Хорошо, что в их садовом товариществе после окончания дачного сезона не отключили электричество. Не так страшно одному ночью, когда знаешь, что можешь зажечь свет. Саша растопил печь. Взял с книжной полки бархатный с фольговым тиснением фотоальбом. Вынул из него несколько любимых фотографий. Достал из самой глубины дачного буфета чашки и заварил в них чай из дачных заначек, притаившихся в глубине буфета. Поглаживая их с нежностью, потому что это уцелевшие за многие десятилетия – еще бабушкины чашки. Приставил к красной в крупный горошек чашке фотографию бабушки в нарядном платье, к синей кобальтовой с потускневшей стершейся позолотой – военную фотографию деда. К чашке дулевского фарфора с крупными размашистыми розами – фото родителей.
Сам уселся, улыбаясь им, напротив. Перед расставленными фотографиями близких, которых уже нет на свете. Но оставшихся и ставших в беде еще ближе ему и пронзительно роднее; бабушка, дед, мать, отец– такие близкие и такие далекие теперь. Саша поставил и себе алюминиевую кружку с горячим, но быстро остывающим в холодный чаем. Он прихлебывал свой чай, мысленно здороваясь и беседуя с родными, смотрящими на него с черно-белых фотографий. Он заснул, уронив голову на руки, лежащие на столе.
Снег шел, мягко оседая на предыдущие слои снега. Того редкого – искрящегося, радостного, чистого снега, какой был только в детстве. Тихо заметая дремлющие шестисоточные эдемы советских времен, не рассчитанные в те совковые времена на настоящие зимовки и потому пустующие в ожидании весеннего тепла нового дачного сезона. Оконные стекла были густо облеплены снегом, белым, белым, белым… так что если бы кто-то и заглянул в окно, вряд ли разглядел бы с улицы сидящего за столом мужчину, положившего голову на скрещенные на столе руки.
С черно-белыми фотографиями, прислоненными к чашкам с обледеневшим чаем внутри. В недопитых чашках с чаем до самой весны стоял бурый лед.
С тех пор, как он стал бомжом, всякий раз засыпая, он надеялся не проснуться. Исполнение желаний порой сбывается.
19. Stylo
Stylo охватило с юности забытое чувство легкости, пьянящей радости удачи. Победы, как бывало во времена студенческой сессии после удачно сданного экзамена. В голове ярким вихрем проносились "веселые картинки" – поток всех давно желанных покупок, которые она давно не могла позволить себе купить. Но это обновление гардероба она, мысленно обласкав, погладив, прижав к себе то одну, то другую вещицу, – резко зачеркнула, вообразив… Вовсе не кольцо с изумрудом, не сладость и прохладу десерта на пляже вечного лета Доминиканы. Нет… Она вообразила простую, самую обыкновенную платежку. Банковский перевод с оплатой обучения сына в следующем году. И она сама ощутила, как по ее лицу расплылась улыбка удовольствия, как бывало в детстве, когда хвалят за хорошую отметку в школе или вовремя вымытую посуду к возвращению мамы с работы. Потому что лежащий в ее сумочке договор, только что подписанный с нею одной известной телестудией на ее новый сценарий "Что такое триллер?" превращал все эти мечты в реальность. С таким настроением Stylo усаживалась в свою машину после подписания договора, выпорхнула со студии. Это был договор с гонораром на кругленькую сумму на ее сценарий многосерийного телесериала, который она мастерски собрала из любительских, но трогательных историй, которые она удачно вовремя скопировала из интернета с сайта сценаристов. Вовремя – потому что те истории почему-то стали исчезать вслед за своими авторами, без прощаний, без пожеланий удачи остальным форумчанам – просто молча исчезали. А Stylo, как сценарист-профессионал, помогла окуклиться тем странным историям-воспоминаниям до состояния настоящего, вполне рабочего сценария. По которому уже с понедельника запускают новый проект и начнутся съемки телесериала. Stylo поехала прямо из студии сразу отдохнуть на дачу. Ведь несколько бессонных ночей, когда она приводила в порядок сценарий, очень сказывались. Она уже предвкушала, как отоспится, как суток трое не будет вылезать из постели, а только нежиться и нежиться в постели, когда свернула на проселочную дорогу. Но тотчас раздался звонок сотового. Это звонил режиссер будущего телесериала по ее сценарию "Что такое триллер?" Знаменитость, талант, но редкостная зануда. Режиссер сразу же принялся укорять ее в очевидных только ему недостатках сценария. Главным образом в том, что "это не триллер, а мелодрама", милый современный дамский "Декамерон". Что нужно бы, чтобы Йёлеса зверски запытала-замучила бывшая соседка по коммуналке манекенщица-Нонка из мести за свою любовь-неразделенку времен своей молодости. Что Миралинда должна была в конце концов оказаться тайной лесбиянкой и полюбить мать Витаса, а не самого Витаса. И так режиссер еще долго что-то такое нудел, самозаводясь от своих нездоровых фантазий вечного и недоразвитого подростка. Это привело к тому, что все то, что Stylo мечтала ощущать первые три дня на даче, нежась в постели, неожиданно мягко навалилось на нее облаком-подушкой и окутало ее с головы до пят. Отключая и парализуя ее. И голос режиссера слился с гулом мотора, и Stylo сама не заметила, как глаза ее закрылись.
Она очнулась от боли, вернее – болью стала вся она сама. Валяющийся рядом сотовый, словно издевательство судьбы, работал, из него доносился голос режиссера. Говорившего, говорящего и говорящего… без остановки. Stylo отерла кровь с глаз и тупо уставилась в старый дуб на обочине, в который она только что врезалась, заснув на секунду за рулем.
"Почему? За что? Я незнакома с этим дубом, я ничего плохого ему не сделала… Господи, я рехнулась, как этот идиот-режиссер?" – пронеслось в ее голове. И в этот момент она услышала, что режиссер, почуяв неладное, закричал:
– Вы меня слышите? Почему молчите? Вы слышите меня? Что за треск у вас там был?!
– Триллер… просто триллер… – прошептала Stylo и отключилась.
20. Витас
Заснеженный предновогодний Вильнюс превращается в новогодние дни в шкатулку подарков радости жизни. Вывески магазинов, витрины, украшенные улочки – все превращается в бесконечное праздничное поздравление. Улочки Вильнюса в дни Рождества и Нового года как никогда наполнены светом нарядных витрин, воздухом, пропитанным ароматом теплой, сытной выпечки с корицей и ванилью. И тем особым новогодним смехом прохожих, спешащих выбрать подарки, запасти что-то вкусненькое к праздничному столу, что звучит праздничным гимном в старинном городе. Рождественские распродажи в магазинчиках очаровательны… Какие-то дружеские компании, для которых праздник уже наступил, веселят горожан, увешанных подарочными коробками и пакетами в их руках. Атмосфера Рождества чувствовалась во всем. Поскольку во все времена есть и будет: "Книга – лучший подарок!" – по-советски трогательно эта старомодная реклама, сверкая стильным неоновым дизайном, украшала в эти дни вход в книжный магазин старинного двухэтажного дома. И там было много посетителей, даже в конце дня, выбиравших книги для подарков. Продавщицам пришлось намекнуть задержавшимся посетителям, что и у них тоже Новый год наступит одновременно со всеми. И им хотелось бы успеть домой. Особенно трудно было продавщицам книжного магазина это объяснить основательно загулявшему финну, который, находясь под градусом, шумно требовал, чтобы к нему вышла какая-то продавщица Велта из кондитерского магазина. Он принял книжный магазин за кондитерский. И все попытки объяснить бузотеру, что он перепутал магазины и никакой Велты здесь быть не может – к желаемому результату не привели. А их объяснения только распаляли соискателя Велты из кондитерского магазина одновременно. Но все три продавщицы с трудом все же вытолкали несостоявшегося Казанову к выходу магазина. Но и тут он кричал и звал неведомую Велту, пытаясь прорваться обратно в магазин. Это привлекло внимание живущего на втором этаже этого же дома мужчины. И он, услышав шум под окном, решительно распахнул окно кухни. И, свесившись из окна, крикнул трем милым немолодым библиограциям, своим давним приятельницам, которые работали в этом книжном магазине еще во времена СССР, когда его матушка работала в этом магазине, вернее – директорствовала в этом милом и старинном книжном мирке.
Он спросил их, нужна ли им мужская помощь, чем очень обрадовал их.
– Да, Витас! Помоги нам его угомонить! Финн явно перебрал. А ты же переводчик, объясни ему, чтобы он от нас отстал! Объясни ты ему, что это книжный магазин, а не кондитерский! И скажи ему, что никакой Велты у нас нет! Не работает у нас Велта! Магазин закрывать пора! А он привязался…
Витас неожиданно для себя даже обрадовался этой нелепой истории, очень кстати развеявшей его обычную предновогоднюю хандру.
Он перешел на финский язык и объяснил финну, уже успокоенному самим появлением Витаса в окне. Витас объяснил ему, где находится тот самый кондитерский магазин, в котором действительно работает милая хохотушка Велта. Всегда наряженная в стиле октоберфест, в ярких жилетках с туго-пикантной шнуровкой – она была чертовски хороша. На старинный манер кружевной чепец этой 20-летней красотке тоже был очень к лицу.
Посмотрев на пушистый медленно падающий снег, Витас захотел прогуляться, подышать праздничным воздухом родного Вильнюса. Чтобы сбежать от одиночества, которое особенно гнетет сердце и душу в такие семейные праздники, как Новый год. Поэтому он предложил финну подождать его пару минут, пока Витас потеплее оденется, чтобы спуститься и проводить его до заветного магазинчика, который находился на расстоянии 20-минутной прогулки. Продавщицы магазина были просто счастливы и признательны Витасу – спасителю и избавителю. Они вернулись в магазин, чтобы подготовить его к закрытию. А финн, протрезвевший на свежем воздухе и спокойный, оказался нормальным и даже симпатичным парнем лет тридцати. Он остался у входа в магазин, чтобы дождаться Витаса.