Пьеро кивнул и решил подождать, пока рассеется толпа. Ему нравилось представлять, как он в форме "Дойче Юнгфольк" на глазах у всех пройдет по опустевшему проходу и сядет рядом с общим кумиром. Мальчик собрался уже последовать за Фюрером, но вдруг заметил на земле ключи от их машины: шофер, должно быть, обронил в толкотне.
- Эрнст! - закричал Пьеро, глядя на дорогу, туда, где стояла машина. Потом обернулся, посмотрел на здание муниципалитета и досадливо вздохнул, но у входа по-прежнему толпились люди. Они еще долго будут рассаживаться, подумал он, время есть. И побежал, рассчитывая, что вот-вот увидит шофера, который наверняка сейчас хлопает по карманам в поисках ключей.
Автомобиль был на месте, а вот Эрнст, к недоумению Пьеро, - нет.
Пьеро, хмурясь, завертел головой. Разве Эрнст не говорил, что останется их ждать? Мальчик пошел назад, попутно заглядывая в боковые улочки, а когда совсем уже отчаялся и решил скорее бежать на представление, вдруг заметил шофера: тот стучал в дверь какого-то неприметного домика.
- Эрнст, - позвал Пьеро, но недостаточно громко, а дверь между тем отворилась, и Эрнст скрылся внутри. Пьеро выждал, затем подкрался к окну и почти прижался носом к стеклу.
В гостиной, забитой книгами и пластинками, никого не было, но в дверном проеме стояли Эрнст и мужчина, которого Пьеро не знал. Они бурно что-то обсуждали. Потом мужчина открыл буфет и достал пузырек наподобие аптекарского и шприц. Проткнул крышечку иглой, набрал жидкости, вколол ее в торт, стоявший на столике рядом, и широко развел руки, будто бы говоря: "И все дела". Эрнст кивнул, взял пузырек со шприцем и положил их в карман пальто, а мужчина выкинул торт в мусорное ведро. Когда шофер направился к выходу, Пьеро быстро юркнул за угол и притаился там, напрягая слух, - вдруг, прощаясь, они еще что-то скажут?
- Удачи, - пожелал незнакомец.
- Удачи нам всем, - отозвался Эрнст.
На обратной дороге к муниципалитету Пьеро подошел к машине и вставил ключи в зажигание, а в зале сел как можно ближе к сцене, чтобы услышать окончание речи Фюрера. Тот говорил, что следующий год, 1941-й, станет для Германии великим годом, что победа близка и что народы всего мира скоро осознают ее неотвратимость. Несмотря на праздничную атмосферу, голос Гитлера звучал грозно, как будто он обвинял в чем-то собравшихся, но те лишь восторженно вопили, доведенные до экстаза его яростным неистовством. Фюрер ожесточенно колотил кулаком по кафедре - Ева всякий раз зажмуривалась и вздрагивала, - и чем чаще он колотил, тем сильней ликовала толпа, тем выше вздымались руки и тем громче единое тело, руководимое единым мозгом, кричало: Зиг хайль! Зиг хайль! Зиг хайль! И в самом сердце этого тела с той же страстью, с той же нерушимой верой, так же оглушительно и самозабвенно орал Пьеро.
В сочельник Фюрер устраивал вечеринку для слуг в благодарность за хорошую работу в течение года. Он обычно никому не делал подарков, но у Пьеро несколько дней назад спросил, нет ли у того каких-нибудь особенных пожеланий. Пьеро, дабы не выставиться единственным ребенком среди взрослых, сказал, что нет.
Эмма превзошла самое себя: рождественский фуршет стал настоящим пиром. На столе были индейка, утка и гусь, начиненные восхитительной пряной смесью из яблок и клюквы; печеный, жареный и вареный картофель; кислая капуста и множество овощных блюд для Фюрера. Слуги весело уплетали угощение, а Гитлер ходил между ними и, по обыкновению, говорил о политике, и что бы он ни сказал, все кивали: дескать, вы абсолютно правы. Фюрер мог бы заявить, что Луна сделана из сыра, и ему бы ответили: Да, мой Фюрер. Разумеется. Из лимбургского.
Пьеро наблюдал за тетей и Эрнстом. Она нервничала много больше обыкновенного, а он, напротив, был на редкость спокоен.
- Выпей, Эрнст, - громко предложил Фюрер, наливая в бокал вино. - Твои услуги сегодня больше не понадобятся. Нынче ведь сочельник. Веселись.
- Благодарю, мой Фюрер. - Шофер взял бокал и поднял его, молча предлагая тост за хозяина. Все зааплодировали. Фюрер в знак признательности вежливо кивнул и, что случалось редко, одарил присутствующих улыбкой.
- Батюшки, пудинг! - вскричала Эмма, увидев, что тарелки на столе практически опустели. - Чуть не забыла!
Пьеро смотрел, как кухарка вносит из кухни прекраснейший штоллен и водружает его на стол; ароматы фруктов, марципанов, специй разлились в воздухе. Пирог был вылеплен в форме Бергхофа и щедро посыпан сахарной пудрой, изображающей снег; Эмма старалась как могла, но талантливым скульптором ее решился бы назвать лишь весьма снисходительный критик. Беатрис, очень бледная, посмотрела на пирог, а затем - на Эрнста, который упорно избегал ее взгляда. Эмма достала из кармана фартука нож и принялась резать штоллен. Пьеро нервничал.
- Выглядит потрясающе, Эмма, - похвалила Ева, сияя от удовольствия.
- Первый кусок Фюреру, - чуть громче, чем нужно, и дрожащим голосом произнесла Беатрис.
- Да, да, непременно, - поддержал Эрнст. - Скажите нам, так ли это хорошо на вкус, как на вид.
- Увы, я вынужден констатировать, что не смогу проглотить ни кусочка, - объявил Фюрер, похлопав себя по животу. - Я и так, кажется, скоро лопну.
- Но вы должны, мой Фюрер! - вскричал Эрнст, и сейчас же, заметив, как все удивились его пылкости, добавил: - Простите. Я лишь хотел сказать, что вы должны вознаградить себя за все то, что сделали для нас в этом году. Всего кусочек, прошу! В честь Рождества. А за вами и мы с удовольствием отведаем.
Эмма отрезала большой кусок, положила его на тарелку вместе с десертной вилкой и протянула Фюреру. Тот некоторое время с сомнением глядел в тарелку, а потом засмеялся и взял ее.
- Пожалуй, вы правы, - сказал он. - Какое же Рождество без штоллена. - Отломил вилкой кусочек и поднес ко рту.
- Подождите! - закричал Пьеро, выпрыгивая из толпы. - Стойте!
Все изумленно уставились на мальчика, бегущего к Фюреру.
- Что такое, Петер? - недовольно бросил тот. - Ты сам хочешь съесть первый кусок? Честное слово, я думал, ты лучше воспитан.
- Поставьте тарелку, - велел Пьеро. В комнате повисла гробовая тишина.
- Что, прости? - процедил Фюрер ледяным тоном.
- Поставьте пирог, мой Фюрер, - повторил Пьеро. - Думаю, вам лучше его не есть.
Все молчали. Гитлер, явно ничего не понимая, смотрел то на мальчика, то на десерт.
- Это почему же? - озадаченно спросил он.
- По-моему, он плохой. - Голос Пьеро дрожал, как только что у его тети. Вдруг он не прав в своих подозрениях? Вдруг он повел себя как дурак и Фюрер никогда не простит ему этой выходки?..
- Мой штоллен плохой? - взорвал тишину возмущенный вопль Эммы. - Да будет вам известно, молодой человек, что я готовлю этот пирог двадцать лет с гаком и за все время ни разу слова дурного о нем не слышала!
- Петер, ты устал. - Беатрис подошла, положила руки ему на плечи и попыталась развернуть и увести. - Извините его, мой Фюрер. Он перевозбудился. Вы же знаете, как это бывает с детьми в праздник.
- Пустите! - закричал Пьеро, вырываясь, и она отшатнулась, испуганно прижав ладонь к губам. - Больше не трогайте меня никогда, слышите? Вы предательница!
- Петер, - сказал Фюрер, - о чем ты?
- Вы меня раньше спрашивали, хочу ли я подарок на Рождество, - выпалил он, перебив хозяина.
- Да, верно. И что?
- Так вот, я передумал. Я хочу одну вещь. Очень простую.
Фюрер с недоуменной полуулыбкой обвел взглядом комнату, словно надеясь, что скоро кто-нибудь все ему разъяснит.
- Тааак, - протянул он. - И что же это? Поведай.
- Я хочу, чтобы первый кусок съел Эрнст, - заявил Пьеро.
Никто не осмелился даже пикнуть. Никто не пошевелился. Фюрер в раздумье постучал пальцем по краю тарелки, а потом медленно-медленно повернулся к своему шоферу.
- Ты хочешь, чтобы первый кусок съел Эрнст, - тихо повторил он.
- Нет, мой Фюрер. - Шофер нервно вздрогнул, голос его звучал надтреснуто. - Я не посмею. Это было бы неправильно. Честь попробовать первый кусок принадлежит вам. Вы столько всего… - Он осекся от страха. - Столько всего… для всех нас…
- Но сейчас Рождество, - проговорил Фюрер и направился к Эрнсту. Герта и Анге, пропуская его, метнулись в стороны. - А в Рождество дети, которые хорошо себя вели, обязательно получают то, чего они хотят. А наш Петер вел себя очень, очень хорошо.
Фюрер, глядя Эрнсту прямо в глаза, протянул ему тарелку.
- Ешь, - приказал он. - Все до крошки. Потом расскажешь, вкусно ли было. - И отступил на шаг.
Эрнст, словно прилипнув глазами к вилке, поднес ее ко рту, а потом вдруг швырнул все это в Фюрера и бросился вон из комнаты. Тарелка с грохотом разбилась; Ева заверещала.
- Эрнст! - закричала Беатрис.
Охрана бросилась за шофером, и до Пьеро донеслись крики и шум борьбы. Эрнста повалили на пол. Он кричал: "Пустите, не трогайте!" - а Беатрис, Эмма и служанки, остолбенев от ужаса, следили за происходящим.
- В чем дело? - озираясь и явно ничего не понимая, спросила Ева. - Что происходит? Почему он не стал есть пирог?
- Он хотел отравить меня, - печально проговорил Фюрер. - Какое печальное прозрение.
Он развернулся, вышел в коридор и удалился в свой кабинет. Захлопнул дверь, но тотчас снова ее распахнул и страшным голосом взревел:
- Петер!