Злили всех и те панибратские отношения, которые существовали между Сусанной Андреевной и учениками. В замечаниях, которые она изредка писала в дневники ученикам, она величала их как-то по-домашнему: Танечка, Инночка, Костенька, Женечка… "Костенька! Дневник - это документ!" - ласково напоминала она Благовещенскому, который вздумал записывать туда вместо домашних заданий полюбившиеся рубаи Омара Хайяма.
Не лучшим образом курировала Сусанна Андреевна и комсомольские собрания класса, и в результате собравшиеся комсомольцы затевали какие-то совершенно ненужные диспуты, на которых обсуждали проблемы житейские.
- Но ведь мы всё время говорим, что комсомол - школа жизни, - отвечала Сусанна Андреевна на упрёки директора. - Что толку, если они всем известные истины будут повторять как попугаи? Пусть мыслят!
Директор школы Тимофей Тимофеевич ждал с нетерпением, когда же надоевший ему десятый "Б" покинет школу. Он собирался предложить Сусанне Андреевне на будущий год четвёртый класс.
Было Сусанне Андреевне сорок девять лет, но выглядела она моложе. "Конечно, - вздыхали считающие до зарплаты рубли учительницы, - домработница домой приходит. С таким мужем до ста лет можно девочкой ходить. Для нас школа работа, для неё - развлечение. Говорят, она даже на рынок на машине ездит…"
Информируя Сусанну Андреевну о событиях, происшедших в её отсутствие, Алла Степановна надеялась тем самым избавить себя от дальнейшего участия в делах десятого "Б", а дело оставалось одно - наказание виновных.
Дождь барабанил в крышу с утроенной силой. "Алла! Выходи!" - выстукивал он тонкими мокрыми пальцами. Деревья трясли ветками с маленькими зелёными листьями, водосточная труба напоминала дракона, хвостом привязанного к крыше.
- До свидания, Сусанна Андреевна! Я побежала! - Алла Степановна повесила трубку. Она не сомневалась, что завтра Сусанна Андреевна появится в школе.
Когда Алла Степановна открыла дверь и вышла на улицу, дождь радостно лизнул её в лицо, словно преданный пёс.
19
Деньги, которые мучительно искались, чтобы заплатить за проезд в троллейбусе, обнаружились в изобилии, чтобы купить дешёвого портвейна "Деляр" по рубль двадцать девять.
- Вино моей юности! - усмехнулся Серый. Потом посмотрел на Гектора. - А вы, сударь, наверное, предпочитаете шампанское?
- Да, - просто ответил Гектор.
- Люблю скромных людей, - усмехнулся Серый.
Серый, Алик, Гектор, Оля, Юна и Катя сидели в кафе напротив сфинксов, привезённых когда-то давно в Петербург из стовратных Фив, ожидали, когда из открытых окон спортзала академии грянут нестройно три гитары и застучит, забесится ударник. Тогда начнутся танцы, тогда погасят свет, тогда распахнутся настежь окна, тогда сидеть все будут на полу вдоль стен, тогда синий сигаретный дым взметнётся к потолку, тогда станет всем хорошо и весело.
Гектор любил танцы, любил громкую музыку. Когда она гремела, он, обычно спокойный и уравновешенный, чувствовал, как поднимается в нём что-то сладкое и тягостное, ласково обволакивает мозг, выгоняет на лоб капли пота, перебивает дыхание, нарушает ритм сердцебиения. Как бы изменяется под действием музыки реальность. И девушка, на которую он бы никогда не обратил внимания, кажется в момент танца материализованной мечтой, единственной целью существования, всё забывается - детство, отрочество, юность, собственное честолюбие, стремление к великому, к прекрасному - всё ничто, всё дрянь, кроме музыки в голове и девушки напротив. Поэтому и танцевалось так исступлённо, словно последний раз в жизни.
Называлась группа "Сны", и состояла она из четырёх человек, незнакомых Гектору. Пока они только располагались в отведённом углу, усилители неслаженно выли, гитары резали воздух, как тупые ножи, а высокий парень в голубых штанах, как заклинание, бубнил в микрофон: "Раз… раз… раз-раз!"
- Пора! - сказал Серый.
В спортзале взревели в полный голос гитары, зачастил и мелким бесом заколотил по барабану ударник, все ринулись туда. Составленных в угол коней, бревно и даже узенькие брусья оседлали молодые длинноволосые люди. А девушки стояли пока у подоконников, курили вовсю, преувеличенно громко смеялись, совсем не вслушивались в музыку. Да и нечего было в неё особенно вслушиваться, поскольку все танцы под неё одинаковы, как близнецы. Лёд отчуждения между танцорами и исполнителями, между девушками и юношами растаял, словно в кипятке.
Играли "Сны" неплохо.
Гектор быстро потерял Алика и Серого в колышущейся толпе. Но, впрочем, это его не огорчило.
- Какие игруны! - сказал Гектор, когда "Сны" закончили первую песню. Одной рукой Гектор обнимал за талию Олю, целовал её в щёки, словно мёдом, а не пудрой были они намазаны, смотрел осоловело по сторонам сквозь табачный дым. Как-то незаметно оказались они с Олей в самом центре зала, где поплясывали, покрикивали, посвистывали и потоптывали юноши и девушки, ощутившие вдруг какую-то непонятную общность и любовь друг к другу. "Love me!" - было написано на майке у одной красивой девушки. "I am as good, as I should like to be!" - у другой. Виделось Гектору всё же нечто противоестественное в столь грубом и бесцеремонном вторжении шумовых эффектов в собственную психику, но была в этом и своеобразная прелесть - настало время сиюминутных откровений и липовых истин.
Потом появилась некрасивая Юна и потащила затанцевавшихся Гектора и Олю в тёмную, заляпанную красками аудиторию, где сидели, словно студенты на лекции, Алик, Серый, Катя, а на столе перед ними вместо конспектов стояли две открытые бутылки портвейна.
Серый: Где ты был, любитель шампанских вин?
Юна: Он "легко мазурку танцевал и кланялся непринуждённо".
Катя: В политехническом "Белые ночи" играет, а мы здесь пропадаем…
Серый (весело): А портвейн? Он не даст нам окончательно пропасть!
(Пьют из одного стакана по очереди.)
Серый (Гектору): Полегчало?
Алик: Пошли плясать!
(Веселье растёт. Каждая "забойная" песня сопровождается восторженными криками. Ударник стащил с себя рубашку, и толстая спина его заблестела, точно политая подсолнечным маслом. Оля и Гектор опять оказались в центре.)
Оля: Почему у тебя испортилось настроение?
Гектор: Не обращай внимания…
Оля: Что будет первого мая? Видишь, я не забыла…
Гектор: Всё нормально будет первого мая…
Оля: Ты пригласил меня к себе. Кто-нибудь ещё придёт?
Гектор: Не всё ли равно?
Оля: Ты мне можешь объяснить, что с тобой?
Гектор: Могу. Мой лучший друг увёл у меня девицу…
Оля: Ты давно знаком с Серым?
Гектор: Тысячу лет. Но… Я не хочу видеть его первого мая…
Им удалось пробиться к открытому окну. Окно смотрело во двор академии. Там белели гипсовые фигуры людей и коней с отломанными хвостами. У Гектора болела голова. Хотелось холодной воды. Без сожалений оставив красивую - в короткой юбке и в замшевой куртке Олю у окна, Гектор пошёл в тёмный коридор, который напоминал положенный набок колодец, и пропал в нём, утонул, как ведро, когда перетирается верёвка. Запутался Гектор в бесконечных лестницах и ответвлениях. Одни коридоры были высоченными, другие низенькими - то там, то здесь тлели красными точками сигареты, смеялись девушки.
Гектор вспоминал недавний разговор с отцом, когда тот поинтересовался, чем, собственно, собирается Гектор заниматься в жизни. "Я буду поступать в университет", - ответил Гектор. "Ну а если не поступишь?" - спросил отец. "Тогда буду поступать на следующий год и уже точно поступлю", - сказал Гектор. "Русский язык и литература - твоя страсть, твоё призвание? - спросил отец. Гектор пожал плечами. - Надо всё-таки иметь в жизни цель, - сказал отец. - А ты даже сформулировать её не можешь…"
"Где же она, моя цель? - шёл по коридору Гектор. - Где ты, где ты, моя цель? Куда ты летишь, стрела моя? - Гектор остановился. Впереди у подоконника целовались девушка с парнем. - И кто любовь моя? - подумал Гектор. - И где моё будущее?" - он вдруг вспомнил, как по утрам смотрелся в зеркало, и собственное изображение словно пропадало, растворялось в зеркале. Чемпионы мира по боксу, знаменитые артисты, гениальные разведчики водили там хороводы, полыхали ринги, неистовствовали толпы, прекрасные девушки с лицами сфинксов летали в Зазеркалье и протягивали Гектору свои красивые тонкие руки…
"Феерия, феерия, гриновский карнавал, - подумал Гектор. - Так можно представлять себе будущее в десять лет, но не в семнадцать! Что же я делаю? А вдруг я… Вдруг я просто-напросто бездарен? Я же ко всему отношусь спокойно! Все вокруг знают, что им делать дальше, а я… Я… же совсем об этом не думаю! Почему?! Надо сдать школьные экзамены, - сурово сказал себе Гектор, - потом сдать вступительные в университет. Надо полюбить, надо страстно, неистово полюбить русскую классическую литературу! Завтра же я начну перечитывать классиков! Завтра же я начну заниматься! Я поступлю в университет! Я стану самым главным знатоком русской литературы! - Гектор почти бежал, но коридор всё не кончался. - А ещё я встречу хорошую девушку, - подумал Гектор, - и влюблюсь в неё. Хотя такие вещи не загадывают…"
Но вот музыка смолкла, и Гектор остался один, совершенно один перед дверью, из-под которой выползала жёлтая змейка света. Дверь была приоткрыта.