* * *
- Наш следующий гость не нуждается в представлении, - повторил Марти в третий раз подряд. - Черт… черт… что стряслось с этим гребаным телесуфлером?
Телесуфлер был в порядке, и он это прекрасно знал.
Наверху, на галерее, режиссер пробормотал в радиотелефон какие-то успокаивающие слова: мол, когда Марти будет готов, пусть начнет все заново. Но Марти сорвал с себя микрофон и ушел.
Когда мы выходили в прямом эфире, Марти всегда бесстрашно обращался с телесуфлером. Если он вдруг ошибался, произнося слова, бежавшие у него перед глазами, то просто ухмылялся и продолжал читать дальше. Потому что знал, что у него нет выбора.
С записью все стало по-другому. Когда тебя записывают на пленку, ты всегда можешь остановиться и начать сначала. Конечно, это многое облегчает. Но, с другой стороны, это может парализовать тебя. Это может сказаться на твоем дыхании. От напряжения можно вспотеть. А если камера покажет, что ты вспотел, считай, что тебе конец.
Я догнал его уже в зеленой комнате, где он открывал пиво. Это напугало меня сильнее, чем вспышка раздражения на съемочной площадке. Марти был истериком и совсем не умел пить. Если он высосет парочку бутылок пива, его нервы станут настолько крепкими, что он уже не сможет двигаться.
- Запись шоу просто идет в другом ритме, - пояснил я. - Когда ты в прямом эфире, уровень энергии так высок, что ты пулей проносишься от начала к концу. А когда тебя записывают, нужно научиться контролировать адреналин. Но у тебя все получится, могу поспорить.
- А что ты, мать твою, об этом знаешь? - фыркнул он. - На скольких шоу ты сам лично выкобенивался перед камерой?
- Пойми, оттого, что ты будешь орать на девушку с телесуфлером, легче все равно не станет.
- Она слишком быстро двигает текст, - попытался оправдаться Марти.
- Да, чтобы не отстать от тебя, - понимающе кивнул я. - Если ты будешь говорить медленнее, то и она будет медленнее его двигать. Марти, это та же самая девушка, которая проработала у нас весь год.
- Ты даже не попытался сохранить шоу в прямом эфире, - буркнул он.
- После того как ты вмазал тому Тарзану, этого было не избежать. Станция не может допустить, чтобы подобное повторилось. Поэтому теперь мы работаем "как бы в прямом эфире".
- "Как бы в прямом эфире", мать твою! Этим все сказано. На чьей ты стороне, Гарри?
Не успел я ответить, как в дверях показалась голова Сибхан.
- Я нашла замену для телесуфлерши, - сказала она. - Попробуем еще раз?
* * *
- Мы смотрим телевизор, - ввел меня в курс дела Пэт, когда я приехал к Гленну.
Я поднял сына и поцеловал. Он обвил меня руками и ногами, как маленькая обезьянка.
- Вы смотрите его с мамой?
- Пет.
- С дедушкой Гленном?
- Нет. С Салли и Стивом.
В маленькой гостиной двое подростков - мальчик и девочка - обвивались друг вокруг друга на диване. Одеты они были так, что им не хватало только разве что сноуборда.
Девочка - тощая, вялая, с пустым взглядом - безразлично посмотрела на меня, когда я вошел в комнату. Мальчик - толстый, прыщавый, с еще более отсутствующим взглядом - постукивал пультом дистанционного управления по своим нижним зубам и не спускал глаз с видака, где красовался злой мужик, обнаженный до пояса. Этот певец выглядел как на допросе в полиции. Гленн наверняка узнал бы его. У Гленна, скорее всего, были все записи его концертов. Слушая его, я задавался вопросом: или это музыка превратилась в полное дерьмо, или я сильно постарел? А может, и то и другое сразу?
- Привет, - поздоровалась со мной девочка.
- Привет. Я Гарри, папа Пэта. А Джина здесь?
- Не-а, поехала в аэропорт.
- В аэропорт?
- Нуда, она должна была… ну это, как его? Отбыть на самолете.
Я поставил Пэта на пол. Он устроился среди игрушечных персонажей "Звездных войн", разбросанных по полу, восхищенно поглядывая на прыщавых юнцов. Пэту очень нравились старшие дети. Даже такие тупые и уродливые.
- Куда она улетела?
Салли наморщила лоб, пытаясь вспомнить.
- В Китай. Кажется.
- В Китай? Точно? А может, в Японию? Это очень важно.
- Ну да, может, в Японию.
- Между Китаем и Японией огромная разница, - заметил я.
Стив впервые взглянул на меня.
- Для меня нет, - честно признался он.
Девочка рассмеялась. Пэт тоже. Он был еще совсем маленьким. Он не знал, над чем смеется. Я увидел, что лицо у него перепачкано. Если его не заставлять следить за собой, он довольно-таки наплевательски относится к личной гигиене.
С самодовольной ухмылкой Стив продолжал постукивать пультом по зубам. Я бы с большим удовольствием запихнул этот пульт ему в самую глотку.
- Ты не в курсе, надолго она уехала?
Салли буркнула в ответ что-то неразборчивое, что должно было означать "нет", и рассеянно сжала мясистую ногу Стива.
- Гленна тоже нет? - спросил я.
- Не-а, папа на работе, - ответила Салли.
Ах, вот оно что… Это одна из брошенных дочерей Гленна, от следующего или через один брака после Джининой матери.
- Ты здесь гостишь? - спросил я.
- Я тут поживу недельку-другую, - подтвердила она. - Мама меня достала. Она все время ноет из-за моих друзей, моих прикидов, во сколько я должна приходить домой, во сколько я не прихожу домой.
- Что, правда?
- Ты ведешь себя, как в гостинице! - пронзительно вскрикнула Салли. - Тебе еще рано курить эту дрянь! Бла-бла-бла… - Она вздохнула, и в этом вздохе чувствовалась та усталость от жизни, какая бывает только у очень молодых людей. - И так всегда. Как будто она сама, лицемерная старая стерва, не делала все то же самое сто лет назад.
- Стерва, - авторитетно подтвердил Стив.
- Стерва, - невинно улыбнулся Пэт, сжимая в каждом кулачке по фигурке из "Звездных войн". Стив и Салли расхохотались.
Вот как оно бывает, подумал я. Вы расходитесь, и ваш ребенок становится как бы обломком кораблекрушения, плавающим без руля по морям дневных телепрограмм - в мире, где все уклоняются от своих обязанностей. Добро пожаловать в омерзительный современный мир, где родитель, с которым ты живешь, превращается в презренную тварь, а родитель, с которым ты не живешь, чувствует себя виноватым и предоставляет тебе убежище, когда дома все слишком накаляется.
Вот как бывает. Но только не с моим мальчиком.
Не с моим Пэтом.
- Возьми свои игрушки и пальто, - сказал я ему.
Его грязное личико озарилось.
- Мы едем в парк?
- Милый, - улыбнулся я, - мы едем домой.
10
Похоже, мы все-таки победили и на этот раз. А это дело нужно было как-то отметить.
Барри Твист предложил задерживать выпуск шоу на пятнадцать минут. Таким образом, мы по-прежнему выходили в прямом эфире, но с небольшим запасом времени перед трансляцией на случай, если гость или ведущий неожиданно спятят.
Телестанция ликовала, потому что это значило, что теперь есть возможность вырезать все то, от чего у рекламодателей могла внезапно начаться "медвежья" болезнь, а Марти радовался, потому что это значило, что у него больше не будет паралича от телесуфлера.
Поэтому Марти пригласил меня на ланч в свой любимый ресторан - модное, по-спартански обставленное подвальное помещение, где откормленные гурманы с телевидения накладывали настоящую итальянскую крестьянскую еду на свои солидные счета.
Как и большинство ресторанов, которые мы посещали, из-за голых половиц и белых стен он больше напоминал спортивные залы. Возможно, с тайной целью внушить нам, что мы проводим время с пользой. Когда мы приехали, в два с небольшим - а я опоздал из-за того, что отвозил Пэта к родителям, ведь с тех пор, как Джина уехала, некому было забирать его из детского садика, - народу там собралось уже предостаточно. Правда, за столом администратора почему-то никого не оказалось.
К нам подошла официантка. Похоже, день у нее выдался неудачный. Она была взвинчена и раздражена, и на ее белом фартучке виднелось красное пятно от вина. Она зачем-то постоянно теребила свои волосы, черные и блестящие, старомодно подстриженные колоколом, как у женщин в романах Ф. Скотта Фицджеральда или у девушек из Гонконга пятидесятых годов. "Колокольный звон" - кажется, это так еще называется. Челка ее время от времени взлетала вверх, потому что официантка выдвигала нижнюю губу и с силой выдыхала воздух, словно проветривая волосы.
- Что желаете? - поинтересовалась она.
- Мы заказывали столик, - сказал Марти.
- Одну минуточку. - Она взяла в руки блокнот, где велась предварительная запись. - Ваше имя и фамилия?
- Марти Манн, - произнес мой приятель с особым небольшим придыханием, означавшим, что теперь она должна узнать его и лишиться чувств от приятного волнения. Но для нее Марти не значил ровным счетом ничего. Она оказалась американкой.
- Извините, - сказала она, бегло просматривая записи, - но вас нет в списке, сэр.
И она улыбнулась. Улыбка у нее получилась роскошная - широкая, белозубая и открытая. Одна из тех улыбок, которые по-настоящему сверкают.
- Поверь мне, - дружелюбно продолжал Марти, - мы заказывали столик.
- Но не здесь. Здесь вас нет.
Она захлопнула блокнот и собралась уйти.
Марти преградил ей дорогу. Было видно, что она начинала нервничать. Официантка решительно выпятила нижнюю губу и поддула свою челку.
- Будьте добры, пропустите меня.