Катерина пожала плечами:
- Ты не похож на еврея - грузин, армянин, кто угодно, никогда бы не заподозрила.
- Уж какой есть.
- Нет, правда, я даже подумала сперва, что чурка какой.
- Это комплимент, или как?
- Или как.
- Ну, "будете у нас на Колыме…"
Вот и зарекайся, подумала Катерина. Ее начали доставать как бы случайные многозначительные разговоры, на которые она неизменно язвила:
- Что мне, по электричкам знакомиться, по тамбурам что ли!? Вы на следующей выходите? - Кстати, меня Катериной зовут!!
За что боролась, на то и напоролась.
Выходные они провели на пруду, который Катерина не очень любила из-за грязи, но лето только начиналось, и окружающая среда еще не была так загажена дачниками, как к концу лета.
Катерина стянула легкий летний сарафанчик и улеглась на свежую травку, на пляжное одеяло под приятным июньским солнышком. Артем посмотрел на нее и пропал - она не была красавицей, слишком правильные, где-то даже скучные черты лица, светло-каштановые волосы, стройная фигура со слегка полноватыми бедрами, но он никого в жизни так не хотел, как эту девушку в салатовом бикини. Он устроился рядом, она посмотрела на него из-под прикрытых ресниц, слегка сморщив прямой греческий носик, подняла руку и прикрыла лицо от солнца ладошкой, натянув на груди тонкую ткань. Если бы Артем не бросился в по-весеннему еще холодный пруд, он просто взорвался бы от переполнявшего желания. Он просидел в воде, пока совсем не посинел, ну не мог же он сверкать перед ней оттопыренными плавками, но даже холодная вода не помогала, все тело давно просило пощады, но тот, из-за кого он бросился в воду, стоял торчком, как стойкий оловянный солдатик. Пришлось провести отвлекающий маневр: изображая верного пса, возвращающегося к хозяйке, он подобрался к ней на четвереньках и, отряхиваясь, как собака, замахал мокрой головой, обдав Катерину холодными брызгами, и плюхнулся на живот рядом с ее одеялом.
- Ты что, дурак! - заорала не ожидавшая подвоха Катерина.
Холодные капли дрожью пошли по голому животу, она шлепнула его сложенным полотенцем по черной лохматой башке. Артем смотрел на нее влюбленным взглядом и улыбался. Она оттаскала его за мокрые торчащие вихры:
- Что делаешь, пес!?
Это были два самых длинных дня в их жизни. Его желание передалось и ей, но на дачах были родители, их гости и родственники, и уединиться не было никакой возможности. Они расставались, чтобы забрести домой и поесть, и возвращались к пруду, с журналом в руках, для конспирации. Конспирация, знаете, в двадцать пять лет, предки бдят до сих пор, пароль: "Новый мир". Они договорились вместе возвращаться на работу в Москву в понедельник, на семичасовой электричке, в которой, по всем расчетам, должны были оставаться сидячие места. Они встретились на платформе за несколько минут до поезда, молча стояли невдалеке от касс, рассчитав место, где останавливаются вагонные двери. Катерина куталась в легкую белую курточку, прячась от утренней прохлады… Электричка свистнула перед станцией и замедлила ход. Артем подал Катерине руку и они шагнули вперед, но вместо того, чтобы остановиться, поезд поднапрягся и снова набрал скорость, обдав креозотным перестуком. По их телам проскочил разряд сумасшедшей силы, будто их вместо электрички подключили к проводу высокого напряжения. Они бросились в объятья друг друга и сомкнулись в отчаянном, отключающем сознание поцелуе.
- Просачкуем день? - спросил Артем, когда они разъединились.
- Надо только подождать часок, пока предки в министерство свалят.
Серебряный колокольчик звонил ключами от дачи. На переезде они переждали ту самую семичасовую электричку и, держась за руки, отправились по поселку кружным путем, добавив к часу для верности еще пятнадцать долгих минут.
28
Нил разлился необычайно рано и сильно. В Бубастисе радовались: большая вода всегда сулила богатый урожай и хороший год. Прискакал гонец от Ахмеса и передал благие вести - внезапный подъем воды застал врасплох и разметал неприятельское войско, неосмотрительно расположившееся в пойме. Их молитвы были услышаны, сообщал отец, и боги не дали в обиду Гераклеополис. Не было ни слова про предсказания и прорицания, в которых Ахмесу было суждено переселиться в царство мертвых еще до подъема воды в Великой Реке. Хори давно не терпелось отправиться в обратный путь, но Фараон не отпускал Юсенеба: тот, в ком поселилась душа священного кота Анубиса, должен был присутствовать на церемонии погребения. Осоркон приказал построить подземный склеп в Храме Убасти и отделать его красным камнем. Черный мраморный саркофаг с крышкой в виде лежащего кота ожидал принять Анубиса на вечный покой и поклонение. Самые дорогие масла и ткани пошли на приготовление мумии.
Церемония была назначена на сороковой день со смерти Анубиса. Его мумию положили в саркофаг, и в течение ночи, все, кто хотел, могли прийти и полюбопытствовать. С наступлением темноты жители Бубастиса с факелами из дерева акации и авокадо стали стекаться к Храму Великой Убасти. Они бросали факелы на землю при входе в Храм, так что там скоро образовался огромный костер, освещавший внутренний двор. Треск пламени временами заглушал пенье флейт и систр. Внутреннее пространство Храма постепенно наполнялось всевозможными дарами, а также фигурками котов и кошек, принесенными Анубису, чтобы ему не было скучно в загробном царстве. Служители Храма следили, чтобы пламя не повредило мумии. Осоркон со своей свитой появился под утро, когда от огня остались лишь красно-черные переливы головешек. Юсенеб, как и прежде, держался по правую руку Фараона. Ему предстояло попросить Великую богиню и защитницу Египта окончательно принять к себе душу Анубиса.
Четыре светильника со священной акацией.
Четыре воина с факелами из дерева авокадо.
Четыре флейты и четыре систры.
- Мать богов, Одна и Единственная, - произнес Юсенеб.
- Служительница Корон, Повелительница всего сущего,
- Великая Убасти, любимая всеми людьми,
- Дочь Солнца, неистовым огнем поражающая врагов.
- Защитница кораблей наших,
- Которые хранит твой огонь.
- Великая Убасти, прогони наши страхи.
- Мать богов, дарующая жизнь,
- Повелительница пути, кого боятся нечестивые,
- Под пятой твоей исчезает все зло и раздоры.
- Мать богов, Великая и любимая людьми,
- Крылами своими защищающая подданных тебе,
- Дочь Солнца, лишь твой свет освещает сию гробницу,
- Пошли успокоение Анубису с трона молчания,
- Прими Анубиса в свое царство!
Свод Храма исчез и лестница света затопила все своим сиянием. Пламя акации столбами поддерживало лестницу, пламя авокадо вилось по перилам причудливыми змеями. Два льва и две львицы склонились перед ним по сторонам лестницы, приглашая в путь наверх. Пение эоловых арф наполняло пространство печальными переливами, дополняемыми флейтами. В них звучали слова старинного заклинания, рефреном повторяющимся на каждой ступени:
- Слава Тоту, несущему слово Осириса, наперекор врагам его, прославляющему слово Осириса в присутствии Девяти богов, в священной ночи, когда повержены враги его.
- Слава Тоту, несущему слово Осириса, наперекор врагам его, прославляющему слово Осириса в присутствии Девяти богов в эту ночь.
- Слава Тоту, несущему слово Осириса, наперекор врагам его, прославляющему слово Осириса в присутствии Девяти богов на нашем празднике.
- Слава Тоту, несущему слово Осириса, наперекор врагам его, прославляющему слово Осириса в присутствии Девяти богов, да осветится лучами Солнца его саркофаг.
- Слава Тоту, несущему слово Осириса, наперекор врагам его, прославляющему слово Осириса в присутствии Девяти богов, когда мы процессией встречаем души умерших.
- Слава Тоту, несущему слово Осириса, наперекор врагам его, прославляющему слово Осириса в присутствии Девяти богов, когда делаются приношения Богам, и решают они кого принять, а кого забыть.
- Слава Тоту, несущему слово Осириса, наперекор врагам его, прославляющему слово Осириса в присутствии Девяти богов, которые всегда присутствуют среди нас.
- Слава Тоту, несущему слово Осириса, наперекор врагам его, прославляющему слово Осириса в присутствии Девяти богов, и каждый из них уничтожит врагов и уничтожит зло.
- Слава Тоту, несущему слово Осириса, наперекор врагам его, прославляющему слово Осириса в присутствии Девяти богов.
Пара львиц неспешно шествовала перед ним, пара львов замыкала процессию. И не было ничего сущего. Исчез Храм и свита. Свет и звуки систр заполняли Вселенную, на вершине которой восседала котоголовая Убасти. Она протянула львицам свои руки, и те, блаженно урча, растворились в божественном свете. Львы, потершись гривастыми мордами о ноги Богини, бросили на нее последний взгляд и тоже исчезли. Свет и любовь коснулись головы Анубиса, свет и любовь шершавого языка матери на голове, свет и любовь ее зубов на загривке, свет и любовь ее соска, наполненного молоком.
Юсенеб очнулся от глубокого обморока после того, как ему плеснули в лицо холодной воды. Возвращаться в стан живых не хотелось, слишком глубоки были любовь и покой по ту сторону. Рассветные лучи постепенно заполняли Храм светом. Саркофаг с Анубисом давно покоился в предназначенной ему гробнице, и без божественной души любимого кота Фараона старое тело представляло собой лишь никому не нужный мешок с костями, дававшими о себе знать при каждом неосторожном движении. В Храме кроме него был лишь Хори, по приказу которого слуги подхватили его на руки и усадили в подоспевшие носилки.