Девушка стояла на полкилометра позади, где-то в самом начале автобуса, около кондуктора, и это было так далеко, что я еле-еле мог ее рассмотреть. Ее тело покрывали языки пламени, а в руках у нее был бубен морского змея. Кое-как я повернулся и двинулся к ней. Кажется, двигался я очень неубедительно; она пошла мне навстречу и разделявшие нас полкилометра преодолела на удивление быстро.
– Вытащи меня отсюда, – попросил я, с трудом собирая фразы из оставшихся в голове слов. – Ты ведь богиня, верно?
Она посмотрела свысока, блеснула глазами, и я понял: точно, она богиня. Какими-то сверхъестественными силами она подхватила меня под локоть и вытащила из автобуса.
– Пошли. Только быстро!
И мы куда-то долго шли. Я не решался заговорить, а лишь любовался на нее, настолько она была божественно прекрасна и могущественна: как она одним движением руки корректировала мою изломанную траекторию, как она бросала на меня обжигающие взгляды, как держала красную сумочку и как поправляла волосы, о, богиня, одно только слово: богиня.
– Как тебя зовут? – спросила она.
– Степа.
– Не катайся больше один в автобусах в таком состоянии, Степа, – сказала она. – На этот раз тебе крупно повезло, я тебя еле успела вывести. Но в следующий раз тебя могут вывести менты.
– Я был в шаманском путешествии…
– Потому и вытащила: когда заметила, что ты бубен выронил.
– Я из племени хорька, а это Серафим.
Серафим ловко запрыгнул на плечо к незнакомке, и я потерял его из виду. Мир поплыл вокруг меня радужными контурами, прочертился периметрами, раздвинулся слоями. Божественная сила поддерживала меня под локоть и тянула вперед; я двигался почти вслепую, и в голове все так сильно смешалось, что я почти ничего не понимал.
– А что становится… – вдруг заговорил хрипло-писклявый Джимми. На этот раз не от лица Серафима, а где-то в моей голове заговорил. – Что становится, когда вокруг тебя одни только ненастоящие вещи и ненастоящие люди?
– Как это – ненастоящие люди?
– Ну люди, которые взяты в долг. Куплены на задолженные деньги, перепроданы, переодолжены, заложены и окредитованы. Ненастоящие люди, Степа.
– Получается, ничего не существует тогда. Никаких людей…
– Ну хоть кто-нибудь, хоть какой-то человек есть?
– Хоть какой-то?
– Да, хоть один настоящий человек вокруг тебя. Хоть кто-то, кто мог бы тебя отсюда вытащить.
– Александр, наверное. У Александра есть машина, он вождь…
– Диктуй телефон его, этого Александра. Где телефон твой?
– Телефон… Серафим знает… Там, в кармане. Да, молодец Серафим. Вот там кнопку нажми и еще одну… Там написано: Александр вождь…
– Звоню уже. Посиди тихо хоть минутку.
– Мне еще… Дерево надо.
– Рви вон то!! – завизжал нечеловеческим голосом в моей голове Джимми. Прямо передо мной росла березка, и я тут же ухватился за нее и с нечеловеческой силой выдрал.
– Степа, ё… твою мать!
Богиня кричала на меня черными магическими словами.
Но она богиня, ей можно.
Александр приехал на удивление быстро. Меня они с богиней погрузили в машину на заднее сиденье, дерево Александр засунул в багажник, а Серафима усадил на переднее сиденье рядом с собой. Несколько минут вождь говорил с ней. Я слышал каждое их слово абсолютно четко, но не понимал смысла разговора – полностью утратил все способности к русскому языку и мыслил только картинками или на латышском.
– Спасибо, – сказал Александр богине, заводя машину. Она открыла дверь, улыбнулась и чмокнула меня в щеку. По всему телу разлилось такое сверхъестественное и мягкое тепло, что я тут же обмяк и закрыл глаза.
– А он милый, – услышал я сквозь сон. Потом почувствовал: едем.
– Александр, – пробормотал я, – какой был голос… у сумасшедшего Джимми?
– Высокий, – раздраженно ответил вождь. – Писклявый даже немного. Но с хрипом.
Дальше я ничего не помню. То, что Александр перехватил меня в Болдерае, в километре от моря, мне рассказали уже на следующее утро.
Новый год
Перед Новым годом Элли практически переехала к нам жить на правах девушки Ящика. Никто особо не возражал – Элли училась в кулинарном и обещала взять на себя праздничный стол. Так оно и вышло: уже рано утром тридцать первого Ящик приделал к дверям кухни нарисованный от руки плакатик, который гласил: "Не входить! Идет напряженный кулинарный процесс!", и рядом был пририсован симпатичный зловещий черепок. Процесс там и правда какой-то шел, но чаще все же не кулинарный, а напряженный: раздавались стоны, что-то гремело и качалось. Зайти в кухню так никто и не решился.
Мы с Борей взялись наряжать праздничное дерево. Сходили на рынок, купили украшения: кишки, сердца, желудки, печенки и селезенки разных животных. Купцы с подозрением смотрели на меня каждый раз, когда я интересовался подробностями смерти зверя и воротил нос от товара, если смерть казалась излишне насильственной. Боря предложил купить бычьи яйца для украшения верхушки дерева, и я тотчас же согласился: наступал год Быка.
– Новыый год, Ноовый год, собирайся в хоровод!
Красный языческий божок Санктус Клаус набирал новых адептов в секту: зомбировал малолетних, водил с ними хоровод вокруг своего тотема – сияющей огоньками елки. Боря остановился и хотел поглазеть, но я потащил его за собой к остановке.
– После Нового года его силы сойдут на нет и никто о нем даже не вспомнит, вот увидишь. – Я похлопал Борю по плечу, и тот улыбнулся.
Александр паковал подарки, когда мы вернулись. Попросил нас выйти из большой комнаты, сказал: сюрприз испортите. Так мы и застряли у Бори: на кухню нельзя, в большую комнату нельзя, в комнату Ящика вообще никогда никому нельзя, кроме клиентов и Элли, – Ящик территориальный очень. Он метил периметр своими носками, разбрасывал их где придется. Под кроватью у него была целая колония, и там уже была своя иерархия, там носки жили своей жизнью, своей цивилизацией.
Остальные, если разобраться, тоже метили свою территорию. Боря метил дезодорантами и одеколонами: после душа и перед концертами брызгал под мышки в таких количествах, будто там жили все носки Ящика вместе взятые; вся его маленькая комнатка давно пропиталась запахами парфюма. Александр метил территорию проще и лучше всех: вещами. Положит где-нибудь на видное место в большой комнате ключи от машины или мобильник – вроде бы мелочь такая, а сразу про себя подумаешь, сколько это все стоит и какого уровня он человек, насколько четкий. И сразу видно: вот чья тут территория.
Сам же я ничего не метил, главной моей меткой был верный Серафим, и это меня устраивало.
– Что это за мелодия? – поинтересовался я.
– "Пять минут", старая советская новогодняя, – ответил Боря.
– Играй, мне нравится.
И Боря водил смычком по струнам, играл.
– Долго тебе учиться еще?
– Я только на первом курсе… Долго.
– Такие, как ты, костенеют со временем, – сказал я. – Живешь, живешь, кажется: вот я пока никто, но все еще будет, вот постараюсь, напрягусь, выучусь, а там уж человеком заживу. Непроизвольно формируется какая-то смесь гордыни и трусости в подсознании… И так очень долго продолжается, и входит в привычку, и потом уже костенеет, фиксируется. Привыкаешь жить как недочеловек, и всю жизнь тебя потом люди не любят…
Боря ничего не ответил, сменил мелодию. Что-то из классики заиграл, медленное, грустное и торжественное. Вскоре вошел Александр, сказал, что подарки запаковал, спрятал, и можно уже заходить. Мы все втроем взялись наряжать елку: развешивали кишки, куриные сердечки по березовым веткам, требуху и куски мяса по всему нашему мятому небольшому деревцу. Потом тотем включили.
По тотему показывали про какого-то опасного злого духа Гринча, который решил испортить всем праздник, и все, что было хорошего, украл: деревья новогодние, еду, подарки. Я предполагал, что с Гринчем будет разбираться Санктус Клаус, но этого не произошло. Гринч оказался и главным злодеем, и главным героем сразу. Такой поворот событий ввел меня в заблуждение, и я решил покурить трубку.
Что странно, ближе к ночи ситуация повторилась: в тотеме появлялись разные отечественные латвийские духи, говорили, что кто-то Новый год украл, надо спасать ситуацию как-то, и по устоявшейся национальной традиции спасали песней и плясками. Александр к тому времени уже неплохо набрался водки и тоже пел и плясал, Боря на гитаре что-то подыгрывал. Было бы даже весело, если бы на экране так часто не мелькал мерзкий болтливый дух, предсказывавший погоду после новостей.
– Кушать подано! Идите жрать, пожалуйста! – провозгласил Ящик, высунувшись из кухни. Запрещающий плакатик был снят, и все дружно устремились за стол. Стол собрали шикарный: очень много разных блюд было, напитков алкогольных; сумасшедшего Джимми достали из-под кровати и усадили вместе со всеми, и даже Серафиму в тарелочку косточек с мясом специально наложили. Ужинали весело, напились быстро, но не крепко: в голове сохранялась веселая праздничная свежесть, новизна всего происходящего, и ничто не способно было омрачить праздник, пока не появился он.
– Белый таракан! – закричал Боря и вскочил со стула.
Александр среагировал первый: метким ударом мухобойки он припечатал врага к стене, но это не помогло, и Александр полез под стол снимать тапку. Тут Боря успел достать из-за плиты сковородку и нанес второй удар, настолько сильный, что выбил одну кафельную плитку и даже попал, но таракан успел скрыться.
– Сковородоупорный… – пробормотал белыми сухими губами Боря.