыль с бутылки. Рафа шагнул к ней, но наткнулся на стул и, чтобы не упасть, неловко ухватился за плечи Лали, а увидев лицо девушки совсем близко, забыл обо всем и звучно, театрально чмокнул ее в щеку.
- Не выпендривайся, Лали, любовь моя, - сказал он.
С гримасой отвращения она оттолкнула его:
- Не подходи ко мне близко, сукин сын, ясно?
Женщина, безразличная ко всему, откупорила бутылку и налила Виктору; тот выпил рюмку залпом.
- За партию, - пробормотал он, еле ворочая языком. - Я, Лали, партию уважаю, хоть ты и говоришь: нет.
Лали повернулась к нему спиной и положила на стойку бумажку в пятьсот песет.
- Получите, - сказала она женщине.
Собрала сдачу и проговорила, направляясь к двери:
- Я ухожу. А вы можете делать что угодно.
Она вышла в темноту, и Рафа, сгорбившись, поплелся за ней словно собачонка, а следом - Виктор, но в дверях он споткнулся о порог и плюхнулся на колени прямо в лужу. Рафа, держась за живот, истерически хохотал, пока Виктор не поднял на него серьезных глаз; тогда, сразу перестав смеяться, Рафа спросил:
- Что случилось, депутат?
- Случилось, - сказал Виктор со странным, задумчивым выражением, - то, что мы собрались спасать спасителя.
Рафа оглушительно расхохотался.
- Вот именно, - сказал он. - Собрались спасать спасителя. - И, продолжая хохотать, словно подчиняясь непреодолимой потребности, чуть наклонился вперед и стал мочиться.
Лали открыла дверцы автомобиля и, когда Виктор после двух безуспешных попыток наконец поднялся, запихнула его в машину. Сама села за руль и пристегнулась ремнем.
- Мы поехали, - сказала она Рафе в окошко.
Рафа, шатаясь, подошел к машине и, сев рядом с Лали, опять засмеялся, но уже вяло. И все повторял: "Здорово сказано: спасать спасителя". Он уронил голову на грудь. Лали протянула руку у него за спиной и захлопнула дверцу. Машина тронулась, Лали включила дальний свет и поехала на второй скорости. Она сердилась и вела машину молча, быстро, на поворотах не сбрасывала скорости, а только мигала фарами. Рафа еще некоторое время поклевал носом в такт качке и скоро заснул, привалившись головой к стеклу, с открытым ртом, отвисшим подбородком. Лали искоса взглянула на него и вздохнула с облегчением. Она вышла на прямую и прибавила скорость, но тут услышала, что Виктор сзади завозился и раздался его жалобный голос:
- Лали, останови, пожалуйста, меня тошнит.
Она крутанула руль, въехала правым колесом на травянистую обочину и, выйдя из машины, увидела, что Виктора выворачивает прямо на шоссе. Она поддержала его обеими руками - за лоб и затылок. Он обливался холодным потом, и с каждым приступом рвоты все его тело сводило судорогой. Лали сказала тихо-тихо:
- Потерпи, уже проходит.
Он поднял голову, вытер рот платком. Глаза у него были чужие. Он сделал глубокий вдох и посмотрел на нее.
- П… прости, - сказал он.
В ямах по обе стороны дороги трещали сверчки. Он поднял глаза к усыпанному звездами небу.
- Какая… прекрасная ночь, - сказал он. - Может, пройдемся немного? Я очень пьян, Лали.
Они пошли вперед по дороге: Лали - скрестив руки на груди, Виктор - рядом, пошатываясь. Она сказала:
- Вы оба вели себя как мерзавцы.
Виктор остановился. Посмотрел отсутствующим взглядом. Сказал с чувством:
- Этот человек в нас не нуждается.
Лали двинулась дальше. Сказала:
- Может, ты все-таки забудешь этого сеньора Кайо? Доисторическое существо, и не более того.
Виктор с жаром замахал руками.
- Доисторическое? Лали, ты можешь мне сказать, чем наш образ жизни лучше его?
Лали заговорила снисходительно, но стараясь не раздражать Виктора;
- Я тебя умоляю, Виктор: образ жизни у сеньора Кайо - допотопный.
Виктор зацепился ногой за ногу, и на минуту показалось, что он вот-вот рухнет, но в последний момент он удержался и, вывернувшись, вырос перед Лали, заступив ей путь:
- Т… тебе и вправду кажется: важнее пересказывать Альтюссера, чем знать свойства бузины?
Он смотрел на девушку пристально, с затаенным лукавством и ждал ответа. Лали опустила глаза.
- Пошли назад, - сказала она.
В самом конце прямого участка дороги виднелись габаритные огни их машины. В кюветах оглушительно трещали сверчки. Виктор помедлил. Сказал:
- По какому праву хотим мы вырвать их из родной почвы и сунуть в нашу мясорубку?
Лали подумала. Сказала:
- Знаешь, депутат, ты от пьянки прозрел.
Виктор рванулся к ней, жадно схватил ее маленькую нервную руку, словно ища защиты.
- Не оставляй меня, - почти закричал он.
Лали слабо улыбнулась.
- Успокойся, - сказала она.
Они зашагали неверным, сбивчивым шагом, то совсем рядом, то чуть расходясь, но рук не расцепляли. Подойдя к машине, остановились.
- Знаешь, что я скажу, - заговорил Виктор, и речь его становилась все горячее. - Мы, городские умники, ссадили их с осла под тем, видите ли, предлогом, что это - анахронизм… да так и оставили идти пёхом. Скажи мне, Лали, что будет с этим треклятым миром в тот день, когда не останется ни одного человека, который бы знал, в чем прок от бузины?
Возбуждение Виктора росло, и Лали с гримасой боли попробовала высвободить свою руку, которую он все еще сжимал.
- Пусти! - сказала она. - Мне больно.
- Ой, прости, - сказал Виктор. - Прости, я и не заметил.
Лали растерла пальцы пострадавшей руки, потом открыла заднюю дверцу машины и помогла Виктору усесться.
- Ну вот, - сказала она, как ребенку. - Теперь мы можем ехать и разговаривать, только потихоньку, чтобы не разбудить этого.
X
Проспект, как и весь остальной город, был безлюден, если не считать отдельных запоздалых гуляк, которые входили или выходили из кафе и дискотек. Черная, матовая от влаги мостовая скрадывала свет, и от этого улица казалась еще темнее, а свет фар - жалким по сравнению с праздничным зрелищем плакатов на стенах и тысячами разноцветных листовок на земле. На площади Лали развернулась и, подъехав к светофору, остановилась, отстегнула ремень и сказала Виктору:
- Смотри, депутат, не выкидывай мне здесь номеров.
Виктор, задремавший в уголке, встрепенулся и выпрямился, но тут же схватился за грудь, словно от боли, и ошарашенно посмотрел в окошко.
- Где мы?
Лали снова тронула машину.
- Дома, - сказала она.
Она свернула на тротуар, дала задний ход и въехала в узкое пространство между домами в десяти метрах от кафе, поставила машину. Она еще не успела выключить мотор, а Виктор уже тряс Рафу за ворот:
- Эй, очнись! Приехали!
Рафа сразу открыл глаза и закрыл рот. Ощупал языком небо и, автоматически достав пачку сигарет, вытащил одну и зажал в губах. У дверей кафе стояло несколько человек. Лали поморщилась и пригнулась к рулю, стараясь увидеть, горит ли свет на четвертом этаже. Рафа, еще не пришедший в себя, захихикал: - Хи-хи-хи-хи! - Повернулся к Виктору, словно подхватывая шутку.
- Собрались спасать спасителя.
Виктор стал открывать дверцу.
- Подожди выходить, - властно сказала Лали.
- Почему?
- Так будет лучше, потом объясню.
Виктор заметил группу около кафе и приподнялся было, собираясь выйти.
- Пойду скажу им пару слов.
- Подожди, - сказала Лали.
- И я хочу выйти, - сказал Рафа, возясь с дверной ручкой.
Лали удержала его за руку.
- Ты останешься здесь, пока я не скажу, - проговорила она.
- Елки, Лали.
- Без всяких елок, чучело гороховое.
Виктор ватным языком старательно выговаривал слова, пытаясь делать это естественно.
- Начальник говорит… - сказал он. - Начальник говорит, что настоящий член партии должен нести истинную веру всегда: и когда работает, и когда гуляет, ест, и даже когда спит…
Не успела Лали кинуться к нему, как он настежь распахнул дверцу и вышел из машины, но левой ногой попал в свежую ямку под акацией, не удержался и шлепнулся на асфальт, смешно тараща глаза, будто удивляясь собственной неловкости. Рафа хохотал за окошком машины, потом, перестав смеяться, быстро опустил стекло и прокричал в окошко:
- Да здравствует сеньор Кайо, старик!
Люди, стоявшие около кафе, замолчали и посмотрели на них. Виктор пытался подняться, цепляясь за акацию обеими руками. Лали выскочила из машины, помогла ему встать и стала заталкивать в машину, а Виктор все повторял: "Пусти, Лали, я в полном порядке, Лали, пусти". Когда ей почти удалось запихнуть его внутрь, из машины вылез Рафа и, выписывая кренделя на тротуаре, завопил:
- Черт подери, скажи, Лали, чтоб земля остановилась!