Еще не стемнело, но солнце уже скрылось. Розовые облака растекались по небу, точно подтаявшее фруктовое мороженое, отражались в стеклах административной высотки.
Суетливыми черными комками метались летучие мыши.
Ближе ко мне, над невысокими кустами с неподвижной листвой, сновали стрекозы, выписывая в золотистом воздухе неведомые мне иероглифы.
На траве сидели и лежали с книжками в руках студенты.
Из репродукторов на столбах вдоль центральной аллеи доносилась бодрая джазовая музыка.
- Привет!
Короткая юбка-шотландка, белая блузка и синий галстук с парой круглых значков на нем. Полосатые гольфы и легкие летние ботинки.
Села на скамью, рюкзак положила на колени.
Неизменный кролик Банни на лямке.
Я не смог удержаться от улыбки.
- Что-то не так? - Ли Мэй огляделась растерянно.
- Наоборот. Ты прекрасна. Только на школьницу очень похожа.
Кивнула.
- Знаю. Вчера с подругами ездила на Суцзяхуэй, целый день ходили по магазинам. Пару вещей купила, для поездки, еще косметики японской, в подарок. Расплачиваюсь, а продавщица и говорит: "Я, когда в школе училась, у меня и одного юаня не было, а вы вон теперь богатые какие!" Подумала, что я еще школьница.
Беззаботный ее тон смутил меня, я ожидал обид, капризов, холодности - чего угодно, только не обычной нашей болтовни. Но решил соответствовать.
- Я бы тоже так подумал, если бы сегодня тебя увидел в первый раз.
- Помнишь, я тебя приняла за студента? Вот, видишь… Мы хорошая пара.
- Выйдешь за меня замуж?
Ответила легко, с улыбкой:
- Конечно. У нас есть пословица: "С неба должен идти дождь, а девушка должна выйти замуж".
- Какой фатализм… А не боишься, что я, как твой двоюродный дядя, буду постоянно влюбляться и жениться? Я ведь уже был женат…
- Боюсь. Но когда человек боится, он осторожен и внимателен.
- Будешь меня охранять от других?
- Нет. Буду тебя любить больше других.
Только сейчас разглядел значки на ее галстуке - лобастая бычья голова и львиный силуэт.
- Наши знаки зодиака, - заметила мой взгляд, - хочу, чтобы они всегда были вместе. Ну и пусть, что плохо подходят друг другу. Теория и практика - разные вещи. Еще куплю значок с сердцем.
- Я тебе дам. И свое сердце, и значок. И сам приколю, можно?
Весело прищурилась.
- Я в интернете видела фото, как принц Альберт награждал военных: прикалывал им медали на грудь, и там почти все были мужчины, только одна женщина. И когда очередь дошла до женщины, принц обрадовался - это видно по фотографии. У него был такой вид, будто он ловит мяч - руки вытянул, пальцы растопырил…
Она довольно похоже изобразила принца Альберта.
- Я тоже видел это фото. Все мужчины одинаковы, что принц, что нищий…
Вздохнула.
- Ничего не заметил во мне нового?
Я растерялся.
- Ты беременна? - спросил напрямик, замерев от непонятного чувства.
Снова вздохнула, на этот раз шумно.
Знакомым жестом провела пальцами вдоль лица, сверху вниз.
Значит, нет.
У меня отлегло от сердца. И тут же я поймал себя на легком сожалении. Странное чувство - рад, что этого не случилось, и жалеешь, что этого не произошло.
Повернулась ко мне лицом, отодвинула ладонью волосы от ушей.
Я разглядел маленьких золотых львов.
- Ты все же решилась?!
- Мы не очень подходим знаками друг к другу. Ты в это не веришь?
- Если честно, нет. В нас с тобой верю, а в знаки всякие - нет. Человек - сам себе хозяин.
- Ну и напрасно. Это же не просто так придумано. Мы должны быть особенно осторожными, если стихии против нас. А в Бога - веришь?
- Нет.
Новый вздох:
- Ты, как мой отец. Кстати, он передавал тебе привет. Просил узнать, сможешь ты со мной поехать, или нет. Нужно ведь заказать и билеты, и места в отеле.
- В одном номере?
- Ты что! Родители умрут, если узнают, что мы с тобой… делаем… ты понимаешь?
- Нет, - поддразнил ее, - не понимаю. Они же знают, что мы встречаемся. Я парень, ты девушка. По небесным знакам - не совсем подходим. Но мы ведь - простые люди. Значит, конечно, должны… делать… ты понимаешь?
- Я-то - отлично. А вот они - нет. Старое поколение.
"Да уж… - подумал я, - ее отец чуть старше меня…"
- Я не смогу поехать с тобой.
Опустила голову, взялась за тряпичные уши кролика Банни. Завязала их узлом, развязала, снова скрутила.
Посидели молча.
- Я ведь поменялся с коллегами, теперь придется отрабатывать.
- Зато отдохнул. Загорел. Повеселился.
- Ну, зачем ты… Я скучал по тебе.
- Ты спал с нею? - вдруг спросила она меня.
Я вздрогнул. Она вглядывалась в мое лицо, в глаза - так пристально, что я забеспокоился, вдруг в сердцевине зрачков она разглядит Инкину бесстыдную ухмылку… Едва не зажмурился в страхе.
- Только скажи честно, не обманывай. Ведь вы жили в одном номере в гостинице, так?
- Нет.
- Нет?
- Ей оплачивала номер компания. Я жил в соседнем, за свой счет.
Помолчала.
- Может, я и похожа на школьницу… Но я давно не маленькая глупая девочка.
- Что ты…
- Пожалуйста, дай сказать. Я бы очень-очень хотела, чтобы ты не обманывал меня.
- Я и не собирался…
- Не ври. Ты же - лаоши! Как ты можешь им быть, если будешь врать? И еще хочешь стать писателем… Кто будет читать такого человека?
- Успокойся. Во-первых, писатели не врут, а сочиняют. Это знают даже дети. А во-вторых, как раз правды никто и не любит. Правду говорят только тем, кого ненавидят. Да и нет ее на самом деле.
- Врать и сочинять - разные вещи!
- Поверь мне, это одно и то же. Импульс и цель разные, а процесс один.
Сердито дернула плечом.
- Мне трудно с тобою спорить.
Осторожно обнял ее.
- А ты не спорь. Просто люби меня. Больше всех на свете.
Уткнулась мне в плечо и даже не заплакала - заревела.
С газона на нас уставились пятна лиц, сумерки размывали черты.
- Ну, все, все… - не таясь, я принялся целовать Ли Мэй во влажную щеку, в искривленные плачем губы.
- Увидят… - слабо попыталась увернуться она.
- Да и черт с ними. Ты же выйдешь за меня замуж. Да и кому какое дело…
- Ты точно не сможешь поехать со мной?
- К сожалению. Но послушай - это всего-то несколько дней…
- Почти неделя, - шмыгнула носом.
- Ерунда, время быстро пролетит.
- Для меня эта неделя, пока тебя не было, прошла совсем не быстро.
- Понимаю. Я бы вообще умер, если бы ты куда-нибудь со своим другом поехала. Ну, с тем, из Пекина.
- Он мой друг, а не муж.
- И она мне не жена.
- Зато была ею.
То и дело или я или она шлепали себя по рукам и ногам - комары не теряли времени даром.
- Хочешь, поедем летом куда-нибудь?
Сразу ответила:
- Только не на Хайнань. Ненавижу его.
- Ты была там?
- Нет. Все равно ненавижу.
- Поедем в Тибет. Там нет комаров.
Осторожно хлопнув ее по голени, я убил еще одного кровопийцу.
- Давай. Будем всю ночь лежать вдвоем в одном спальном мешке.
- Там холодно?
- Это же горы. Ты был в горах?
- Нет. Русскому человеку в них неуютно, у нас от гор одни неприятности. Славяне - люди лесов и полей.
- А я никогда не была в лесу. Только в парке.
- Ну, вот выйдешь за меня замуж, увезу тебя в Россию. Москва тебе быстро надоест: ты же шанхаянка, чем тебя удивишь… Но зато у меня есть дом в деревне, мы туда на лето раньше ездили. Потом отец умер, и перестали. Даже не знаю, что с тем домом теперь… Сделаем ремонт. Собаку заведем, большую и лохматую. Ты ведь любишь собак, вот и будут у тебя сразу две собаки - я и она. Будем в лес ходить, за грибами. На охоту тоже - ружье есть, старое, но хорошее. Научу тебя стрелять. Умеешь?
- Нет, конечно. А ты хорошо стреляешь?
- Разумеется. С самого детства, - приврал я. - У нас такой обычай, у русских - класть в колыбель к малышу оружие. Я уже в восемь лет метко попадал из пробкового ружья медведю в глаз.
Неожиданно она звонко шлепнула меня по лбу.
- Ты что?!
- Комара убила, - сказала невинным голосом. - И кое-кому врать поменьше стоило бы.
- Ну, честно. Просто я не успел сказать, что медведь был плюшевый.
Я достал сигарету, покрутил в пальцах, размял по старой привычке. Поднес к лицу и вдохнул носом пряно-острый запах нераскуренного еще табака.
На мгновение сердце защемило от неожиданно нахлынувшей тоски. Завертелись в голове картинки: то ли их вызвали слова о деревенском доме, то ли пробудил табачный запах - почти такой же, только от родного "беломора", источали куртки и ватники отца и деда…
Вот она - речка, а вдоль берега - пара улиц с серыми домами под горбатыми крышами.
Деревня Червяково.
Заборы - косые, едва стоят, а местами их и нет вовсе.
Рыбацкие мостки, уходящие в темную воду.
Осока и камыши буйной порослью.
Заброшенная церковь на холме - лишь стены да черные ребра купола, остальное растащили на стройматериалы.
Дед родился и всю жизнь прожил в деревне, разве что на четыре года отлучался на войну - чтобы дойти до Берлина. Отец с упоением копался в земле по выходным, а я, к его огорчению, к сельскому труду и крестьянской жизни был неспособен.