Вошла мать. Косило ее, как никогда. Ни с того ни с сего она сказала:
- Ведь я была у знаменитого Павлова, невропатолога, и он даже меня не осматривал, а сразу посоветовал не расстраиваться.
Идет в свою комнату, скрипят пружины кровати. Оттуда я слышу:
- Павлов мне сказал: вам нельзя расстраиваться, вам нужно больше спать.
- Бессовестно ты поступаешь с матерью! - Отец натягивает на голову свою неизменную брезентовую фуражку, собирается уходить.
Мне хочется остановить его, пойти с ним, но как это сделать?
- …Знаменитый невропатолог Павлов… нервная система человека…
Никто ее не слушает.
- Не уходи, отец…
- Откройте дверь профессору! - кричит мать. - Когда меня не косило, я открывала двери каждую минуту!
Да, это Шкловский, профессор. Ни я, ни отец звонка не слышали.
Отец снимает фуражку.
Профессор Шкловский прошел к матери в комнату, а мы с отцом остались сидеть в столовой.
Стояла перед нами стена - картина. Невольно смотрел на нее отец, и лицо его хмурилось. Но было и другое выражение на его лице. Труднообъяснимое…
Он ждал Шкловского, держа фуражку на коленях.
…Профессор Шкловский отвел отца в сторону.
- Я должен вам кое-что сообщить, - сказал он побледневшему отцу, - считаю своим долгом.
- Что-нибудь серьезное? - встревожился отец. - Неужели что-нибудь серьезное?
- Скажите, сколько времени ее косит таким образом?
- Месяца два… - сказал отец упавшим голосом.
- Она не перегружала себя физически, не поднимала тяжестей?
- Ну, что вы… я бы не посмел…
- Видите ли… - сказал профессор, - по моему мнению, она совершенно здорова. Я трачу свое время, вы тратите деньги, я смею заявить: она нисколько не больна.
- Как?! - У отца был растерянный вид.
- Вполне возможно, она сама верит в свою болезнь, но это, как вы сами понимаете, другое…
- Я ничего не понимаю, - сказал отец.
- Представьте, такое случается. Мне приходилось наблюдать, - вздохнул профессор.
- Что случается?
- Лень элементарная. Простите, эгоизм…
- Я вас не понимаю.
- Мне некогда. Денег, прошу вас, не надо. Ни в коем случае.
Он взял с вешалки шляпу.
- Я в полном обалдении, - развел отец руками.
- Здесь я вам не помощник, - сказал профессор.
- Объясните мне, все объясните, - сказал отец.
- Ну, что вам объяснять, - сказал профессор, - это долго.
- Не долго, - сказал отец.
- Долго, - сказал профессор.
- Это у нее внушение? - спросил отец.
- Это другой случай, - вздохнул профессор.
- Другой? - сказал отец. Вид у него был жалкий.
- Женщины требуют к себе внимания, - отвечал профессор, пытаясь пройти, - они многого требуют. Однообразная домашняя работа их утомляет, они ищут выхода, находят его по-разному…
- Не хотите ли вы сказать, что жена моя вполне здорова? - сказал отец, загораживая дорогу.
- Вот именно это я и хотел вам сказать.
- Доктор, вы не шутите? Я своим ушам не верю! Ведь были врачи! Массажист Кукушкин брал по пять рублей в день! Он накладывал ей горячий парафин на спину, он месяц накладывал ей парафин на спину, профессор!
- Кукушкин ей не нужен, - сказал профессор.
- Кукушкин брал по пять рублей, - повторил отец. - За что же он их брал?
- Я, как видите, с вас ничего не беру, - сказал профессор, отстраняя отца. - Не в моих принципах брать с людей деньги ни за что.
- А Жислин?! - почти крикнул ему отец. - А врач Жислин?
- Жислин был введен в заблуждение, - сказал профессор, возясь с французским замком.
- Вот еще новость! - Отец был ошарашен крепко. - Вот еще гуси-лебеди перелетные… - Никогда я от отца не слышал такого выражения.
- Откройте же мне, наконец! - сказал профессор.
- Вы меня озадачили, доктор! - сказал отец. - Вы меня чертовски озадачили, как же мне теперь все понимать?..
- Поменьше обращайте внимания, мой совет. Не каждый будет с вами так откровенен, как я. Но мое правило, я считаю своим долгом сказать все начистоту. Только когда больной серьезно болен, я считаю своим долгом ему этого не говорить. Но лечить его. Вы меня поняли?
- Ничего я не понял, - отвечал отец, открывая профессору дверь, - ровным счетом я ничего не понял.
Захлопнув дверь, отец воскликнул:
- Каков гусь, а? Я его хотел вышвырнуть, негодяя, мошенника! Не мог в болезни разобраться! Порол мне глупость целый час! Но у него хватило благородства не взять денег! Ему стыдно брать… Каков профессор?! Но какую чушь он порол, а? Ты слышала, что он порол?
- Что он сказал? - спросила мать.
- Противно повторять, не стоит. Противно его слушать. Хотя он и не взял денег, но более подлого человека я в своей жизни не встречал!
Они вышли на балкон и так стояли, облокотившись на перила, отец крыл профессора, премилая картина.
9
- Алло!
Я чуть от радости не задохнулся, когда Иркин голос услышал.
- Здорово, что ты мне позвонила, - говорю, - ужасно здорово!
Она сразу замолчала, ждет, что я ей еще скажу.
- Ужасно рад, что ты мне позвонила! - твержу. Ничего другого мне в голову не лезло.
- Это я уже слышала, - говорит.
- Я правда рад, клянусь!
- И это все? - спрашивает она своим шикарным голоском.
- Нет, не все.
- Так что же еще?
Хотелось ей картину показать, обрадовался я как сумасшедший. Стал ей про родителей плести, что они не скоро возвратятся, без всякого подхода.
- На что ты намекаешь? - спрашивает.
Я и не собирался намекать, разволновался еще больше.
- Не пройдут эти штучки! - говорит.
Какие штучки? Вот дура!
Вдруг слышу хихиканье, похоже - она там не одна. С подружкой. Между собой затараторили, потом она говорит:
- Хорошо, мы к тебе вдвоем придем, можно?
Терпеть не могу, когда девчонки по двое ходят. У меня немедленно желание появилось их разъединить. Ведь они обычно как вцепятся друг в дружку - не оторвешь.
- Вообще-то можно! - говорю. - Но лучше было бы, если бы ты одна пришла.
- Нет, нет, к тебе я не приду.
Опять они между собой переговорили, она заявляет:
- Подружка раздумала.
И сразу захихикали.
- Ну и оставь ее, - говорю, - оставь ее в покое…
Подружка кричит в трубку:
- Вы хотите, чтобы она от меня отделалась? Не выйдет!
Ирка говорит:
- Для чего это ты нас разъединить собираешься, интересно?
Подружка говорит:
- Лучше проведите нас в оперу, будьте добры, век не забудем, миленький…
Хихикают, дурочки, вовсю. Глупые разговорчики. Хихикайте себе на здоровье! Чуть было трубку не повесил.
- А мороженого нам купите? - говорит подружка.
Я трубку не бросил. Что еще скажут, интересно.
Ирка говорит:
- Страсть хочется чего-нибудь отчебучить, вылезай-ка ты из дому, лучше будет…
…Они стояли у парадной и хихикали.
- Чего бы нам такое отчебучить? - сказала Ирка.
- Поржать охота, - сказала подружка.
- Мы столько ржали, - сказала Ирка, - заржались до упаду!
- Ну и ржите себе на здоровье, - сказал я, немножко на это обидевшись.
- Больше всего на свете мы любим ржать, - сказала подружка.
- Иногда начнем - не можем остановиться, - сказала Ирка. - Умора, да и только.
В атмосфере непонятного ржания чувствовал я себя неловко. Ржать мне было, прямо скажем, не над чем.
- Куда же мы направимся? - сказала Ирка.
- В Ботанический сад, - сказал я почему-то.
Они на меня посмотрели своими круглыми глазами и захихикали.
- Если хотите, можно пойти в другое место, - сказал я, не представляя, куда еще можно пойти.
- Ой, девочки! - сказала подружка. - Пойдемте в оперу! Ой, там, наверное, сегодня Пинкисевич репетирует! Ой, как он танцует, миленький!
- Правда, там сегодня Пинкисевич репетирует, - сказал я обрадованно, всовывая ей пропуск. - Он там сегодня точно репетирует.
- Ой, может быть, мы вдвоем пойдем, - сказала Ирка. - Неужели он сегодня репетирует? У тебя есть, Нинка, деньги? Купим цветы Олежке?
- Пойдемте, я вам куплю цветы, - сказал я. - И можете себе оставить пропуск. Больше он мне не нужен.
- Живем! - запрыгала Нинка. - Каждый день будем ходить на репетиции!!
- Ходите по очереди, - сказал я, - и фотокарточки меняйте. Сегодня одну приклеили - завтра другую. Печатку подрисуйте. К моей фамилии букву "а" припишите.
- Вот отчебучим! - взвизгнула Нинка. - Мы вас никогда не забудем, вы нас спасли! Чур, я первая!
- Но чтобы завтра - я, - сказала Ирка.
- Не забудьте, кто за кем, - сказал я.
Нинка помахала Ирке и умчалась вприпрыжку с моим пропуском, забыв про цветы.
Купили на углу мороженое. Медленно и молча поплелись к Ботаническому саду. Не вязался у меня с ней разговор никак.