Когда я в третий раз к аппарату подбежал со своей партнершей, я повернул в левую сторону, а нужно было в правую. Я знал, что в правую, да забыл. Два раза уже правильно поворачивал, а тут забыл. Партнерша моя повернула правильно, но я ее в свою сторону потащил, и получилась путаница. Она упала, заплакала, а этот режиссер, черт бы его побрал, сейчас же выскочил из машины, подбежал к нам и стал на меня орать. Все повторял мне, что "кадр не состыкнется", монтажа не будет и еще что-то там не получится.
Я немного его послушал, неприятно было, и говорю:
- Вы что думаете, мне пять лет? Если вы на всех вместе орете, это еще ничего, орите себе, пожалуйста. Но если вы на меня в отдельности орете, то, выходит, вы лично на меня орете…
Он как заорет:
- Меня не касается, сколько тебе лет, паршивец!!! Если пришел заработать - работай как следует, а не порть мне кадры!!! А не то я из тебя душу вырву, шкуру сорву и на съедение дикобразам отдам! Это творческая работа!!! - И все в таком роде.
Я на его рот смотрел, такой громадный рот, как у бегемота, и все эти слова оттуда, как из вонючего мешка, вылетают. Неужели он думал, будто я из-за каких-то проклятых денег буду все это выслушивать? Да я эти деньги еще ни разу не зарабатывал и таким образом зарабатывать не собираюсь! Я сначала растерялся, я всегда немного теряюсь, когда на меня вот так налетают, ни с того ни с сего, главное. А потом ухмыльнулся, повернулся и пошел.
Он вслед мне:
- Куда?! Обратно!!!
Вот это был режиссер! Ну и режиссер, как вспомню. Ясно, плохо у него картина получалась.
Странно он все-таки вел себя, как бы то ни было.
Я шел по площади, вслед мне неслось:
- …На кого же мне еще орать, как не на тебя?!! Ну, на кого же, на кого же еще! На Иисуса Христа? На Бонавентуру?! Отвечать будешь!!!
Я шел через пустую площадь, а весь народ у крепостных ворот стоял. Я и не думал оборачиваться на его крики. У меня своя точка зрения была. Пусть они лучше этот момент снимут, как я через площадь иду, а не какую-то липу…
Я и не собирался обратно идти, не хватало еще! Тогда он понял - я уйду, побежал за мной, схватил меня за плечо:
- Слушай, что ты делаешь? Ну что ты делаешь?! Ты с ума сошел! Разве можно так поступать! Господи боже мой, что он делает!!!
Руками свою голову обхватил:
- Ну, я тебя умоляю…
Вот не ожидал!
Забежал вперед меня, дико весь взлохмаченный:
- Ну, хочешь, я перед тобой на колени встану…
Я так испугался! Возьмет да встанет на колени, вот еще! Кошмар какой, ужас! Я сразу забыл про все его оскорбления, и неудобно: съемка срывается, людей задерживаю…
- Что вы, что вы… - говорю.
Он так ласково меня в спину подтолкнул - ну, ну, давай, давай, - и все сначала пошло, опять глупая беготня с этой девчонкой началась.
А он как влез в машину, сейчас же - снова крыть всех на чем свет стоит.
Между прочим, девчонка, партнерша моя Лена, страшно понравилась мне.
Я понял это, когда съемки кончились и все разошлись.
Красивая была, по-моему, девчонка.
9
Таких денег я еще никогда не имел. Может, для кого и чепуховые деньги, но только не для меня. Но я не знал, что купить на них! То есть купить можно было многое, но что?
Первым долгом я бы купил перчатки, настоящие боксерские перчатки, но мне даже на одну пару не хватало. Выпросить денег дома, добавить к моим, но после арфистской истории нет никакой возможности.
Я мог бы купить боксерский шлем, но тоже не хватало, да и зачем он, если перчаток нету.
И наконец, можно было бы отдать эти деньги родителям, очень даже благородно с моей стороны - берите на ремонт поврежденной арфы, я виноват, я и плачу своими собственными деньгами. Но моих денег наверняка не хватит, эта арфа дай бог встанет!
Я так рассуждал: если я не прошу, чтобы мне добавляли деньги на перчатки, то тем более не стоит добавлять свою ничтожную сумму на ремонт арфы. И там и здесь нужно добавлять, так лучше нигде не добавлять. И неужели оперный театр не может заплатить, раз такое несчастье?
Я уже почти собрался купить себе вымпел добровольного спортивного общества "Спартак", который я видел в витрине спортивного магазина, и повесить дома на стену. Я хотел пока с этого вымпела начать свое спортивное движение, а на оставшиеся деньги купить какую-нибудь мелочь. Но опять стал думать, не отдать ли мне все-таки деньги отцу. Я вспомнил его лицо, как он посмотрел на меня, когда я появился в балконных дверях, и покупать вымпел показалось мне величайшей нелепостью. Я ужаснулся, как подобная идея могла посетить мою голову. Пожалуй, впервые за все время я на себя критически посмотрел. Более пустую трату денег и придумать трудно! К чему мне вымпел? Надо же до такого додуматься!
Отдам деньги отцу!
Я опускал руку в карман, нащупывал там деньги, не вывалились ли они случайно. Но они никуда не вывалились, и я представлял себе, как отдам их отцу, подбирал слова, которые скажу ему при этом. Только так должен я поступить, только так! Как хорошо, что я не купил никому не нужный вымпел! Слова "величайшая нелепость" очень понравились мне, и я решил почаще произносить эти слова в подходящих случаях.
Мне поскорее хотелось избавиться от денег, они мне мешали. Я не мог спокойно сидеть на уроке, все ерзал, поворачивался назад и подмигивал Гарику Боякину, только и ждал, когда прозвенит звонок, ничто другое мне в голову не лезло.
На переменке я сказал о своих деньгах Гарику, и он набросился на меня, почему я, видите ли, не сообщил ему о съемках. Он тоже бы заработал, в кино снялся. Скоро он успокоился, и я стал с ним советоваться, куда мне деть деньги. Я бесповоротно решил отдать деньги отцу, но все-таки посоветоваться мне еще хотелось. Когда отдам, уже ни о чем таком советоваться не придется.
Мы с ним вышли во двор, я руками махал и на весь двор орал про боксерские перчатки: как было бы здорово, если бы я их купил, и как здорово, что я их все-таки не купил.
Звонок прозвенел, но я не собирался на урок идти (с такими-то деньгами!), и Гарик со мной остался.
- Деньги родителям не отдавай, - сказал он, - когда ты еще заработаешь, а тут уже заработал.
Верно ведь.
- …Родители каждый день зарабатывают, а ты единственный раз заработал.
Тоже верно.
- …Родителям твои деньги капля в море, а тебе целое состояние…
Верно все. Много ли пользы им от моих денег! Зато если отдам - благородно с моей стороны, честно. А если не отдам, подло, что ли? Ничего подобного! Мои деньги, сам заработал, куда хочу, туда трачу, сам себе хозяин, вот еще!
В конце концов мы к неожиданному решению пришли. Какого-то парня попросили, чтобы он водки купил. И с этой бутылкой мы с Гариком устроились в скверике на скамейке. Земля вся в солнечных зайчиках. Старушки и дети. Сквозь листву деревьев било солнце, зайчики прыгали и качались. Дети носились по скверику взад-вперед, визжа и хохоча. Небо чисто и ясно, а скамейки совсем новенькие - недавно покрашенные. Мы долго старательно открывали бутылку, повозились изрядно. Я заметил, что неплохо в таком случае купить еще селедки, чтобы по всем правилам. Гарик сбегал за селедкой в магазин, а я ждал его, обняв бутылку и болтая ногами.
Селедка оказалась большая, жирная, и мы перепачкались, пока ее разрывали на две части. Водку выпили прямо из горлышка. Морщились, но стойко пили. Не хотели показать друг другу, что пьем впервые. Глаза мои заволокли слезы, и скверик, дети и старушки просматривались сквозь пленку. Я кинул недопитую бутылку в кусты, схватил селедку. Ел как во сне. Размахнувшись, Гарик запустил селедочной головой в проходивших мимо людей. На нас закричали. Селедочной головой он попал в человеческую голову.
Что-то в нас изменилось, и все вокруг изменилось. Я всеми силами старался показать, будто ничего во мне не изменилось.
Мы встали, обнявшись, улыбаясь, как мне казалось, широко и приветливо всем людям, и двинулись вперед на клумбу.
Совсем близко от меня маячило, качалось, расплывалось и моментами прояснялось лицо очень забавной старушки. Я скорчил ей самую приветливую рожу, на какую был только способен.
- А ребятки-то, ребятки-то, ребятки… - испуганно сказала старушка.
Мы с Гариком свалились на цветы. Смех душил нас. Мы выдергивали цветы с корнями, лежа на животе и дико хохоча.
- Глядите, что делают! - сказала старушка.
- До моего возраста они не доживут, - сказал подошедший старик.
- Никогда они до вашего возраста не доживут. Умрут.
- И цветы помяли, - сказал старик.
- Бог с ними, с цветами, - сказала старушка, - жизнь свою не берегут.
- С таких-то лет, Господи, с таких-то лет… - сказал старик.
- К могиле приближаются медленно, но верно, - сказала старушка.
Мы этих слов не слышали.
Наверное, уже в это время мы мчались вниз по улице с цветами в руках. Всю эту сцену наблюдала Ирка Лебедева, а мы ее и не заметили.