* * *
Нет, не "в Игру", а "в игру". Тогда еще она была для меня просто игрой. Эммелин могла иметь в виду шарики или прятки. Только некоторое время спустя их игра стала Игрой с большой буквы, дорогой к приключениям, фантазиям и тайнам. А тем хмурым, сырым утром, когда дождь уныло барабанил в окна детской, я почти не обратила внимания на слова Эммелин.
Скрючившись за спинкой кресла и сметая разлетевшиеся по полу сухие лепестки, я пыталась представить себе, каково это - иметь братьев и сестер. Мне всегда хотелось кого-нибудь. Я даже раз спросила у мамы: не могла бы она завести мне сестренку, чтоб было с кем сплетничать и шептаться, фантазировать и мечтать. Мне жилось так одиноко, что я с удовольствием представляла себе даже наши ссоры. Мама как-то грустно рассмеялась и сказала, что ни к чему повторять одну ошибку дважды.
Как это - гадала я - ощущать себя чьей-то, глядеть на мир, зная, что ты - часть племени, чувствуя за спиной союзников? Погрузившись в свои мысли, я рассеяно водила щеткой по спинке кресла, как вдруг она за что-то зацепилась, на пол свалилось одеяло, и я услышала хриплый вскрик:
- Что случилось? Ханна! Дэвид!
Старушка, древняя, как само время, дремала в кресле, завернувшись в плед так, что до сих пор ее не было ни видно, ни слышно. Должно быть, няня Браун, сообразила я. О ней говорили тихо и благоговейно, как наверху, так и под лестницей, она вырастила самого лорда Эшбери и считалась такой же принадлежностью семьи, как и дом.
С щеткой в руке я застыла за спинкой кресла под взглядами трех пар голубых глаз.
- Что стряслось, Ханна? - снова спросила старушка.
- Ничего, няня Браун, - обретя дар речи, ответила Ханна. - Мы репетировали. Будем потише.
- Смотрите, чтобы Реверли не слишком распрыгался здесь, взаперти, - велела няня.
- Нет-нет, он ведет себя замечательно, - сказала Ханна, очень отзывчивая, несмотря на вспыльчивость. Она шагнула к няне и снова укрыла одеялом ее высохшее тело. - Отдыхай, милая, у нас все хорошо.
- Ну если только совсем чуть-чуть, - сонно согласилась няня. Ее глаза закрылись, и через минуту она уже мирно похрапывала.
Я затаила дыхание, ожидая, когда кто-нибудь из детей заговорит. Они всё смотрели на меня широко раскрытыми глазами. Я уже представила, как меня волокут к Нэнси или даже к самому мистеру Гамильтону, а те требуют объяснить, как это я осмелилась вытереть пыль с няни, и недовольное лицо мамы, когда меня вернут домой, даже не дав рекомендаций…
Но никто не ругал меня, не бранил, даже не хмурился. Случилось то, чего я совершенно не ожидала. Будто по команде они расхохотались: свободно, безудержно, рушась друг на друга и сплетаясь в клубок.
Я молча стояла, ожидая сама не знаю чего, смех напугал меня гораздо больше, чем молчание. Губы предательски задрожали.
Наконец, старшая девочка вытерла глаза и смогла выговорить:
- Я - Ханна. Мы с тобой раньше не встречались?
Я торопливо сделала книксен и выдохнула:
- Нет, миледи. Меня зовут Грейс.
- Никакая она не миледи, - рассмеялась Эммелин. - Она просто мисс.
Я снова присела, стараясь не поднимать глаз.
- Меня зовут Грейс, мисс.
- А выглядишь как-то знакомо, - сказала Ханна. - Ты точно не работала здесь на Пасху?
- Нет, мисс. Я новенькая. Меня взяли месяц назад.
- Ты слишком маленькая для горничной, - заметила Эммелин.
- Мне четырнадцать, мисс.
- Опа! - воскликнула Ханна. - Мне тоже! Эммелин - десять, а Дэвид у нас старичок - ему шестнадцать.
- А ты всегда протираешь тех, кто уснет в кресле, Грейс? - спросил в свою очередь Дэвид. Эммелин снова захохотала.
- Нет, нет, сэр. Только сегодня, сэр.
- Жалко. А то можно было бы никогда не мыться.
От смущения у меня вспыхнули щеки. Никогда раньше я не встречала настоящего джентльмена, да еще почти моего ровесника. От его последних слов сердце у меня в груди заколотилось как птица в клетке. Странно. Даже и сейчас, когда я вспоминаю Дэвида, я чувствую что-то вроде того, давнего волнения. Выходит, я еще не совсем умерла.
- Не обращай внимания, - посоветовала Ханна. - Дэвид считает себя жутким остряком.
- Да, мисс.
Ханна смотрела на меня с интересом, словно собираясь спросить что-то еще. Но прежде чем она открыла рот, мы услышали звук шагов - сперва по лестнице, а потом и по коридору. Ближе, ближе… Цок, цок, цок…
Эммелин подскочила к двери и поглядела в замочную скважину.
- Это мисс Принс, - обернувшись к Ханне, шепнула она. - Идет сюда.
- Скорей! - прошипела Ханна. - А то погибнем страшной смертью в неравной борьбе с Теннисоном.
Застучали ботинки, - взметнулись юбки и, прежде чем я успела хоть что-нибудь сообразить, все трое испарились. Дверь распахнулась, в комнату ворвался холодный, сырой воздух. В дверном проеме выросла прямая, как палка, фигура.
Мисс Принс оглядела комнату и заметила меня.
- Ты! - сказала она. - Ты не видела детей? Они опаздывают на урок. Я уже десять минут жду их в библиотеке.
Я не привыкла обманывать и до сих пор не знаю, что со мной случилось, и все же в тот момент, глядя прямо на учительницу, я, не моргнув глазом, соврала:
- Нет, мисс Принс. Не видела.
- Точно?
- Да, мисс.
Она пристально изучила меня через очки.
- Но я ведь ясно слышала тут голоса.
- Только мой, мисс. Я пела.
- Пела?
- Да, мисс.
В детской воцарилось молчание, которому, казалось, не будет конца. Потом мисс Принс похлопала указкой по раскрытой ладони и шагнула внутрь. Двинулась по периметру комнаты - цок, цок, цок…
Когда она подошла к кукольному домику, я заметила, что из-за него высовывается ленточка Эммелин.
- Я… я вспомнила, мисс. Я видела их из окна. Они были в старом лодочном сарае, на берегу.
- На берегу, - повторила мисс Принс. Она подошла к окну и попыталась вглядеться в туман, бросавший на ее лицо белый, призрачный отсвет. - "Осина тонкая дрожит, и ветер волны сторожит…"
Тогда я еще не читала Теннисона и решила, что мисс Принс просто описывает озеро.
- Да, мисс, - согласилась я.
Постояв еще мгновение, она обернулась.
- Я пошлю за ними садовника. Как там его…
- Дадли, мисс.
- Значит, пошлю Дадли. Не будем забывать, что точность - вежливость королей.
- Да, мисс, - приседая, подтвердила я.
Учительница процокала мимо меня и, выйдя, плотно притворила дверь.
Дети возникли передо мной будто по мановению волшебной палочки - из-за занавески, кукольного домика, старой тряпки.
Ханна улыбнулась мне, но я не ответила. Пыталась понять, что я только что сделала. Зачем я это сделала.
Растерянная, подавленная, смущенная, я торопливо присела и выбежала из детской в коридор. Щеки мои горели, я спешила вновь оказаться на привычной кухне, подальше от этих странных взрослых детей и тех непонятных чувств, которые они во мне вызывали.
В ОЖИДАНИИ КОНЦЕРТА
Сбегая вниз по ступеням в дымную кухню, я услышала, как Нэнси выкликает мое имя. Я чуть-чуть постояла на нижней площадке, поджидая, пока глаза привыкнут к полутьме, и торопливо вошла. На огромной плите посвистывал медный чайник, от варившегося рядом окорока поднимался солоноватый пар. Посудомойка Кэти, бездумно глядя в запотевшее окно, скребла в раковине кастрюли. Миссис Таунсенд не было - скорей всего, прилегла отдохнуть, пока не пришло время готовить чай. Нэнси сидела в столовой для слуг в окружении ваз, канделябров, кубков и огромных блюд.
- Наконец-то, - нахмурилась она так, что глаза превратились в черные щелочки. - Я уж думала, придется тебя разыскивать. - Нэнси указала на соседний стул. - Не стой, как истукан. Бери тряпку да помогай.
Я уселась рядом с ней и выбрала широкий круглый молочник, с прошлого года не видевший дневного света. Оттирая с него пятна, я пыталась представить, что творится сейчас в детской. Как там смеются, играют, поддразнивают друг друга. Мне будто приоткрылась чудная книга с волшебными картинками, но не успела я зачитаться, пришлось со вздохом отложить ее в сторону. Понимаешь? Уже тогда я почти что влюбилась в младших Хартфордов.
- Ты что! - воскликнула Нэнси, отбирая у меня тряпку. - Это же столовое серебро его светлости! Повезло тебе, что мистер Гамильтон не видит, как ты его царапаешь.
Она приподняла повыше вазу, которую чистила сама, и начала тереть ее размеренными круговыми движениями.
- Вот так. Видишь? Аккуратно. В одну сторону.
Я кивнула и вновь принялась за свой молочник. В голове роились вопросы о Хартфордах, вопросы, на которые - я была уверена - Нэнси знает ответ. И все-таки я не решалась их задать. С нее бы сталось перевести меня работать подальше от детской, если б она почуяла, что я получаю от своих обязанностей недолжное удовольствие.
Но как влюбленному даже самые простые вещи кажутся исполненными великого смысла, так и мне хотелось узнать о Хартфордах хоть что-нибудь. Я вспомнила о запрятанных в комоде книгах, о Шерлоке Холмсе, который заставлял людей давать самые неожиданные ответы при помощи искусных вопросов. Глубоко вздохнув, я позвала:
- Нэнси…
- М-м-м?
- А как выглядит сын лорда Эшбери?
Черные глаза потеплели.
- Майор Джонатан? Он очень красивый…
- Нет, майора Джонатана я видела.