После окончания переговоров Филипп поднялся в свой номер и, рухнув в кресло, минуту-другую сидел расслабленно. Он добился того, чего хотел, его "команде" осталось отшлифовать протокол о намерениях, завтра утром его подписать и дальше уже работать над контрактом с конкретными цифрами. Филипп опустил руку в боковой карман пиджака и достал телефон, который предусмотрительно выключил перед началом переговоров. "Кто это нам звонил за эти три часа?" - и он начал открывать номера на экране. А вот и звонок от Кати, в 14.30 по-московски. Он сразу же отзвонил в ответ.
- Катюшенька, ты звонила? Что хотела сказать? - заворковал Филя.
- Звонила сказать, что люблю тебя.
На фоне утренних переговоров по бизнесу, а речь шла о потенциальных десятках миллионов, это было как нокаутирующий удар - видеть видишь, слышать слышишь, а вот ни сказать, ни что-то сделать в ответ не можешь. Только коленки подкашиваются.
- Катюшенька, я скоро к тебе приеду, - быстренько пробормотал он, не очень понимая, что говорит и обещает. - Ставь чайник…
- А ты где?
- В Вене. Но это ничего, я быстро.
На самом деле Катя днем слушала радио, и по какой-то программе Стиви Вандер пел на английском нежно и сладко: "I just called - to say - I love you". Песня весьма почтенного возраста, но она впервые вслушалась в слова, и ей захотелось тоже позвонить. Сначала она огорчилась, что Филипп не ответил, но вспомнила, что он вчера должен был куда-то на пару дней уехать, и лишь вздохнула. И вот к чему это привело теперь.
Собрать вещи удалось за мгновение, тут же вызвал Олега, благо тот никуда не ушел из номера, полагая, что они через час пойдут куда-нибудь поедать очередной венский шницель, запивая бокалом венского пива. Партнеры тоже оказались в зоне досягаемости, и он быстро объяснил им, что, поскольку все вопросы согласованы, бумагу завтра утром подпишет Арнаутов, а ему надо срочно в Москву. "Форс-мажор", понимаете. В Москве было уже восемь вечера, когда Филипп вылетел в Россию, чтобы успеть до полуночи примчаться к Кате.
Наутро Олег Арнаутов объяснил все партнерам одним словом - любовь. Партнеры понимающе закивали головами. Правда, ехидный Беат Трауб предложил в следующий раз брать эту самую "любовь" с собой, так будет, мол, гораздо дешевле и удобней. Но протокол при этом подписали, оставив в одном месте пробел для подписи Филиппа.
Однажды в субботу днем Катя забрела на традиционный московский блошиный рынок, который проходил на Тишинском рынке. Она рассматривала старые этюды, пытаясь распознать, к какому времени они относятся, не говоря уже о фамилиях живописцев.
Рядом с ней стояла с увеличительной лупой в руке ухоженная дама уже серьезного возраста и также внимательно вглядывалась то в один, то в другой квадратик. Иным словом назвать этюды было нельзя - они меньше того, что называют словом картина, но и, конечно, это не миниатюра. Так что - квадратик. Наконец она обратила внимание на соседку, глянула не нее, пытаясь вспомнить, где они виделись, и поздоровалась. Катя улыбнулась в ответ и тоже поздоровалась. Все шло по правилам хорошего тона - первой здоровается старшая по возрасту.
- Мы где-то встречались? - поинтересовалась старшая дама.
- Не уверена, хотя в Москве все возможно. Меня зовут Катя Дождикова, - представилась модель.
- Екатерина Савельевна Красавина, - представилась в ответ ценительница картин. - Вы коллекционируете живопись?
- В какой-то степени да.
- Тогда нам стоит укрепить знакомство и выпить по этому поводу по чашке капуччино, - предложила Красавина.
Естественно, что кофейная церемония продолжалась гораздо дольше, чем занимает само поглощение напитка. Красавина вручила новой юной знакомой свою визитку и предложила приехать к ним "запросто", вместе со своим молодым человеком. "У нас есть, что посмотреть… Да хотя бы завтра вечером наведайтесь…"
"Полагаю, что англичане и французы каким-либо образом договорятся о своем влиянии и управлении островом, а никого другого сюда не пустят. Россия может, тем не менее, строить свои торговые отношения с Маврикием и получать отсюда различные товары. Российский флот может сюда заходить для пополнения провианта и воды, а командиры военных кораблей могут рассматривать только возможность укрытия в его гаванях в чрезвычайной ситуации, когда не видят иного способа спасения…
Если моя дальнейшая жизнь сложится благополучно, я хотел бы, чтобы мои наследники посетили эту землю обетованную, и, надеюсь, они разделят мои чувства."
В квартире на Скатертном хозяева и гости расположились за журнальным столиком. Беседа была оживленная, все неплохо шутили. Слово за слово, и Филипп обмолвился, что прошлой осенью он побывал на Маврикии и теперь мечтает, что когда-нибудь снова соберется на остров.
- Вы там отдыхали с компанией друзей? Через турфирму? - поинтересовался Львович.
- Не совсем отдыхали, скорее, искали приключения. К счастью, удачно.
- Вы видели марку "Голубой Маврикий"? Я когда-то увлекался филателией и мечтал о ней, - вполне искренне признался Красавин.
- Видел. И голубой Маврикий, и оранжевый. А голубой даже в руках держал, - бесхитростно признался Филипп.
И Львович вдруг понял, что в гостях у него сидит тот самый "Филя", который нашел ту самую марку. Жизнь выкинула такой фортель, который невозможно придумать - Красавин считал еще не так давно этого "всезнайку" своим личным врагом, который ограбил его, а вот он тут и пьет кофе в его доме, а марка лежит где-то в сейфе швейцарского банка, и теперь ее уже никто не увидит. Но Львович умел держать удар судьбы и даже улыбаться.
В гостиничном номере в Амстердаме Игнат и Филипп готовили Василия к предстоящей церемонии. Жених - в белой парадной форме офицера российского флота. Пуговицы были надраены до ослепительного блеска, прическа соответствовала, с одной стороны, уставу, а с другой - была достаточно "творческой".
Игнат пришел к другу в номер не с пустыми руками, он принес из своего номера впечатляющий коричневый, свиной кожи саквояж, с которым прибыл накануне. Оттуда, дождавшись решающего момента, торжествующе достал… кортик. Настоящий офицерский кортик в ножнах, на портупее со львами, с якорями на темляке, с ручкой настоящей слоновой кости.
- Ты как кортик-то провез? - не скрывал своего удивления Василий.
- Сказал, что лечу на гастроли оперной труппы Большого театра и буду петь партию Пинкертона в "Мадам Баттерфляй".
- Неужели поверили? А если бы попросили спеть?
- Спел бы. Я в школьном хоре знаешь как пел… Громче всех.
На самом деле в аэропорту Домодедово, где-то внизу, куда пассажиров не пускают, где через огромный сканер пропускали все чемоданы, дежурный нажал кнопку "стоп", увидев в чемодане большой нож.
И тут же голос диктора возвестил на весь аэропорт: "Господина Коршикова просят подойти стойке досмотра личного багажа у паспортного контроля". Там его встретили и повели через дверь "служебный вход" по лестнице вниз, туда, где транспортером перемещался багаж всевозможных рейсов, проходя через огромный сканер. В стороне стоял чемодан Игната. Дежурный таможенник вместе с милиционером поинтересовались: ваш?
- Мой, - согласился Игнат.
- Это у вас там такой большой нож лежит?
- Ножи, дорогие мои, на кухне бывают, а это - офицерский морской кортик, - красиво, со значением, почти баритоном произнес Игнат. - Правда, для меня это - реквизит. Я лечу петь партию Пинкертона в опере "Чио-Чио-сан". Он приносит мне удачу. Я всегда надеваю его перед выходом на сцену. Так сказать, примета. Без него ария не пойдет…
- Ну ладно, а то все-таки такой редкий предмет появился на экране… Почти антиквариат… Успехов вам.
На том и расстались.
И вот теперь Игнат ловко прикрепил кортик к парадному, с золотой нитью офицерскому поясу друга.
- Совсем другой вид… - пробормотал сраженный красотой друга Филипп, который крутил в руках солидную, одной из последних моделей черную "Лейку" Василия, доверенную ему на этот день.
…В большом готическом соборе Амстердама, построенном почти полтора столетия назад, началась церемония бракосочетания. Судя по обилию цветов и гостей, заполнивших зал, пара новобрачных должна быть действительно неординарной. Приглашенные гости - мужчины в смокингах и фраках, дамы в светлых платьях, украшенных то и дело вспыхивающими брильянтами, - тихо переговаривались между собой, органист что-то наигрывал, не особенно стараясь музыкой педалировать значимость момента.
В правом от центрального прохода ряду скамей сидели гости со стороны жениха. В первом ряду было отведено место самым близким - Игнату и Валентине. Валентина надела роскошное платье, таким образом отомстив Василию за свой костюм в московском ЗАГСе, а Игнат был в парадной форме ВМФ России, вот только - черной и без кортика. Рядом с Валентиной, по правую от нее руку, расположился майор Каталкин, на сей раз в элегантном смокинге с бутоньеркой в петлице. Несколько ревниво поглядывал на него банкир Пыльнев, которого эскортировала одна из Ирин. Геннадий решил таким образом премировать девушку, хотя перед отъездом из Москвы дал ей понять, что рассчитывать на опутывание его узами Гименея рассчитывать не стоит. Впрочем, он и сам не знал, чего он хочет. Видно, время его еще не настало. Хотя Ирина, надо отдать ей должное, подобрала себе платье с впечатляющим декольте, так что Пыльнев время от времени искоса бросал взгляд на ее основной "капитал".
- Коля, - прошептала Валентина, - а тебе так идет смокинг… Где взял?