- Не, - Хаким, широко улыбаясь, погладил себя по животу. - Мне будет хорошо…
Юлька, Света, Ильинская и Демин прошли в обратную сторону через вестибюль. Одновременно глянули в отсвечивающую стеклянную стену, чуть развели плечи, фиксируя спину, и тотчас расслабились, отвернулись - автоматически, не задумываясь, привычно реагируя на любое свое отражение или тень.
Генка был первым учеником и партнером Светланы. Но если Светку нельзя было не увидеть даже в толпе на улице - вот идет прима, то Демин был шпана шпаной: верткий, юркий, он вообще не умел ходить спокойно. Вдруг мощно выпрыгнул и с размаху обхватил Ленку за талию.
- Илья, - проворковал он, кося на нее плутоватые цыганские глаза. - А возьми меня замуж?
- Запросто, - невозмутимо ответила та. - Только лет через пять, Генчик. Когда квартиру получишь.
С третьего этажа, из интернатского холла, доносилась какофония терзаемого десятком рук рояля. На лестнице стояла Ия Чикваидзе, прижимая к груди папку с нотами.
- Юль, - плаксиво протянула она. - Скажи им! От классов ключа нет, а мне фоно завтра сдавать…
- Сама не можешь сказать?
- Ага! Ты знаешь, куда они меня посылают?
В холле бесилась малышня, облепила рояль - только с ногами на клавиши не прыгали. Маленькая Юлька, едва достающая подругам до плеча, грозно свела брови и уперла кулаки в бок.
- Атас! Арза идет! - крикнул кто-то, и малышей как ветром сдуло.
Ия подсела к роялю, разложила ноты.
- Юль, ты постой немножко, а то они опять прибегут.
От холла влево и вправо уходили длинные узкие коридоры интерната: налево жили девчонки, направо - ребята. Интернатские - от десяти до восемнадцати лет, первоклассники и старшекурсники вперемешку - смотрели телевизор, носились по коридорам, бродили из комнаты в комнату.
Рядом с холлом в комнате дежурного воспитателя стоял телефон. Чолпан Хайрутдинова, пользуясь моментом - пока воспитатель внизу, на ужине, - нежно, с придыханием лепетала в трубку. Демин подкрался, принялся щекотать ее под ребрами.
- Да-а?.. Что ты говоришь?.. - сдавленным голосом продолжала Чолпан, отбиваясь. - В самом де-еле?.. - не выдержала, прикрыла ладонью трубку, злобно зашипела:
- Отстань, козел!
В комнате неподалеку красавец Астахов с крашеными глазами возлежал поперек кровати, закинув ногу за ногу, бренчал на гитаре, старшекурсники, набившиеся в комнату, хором орали матерные частушки и ржали. Демин присоединился к ним. Галина Николаевна поднялась наверх.
- Титова у себя? - спросила она у Ийки (та кивнула, не отрываясь от нот), на ходу потрепала по голове изнывающую от нежности Чолпан. - Заканчивай! - перекрикивая хор, пообещала: - Разгоню! - и пошла дальше по коридору.
Одна из дверей внезапно распахнулась, и под ноги ей выпала спиной вперед растрепанная третьеклассница. Следом вылетела подушка, и дверь захлопнулась.
Галина Николаевна решительно шагнула в комнату. Стоявшая на тумбочке с занесенной уже подушкой девчонка не успела сдержаться и с размаху ударила ее по голове. В ужасе закрыла рот ладошкой, прошептала:
- Извините, Галина Николаевна…
- В воскресенье вместо увольнения будете стирать наволочки! - Галина Николаевна двинулась дальше.
Нина Титова сидела в своей комнате, зашивала протершиеся балетки.
- Ты опять не ела, Нина? - мягко сказала Галина Николаевна. - У тебя скоро голодные обмороки начнутся… Надо есть, Нина, хоть немного. Ты же здоровье угробишь…
- Я в буфете обедала, - ответила Нина, не поднимая головы.
- Я говорила с буфетчицей - она тебя даже в лицо не знает.
- Я взрослый человек! - Нина резко обернула к ней болезненно-бледное лицо. - Что вы за мной шпионите?!
Галина Николаевна укоризненно покачала головой и вышла.
- Девки! Девки-и-и!! - Середа мчалась по коридору, размахивая листом бумаги. - В апреле в Японию летим!!!
Смолкла гитара, захлопали двери, со всех сторон бежали к ней старшекурсники.
- Кто летит?
- Какой состав?
- Дай посмотреть! Дай мне!
Свету обступили, галдя, листок со списками выхватывали друг у друга. Опоздавшие прыгали за спинами, тянули руки.
- Не порвите! Я на пять минут выпросила!
Титова молча протолкалась в центр круга, заглянула в список и, понурившись, ушла обратно в комнату. Ильинская, не найдя своей фамилии, деловито огляделась и вцепилась в Юльку:
- Арза, миленькая, купи мне часы, ладно? Они копейки там! Маленькие такие, ладно?
- Не завтра же летим, - отмахнулась Юлька.
- Нет, если кто будет просить, ты скажи, что я уже просила, ладно?
В половине одиннадцатого Галина Николаевна прошла по комнатам, выгоняя мальчишек на свое крыло. Те хитрили, перебегали из комнаты в комнату. Наконец, Галина Николаевна встала у стеклянной двери:
- Закрываю!
Мимо промчались, толкаясь и запрыгивая друг другу на закорки, малыши. Астахов неторопливо прошествовал с гитарой на плече.
- Монастырь! - с выражением сказал он.
- Иди, иди! - Галина Николаевна подтолкнула его в спину. - Монах!.. Все?
- Я! Я еще! - Демин выскочил из дальней комнаты в девчоночьем коридоре, вприпрыжку помчался к себе.
Галина Николаевна заперла за ним дверь на ключ. Демин с той стороны расплющил нос о стекло, скребся, изображая муки страсти.
- Господи! Каждый день одно и то же… - Галина Николаевна спрятала ключ в карман. Погасила свет в коридоре, села в своей комнате, устало прикрыла глаза. За одинаковыми пронумерованными дверями с фамилиями жильцов на табличках слышалась приглушенная возня, девчонки укладывались спать.
Юлька, Света и Нина сидели в ночных рубашках на подоконнике, курили в форточку, передавая сигарету друг другу. Красный огонек по очереди выхватывал из темноты их лица. За окном в сквере светились в морозном тумане зеленые фонари.
Ия спала. Она обладала потрясающей способностью мгновенно засыпать, приняв горизонтальное положение - в раздевалке, в гримерке между выходами.
- Не расстраивайся, Нин, - сказала Юлька. - Еще сто раз список поменяется.
- Да при чем тут список! Если не взяли - значит, точно отчисляют, - Нина прикусила губу, быстро отвернулась к окну. - Даже Нефедову взяли. Кобыла кривоногая…
- С таким папой хоть одноногая.
- А этот, второй, ничего был, а? - Света толкнула Юльку коленом.
- Ну и что?
- А смотре-ел на тебя… - хитро прищурилась Света.
- Отстань.
- Ты знаешь, я думаю - он придет еще… В коридоре послышались шаги.
Галина Николаевна открыла дверь, включила свет:
- Кто курил?
Ийка села на кровати, испуганно хлопая глазами спросонья. Все старательно спали.
- Я спрашиваю: кто курил? - повысила голос воспитательница. - Выгонят - не плачьте потом!..
- Как думаешь - напишет? - спросила Нина, когда дверь за Галиной закрылась.
- Да нет, пугает, - ответила Юлька.
- А надымили - фу! - пробормотала Ия.
- Ладно, девки, спим! Все понемногу затихли.
Юлька лежала с открытыми глазами, закинув руку за голову. Привычно ныли суставы и мышцы ног, болела правая стопа. Юлька, не меняя позы, подтянула колено к груди, ощупала пятку - болезненный бугор увеличился, "шпора" росла. Надо было оперировать прошлым летом, но так хотелось домой… Теперь поздно: впереди экзамены, первый год в театре. Пока терпимо, потом сколько-то можно продержаться на заморозке. Юлька давно привыкла к ежедневной боли, если после уроков ничего не болело - это казалось даже странным…
Потом вспомнился разговор с матерью, и опять подкатила к горлу жгучая обида. Для самой Юльки все было ясно и просто: отец - враг. Не враг даже - чужой, далекий человек. Юлька и думать о нем забыла, если бы не письмо матери.
Отец ушел восемь лет назад, в последнюю Юлькину зиму в Руднике. Что отец ушел, объяснили сердобольные соседки, зачастившие к матери. А как ушел? Жил на соседней улице, каждый день встречался у магазина или Дома культуры под руку с молодой красивой теткой, бухгалтершей из леспромхоза. Юлька цеплялась за отцовский рукав, тянула домой: "Пойдем, пап, ну пойдем! Мамка плачет!". Потом мать начала пить, не столько от горя, сколько от внимания участливых к чужой беде соседей. Распахивалась дверь, Витька, Юлькин одноклассник, живущий через забор, радостно кричал, едва видный в густых клубах морозного пара: "А ваша-то опять напилась, несут!", следом соседи или вовсе незнакомые мужики волокли мать, и соскочившие наполовину материны сапоги гребли носками снег.
Позже Юлька узнала, что мать виделась с отцом, просила одного - не вернуться, не денег: уехать куда-нибудь, но те не уехали, так и ходили под руку в Дом культуры в кино и на праздничные собрания, гордые.
Однажды, весной уже, Юлька подкралась к дому, где бухгалтерша снимала комнату - те смотрели телевизор, обнявшись перед экраном, - и просадила оба стекла ржавым тяжелым замком, найденным здесь же, в чужом дворе. Стекла еще сыпались на пол, а отец уже выскочил в апрельскую грязь в шлепанцах и в майке. Юлька и не пыталась убежать, стояла, ждала, сунув руки в карманы. Отец замахнулся было, узнал дочь и сказал только, подтолкнув к калитке: "Дура ты, Юлька, ей-богу…"
Неужели мать забыла, как втолковывала ей, раскачиваясь на валком табурете на кухне: "Всем им одного надо, Юлька, поняла? Что бы ни пел - всё слова одни, а нужно всем одного, запомни, какой бы он ни был…". Десятилетняя Юлька стояла перед ней и запоминала…