– Ладно, – сказала Света, – я расскажу.
И она поведала остальным ребятам то, что уже знал Кашира.
– Офигеть! – Ремизов даже присвистнул. – И куда же девалась такая прорва продуктов. Сорок процентов – это уже не хвосты и чешуя. И потом, это же регулярно происходило, насколько я понял.
Лена уже давно ерзала у Тимофея на коленях. Тот сжал ладонями ее бедра и поднял вверх на вытянутые руки, точно куклу, показывая всем.
– Извертелась вся, егоза курносая! Хочешь говорить – подними руку, спроси разрешения у старших и говори.
Та замахала руками, застучала кулачками по Тимохиным рукам, пытаясь вырваться. Да куда там!
– Что ты вертишь меня, как куклу какую. Положи на место немедленно, Тимка приставучий!
Народ просто зашелся от хохота. Смеялись все: и ребята, и Света с Дашей.
– А, они еще и смеются! И вы тоже?! Подруги называется! Положи, говорю, на место! – пищала она сверху.
Тимофей опустил ее и разжал руки. Она соскочила с колен и отпрыгнула в сторону двери.
– Тут стоять буду.
Тимофей протянул к ней руку.
– Не пойду я к тебе, медведь!
– Лен, да ладно тебе…, не сердись, ты и вправду как кукла под потолком болталась…, у вас вес и габариты слишком разные…, да-да, как у папы Карло с Буратино… Не сердись, если бы ты эту картину со стороны видела…, – говорили мальчишки, еще всхлипывая и вытирая слезы, но постепенно успокаиваясь.
Даша встала, подошла к ней, взяла за руку и потащила, еще упирающуюся и брыкающуюся, правда, больше в шутку, чем всерьез, назад к Тимофею. Тот подхватил ее, пристроил на коленях, повернул ее головку к себе и зашептал на ухо: "Ты, Кнопка, на Тимоху не сердись – мы с тобой только что большое дело сделали. Видишь, все улыбаются и друг друга любят, а то сидели как на допросе: по одну сторону – мы, по другую – вы, как враги какие. А теперь все снова друзья. Ты говори теперь, что хотела". Та обернулась к столу и обвела всех взглядом:
– Я вот что сказать хотела. Мы все равно всех подробностей не знаем, как все начиналось. Да и Аля не знает.
Она с красным дипломом техникум закончила, работала в столовых, а потом дяди из управления ее заприметили и перевели в ресторан. Затем сделали шефом. Она старалась и однажды ее вызвали в управление и предложили в Дубну завпроизводством, там, где иностранцы. Ей интересно было и хотелось очень. Кому же не захочется, это же очень…, – она запнулась, подыскивая нужное слово, – ну когда ты слишком молодая на такую должность идти, а тебе предлагают…
– Лестно, – подсказал Валька.
– Вот-вот, это самое, лестно ей было, и она согласилась, и перед подругами нос задрала: я вот такая молодая, а уже завпроизводством в валютном ресторане, хоть он и столовой называется. А ее, соплю зеленую, специально туда посадили, чтобы воровать и если что, то все на нее и свалить. Это все ее следователь Вася разузнал. Он влюбился в нее и очень хотел помочь. Хотел настоящих воров найти и нашел, только доказать не смог. Альку вон в колонию не отдал – сделал так, что и на нее уликов не было. Вот и все, что мы знаем.
– Улик, а не уликов, извини. Ты, Ленка, умница. Только это не все. Скажи, почему вы так перепугались, что мы все узнаем. Алевтине пришлось специально к вам зайти со мной вместе и почти приказать, чтобы вы все рассказали, – Кашира вопросительно смотрел на нее.
Лена потерла нос ладошкой, повертела головой, поерзала и вновь открыла рот:
– Я боялась, что не догоню ее вдругорядь…
В разговор вступила Светлана.
– Она маленько не досказала, потому и не понятно. Когда Алю из тюрьмы после суда выпустили, за "недосказанностью", или как там говорят, то Вася устроил ее к нам в столовую. Мы же ведомственные, от вашего института, району не подчиняемся. Он очень жениться на ней хотел, но ей совсем не нравился, как мужик. Он приезжал каждый день, а мы же тогда вообще ничего не знали, думали – жених. Один раз они говорили вечером на улице у заднего выхода, где машины подъезжают, а потом орать начали. И мы слышали, как он кричал: "Сука неблагодарная, если не хочешь по-хорошему, то будет по-плохому. Я тебя просто трахать буду, как шлюху". Потом он ударил ее ладонью по лицу, хлопнул дверью своей машины и уехал. А Алька вся в слезах и соплях прибежала к нам в столовую и все рассказала. А потом Вася приехал в первый раз, а как он уехал, то если бы не Дашка, Али сейчас и на свете бы не было.
При этих словах заерзала уже Даша. Попыталась спрятаться за Вальку: ухватилась за его руку повыше локтя и спрятала глаза за его плечо.
А Светлана между тем продолжала:
– Он тогда приехал в начале недели, это потом стал по четвергам приезжать. Мы видели, как он пошел к ней в комнату. Пришли в свою, посидели, пожалели Альку, еще что-то поделали, не помню сейчас, да и стали спать собираться. А Дашка как сидела на кровати, так и сидит. Мы ей говорим, чтобы раздевалась и укладывалась, а она нам: "Нет не лягу, и вы не ложитесь, будем Алю караулить." Почувствовала, что неладно будет. Потом шаги по коридору, мужские, тяжелые. На этаже нет никого, вот как сейчас. Тут вообще редко кто живет, командировочные только, так те недолго, или наши рабочие, тоже недолго, у всех дома свои, просто пока здесь работают, так тут и живут: каждый день из деревень с нашими автобусами сюда не наездишься. Ну так поэтому мы сразу поняли, что это Вася уходит. Дашка к двери подскочила и приоткрыла чуть-чуть. И через несколько минут легкие шаги по коридору пробежали, женские. Мы из подъезда выскочили, видим, Аля бежит по дорожке к Дмитровке, то есть прямиком к каналу. Тут я поняла, что Дарья, даром что самая младшая, а самая умная из нас оказалась. (Даша, прижав к себе Валькину руку, вообще постаралась превратиться в тень). Потом наша Алевтина остановилась, постояла секунду и повернула налево, на дорожку подъездную к столовой. Не через скверик ко входу, а где машины к задней двери ездят. Тут Дарья сорвалась с места и за ней. Мы следом. А Аля увидела нас и пробежала мимо столовой, да прямиком в лес.
Светлана остановилась и отпила несколько глотков из своего стакана:
– Ух как в горле пересохло!
– Да, грязная история, – протянул Кашира, – и страшная. Понятно теперь, почему Аля не хотела сама все рассказывать.
– Ничего тебе еще не понятно, – запрыгала у Тимохи на коленях Лена, – страшно в лесу было. А Светка про лес еще ничего не рассказывала.
Светлана продолжала прихлебывать из стакана:
– Сроду столько не говорила.
– Как не говорила? Такая болтушка – рот не закрывается, – возразил Равиль.
– То болтать, а то рассказывать, – серьезно объяснила Светлана, ставя стакан на стол. – Про лес, значит.
Мы туда, за Алей следом, так и влетели, а там уж ни дорожек, ни фонарей. Куда бежать? Дашка кричит: "Слушайте, где ветки трещат!" А сама не останавливается, только не видно ничего, ветки по лицу так и хлещут, царапают. Тут Ленка нас обогнала с какими-то палками в руках. Она их вперед выставила, чтобы ветки по ним били, а не по лицу. Они по ней и не били почти, все нам с Дашкой досталось. Проскочили мы чащу, дальше редкие деревья пошли и от луны видно стало. Альку впереди увидели. Ленка палки свои бросила да так чесанула! Маленькая, а бежала в два раза быстрее, чем мы с Дарьей.
– Я всегда быстрее всех бегала. В школе чемпионкой была, – присоединилась к рассказу Лена. – Беглянку-то нашу я догнала, а дальше что? Дарья кричит что-то сзади, но сама от бега задыхается, а потому кричит урывками: "ноги… хвати…". Тут до меня дошло. Я Алю немного обогнала и бросилась ей в ноги, обхватила руками и ногами. Когда прыгала, так получила коленом в ребра, аж искры из глаз посыпались, и руки с ногами совсем ослабли, будто меня парень на спину завалил.
Она вдруг сообразила, что последнюю фразу в мужской компании произносить не стоило. Засмущалась, закрыла себе рот обеими ладошками и жалобно обвела мальчишек глазами. Те ободряюще улыбнулись, а Тимофей притянул ее за плечи к себе, поцеловал в уже целованный затылок и произнес: "Мы этой твоей слабостью пользоваться не собираемся. Продолжай". Лена поерзала, борясь со смущением, но мальчишки, в отличие от подруг, смотрели доброжелательно, и она наконец опустила руки и продолжила:
– Я просто хотела сказать, что Алька легко бы меня отцепила, но тут девчонки подоспели. Мы ее втроем повалили. Она брыкается, дерется с нами и все выкрикивает: "Пустите меня, сыкухи, все равно жить не буду". Мы ей: "Алечка, Алечка…" Дашка ее пытается поцеловать, а она мотает головой, отбивается от нас, плачет взахлеб, а потом зарычала по-звериному и сбросила нас с себя. Мы попадали на спины, а она встала на четвереньки и поползла куда-то. У меня со страху трусы намокли. Ой!!!
Лена снова зажала рот ладошками.
Светлана с укоризной сказала: "Молчи уж, рассказчица, лучше я доскажу".
– Ленка все правильно сказала, мы до жути перепугались, когда Алька зарычала и стала ползти. Я подумала, что она с ума сошла. И тут слышу, Дарья кричит нам: "Что разлеглись! Держите ее, валите и сядьте ей на руки". А сама уже на ногах и бежит куда-то в сторону к зарослям какой-то травы в пояс высотой и начинает эту траву рвать, а сама повизгивает: "Ой, мама, ой, мама!" Тут я сообразила – она крапиву рвет. Мы с Ленкой подскочили к Алевтине, опрокинули ее, сели ей коленками на руки и держим, а Дарья задрала ей платье и давай хлестать крапивой по голым ногам, по животу, по… по другим местам. Та при каждом ударе вначале вскрикивала, извивалась вся, а то вдруг затихла, только вздрагивала от ударов. Дашка отшвырнула свой пучок в сторону, подула на обожженные ладошки, упала перед ней на колени, обхватила руками за голову и прижала к груди. Баюкает ее, как ребенка, а сама плачет и приговаривает: "Прости меня, Алечка, прости!"