- Я говорю, бога нет. Глупости это все. Отсутствует он, как таковой. Нету его. Аминь!
- Хорошо,– послышалось из толпы. - А, примерно, с душой-то теперь как быть?
- Душа отменяется. Нету такого органа, анатомию надо знать.
При всей своей любви к Стрункину глуповцы были разочарованы и неприятно задеты его атеистическим выступлением, поскольку они истово верили не только в бога и черта, но также в водяных, леших, казюлей и домовых. Монархисты тонко прочувствовали этот политический момент, и примерно минуту спустя после того, как Стрункин сказал "анатомию надо знать", мечтатель в пенсне застрелил его из американского револьвера.
Заслуживает замечания, что, когда потом монархисты оттащили тело на выгон, где положили его зарыть, вдруг оказалось, что градовластитель жив. В смятении монархисты распяли его на кресте и сожгли, обложив сырыми березовыми дровами, но, когда разгребли угли и головешки, опять оказалось, что Стрункин жив - такой несказанной жизненной силы это был человек; один глаз у него испарился, а другим он с пристальной ненавистью смотрел на своих врагов. Тогда закопали его живьем .
Расправившись со Стрункиным, монархисты при внимательном безмолвствии населения начали поворачивать историю вспять - история скрипела, но поддавалась. Так, возвращены были с лесоразработок все мудрствовавшие лукаво, которые значительно усилили партию монархистов, восстановлен старый алфавит и прежнее летосчисление, возрожден институт частной собственности, что особенно не понравилось горожанам, включая даже купца Сиракузова, привыкшего к праздности и беззаботному житию, в продаже появилась ханжа , возобновилось богослужение в храме - его по-прежнему отправлял отец Знаменский, отставленный от метлы, - снова стал выходить "Истинный патриот".
Летом восемнадцатого года до Глупова дошла весть о расстреле семьи Романовых в Екатеринбурге. "Истинный патриот" собрался было во всеуслышание объявить о такой всероссийской трагедии и заклеймить кровавые проделки большевиков, но мечтатель велел помалкивать на сей счет, поскольку-де власть монархистов в отсутствие монарха есть что-то такое, что, по крайней мере, возбуждает некоторые тягостные вопросы, и газета как ни в чем не бывало продолжала давать придворную хронику из Тобольска - император Николай Александрович-де играет в шашки с председателем тамошнего Совета, императрица Александра Федоровна вышивает по шелку гладью, великая княгиня Татьяна кокетничает с конвоем. Бог знает, на что рассчитывал вождь монархистов: быть может, на великих князей, оставшихся за границей, или на Земский собор, который выберет нового самодержца, но, как бы там ни было, о кончине дома Романовых глуповцы узнали только тогда, когда монархистов лишили власти.
Уже после того как с верхом оправдался слух о нашествии Махмуда турецкого да Махмуда персидского, прекрасным сентябрьским утром в город вошла Армия всемирного высвобождения. Была она не то чтобы многочисленна и не то чтобы до зубов вооружена, а даже и кремневые ружья времен Крымской кампании были замечены у нее на вооружении, однако власть она приняла без боя, так как монархисты малодушно попрятались по дворам. Задумчивый Кавалер, правда, вывел-таки своих милиционеров на Соборную площадь для наблюдения общественного порядка, чтобы во время очередного переворота каких-нибудь лишних, чрезвычайных безобразий не произошло, но Армия, не вникнув в эту задачу, разогнала милиционеров, а сам Задумчивый Кавалер был зарублен одним всемирным высвобождением из рода Проломленных Голов; это убийство увенчалось тем диким, со Смутных времен неслыханным происшествием, что вконец изголодавшиеся при монархии босяки выкрали тело Задумчивого Кавалера, разделали и сожрали.
Ближе к обеду Армия всемирного высвобождения разбила бивак на Соборной площади, а специальная депутация явилась под окошки декадента Брусникина просить его принять власть.
- Да ну вас к черту! - сказал Брусникин, высунувшись в окошко. - Я вам более не компания. Думаете, я не помню про пятый год?!
- Ты еще вспомни про восстание декабристов, - парировали депутаты. - Ишь до чего забурел человек: ему власть преподносят, а он кобенится!
Брусникин не нашелся, что на это депутации возразить, и прибегнул к резонам иного плана.
- Дурни! - сказал он всемирным высвобожденцам. - Ведь я же роман пишу, а вы меня отвлекаете. Я, может быть, сочиняю эпохальное произведение, а вы меня сбиваете на чуждую политическую стезю!..
- Очнись, отец! - стояла депутация на своем. - В городе власти нет; смели мы, к чертовой матери, эксплуататорскую власть, народ, можно сказать, в смущении, опасаемся беспорядков, а ты нам плетешь про эпохальное произведение!..
Брусникин на это:
- И слушать ничего не хочу!
Тогда вперед вышел тот самый высвобожденец, который зарубил Задумчивого Кавалера.
- На мне, братцы, кровь, - со слезой в голосе сказал он, - я уже ничего не боюсь и поэтому буду говорить как перед лицом господа бога. Если этот чертов сочинитель не примет власть, то я и его окончу! А то какую моду взяли - гнушаться пожеланиями революционных масс!..
Эти слова, в которых сквозило некое первобытно-свирепое чувство, заставили Брусникина спуститься на землю и согласиться на компромисс.
- Хорошо! - согласился он. - Но какая ваша политическая программа?
- Всемирное высвобождение! - был ответ.
- От чего?
- От всего!
- Тогда я согласен, - сказал Брусникин. - Так и быть, принимаю власть, но при одном условии: я принимаю ее затем, чтобы в соответствии с заветами великих теоретиков анархизма покончить с властью, как таковой. Это у меня теперь такая идеологическая платформа; к цыгано-синдикалистам я, прямо скажу, охладел и теперь исповедую анархизм на базе полной свободы личности от оков капитала, большевизма, законности, традиции и морали.
На том и порешили: Брусникин берет бразды градоправления в свои руки, потом уничтожает власть, как таковую, и в результате в Глупове наступает полное социальное благоденствие.
Но как-то так получилось, что с властью Брусникин довольно долго не расставался. То ему пришлось унимать кровавую междоусобицу, в которую впали Большая и Дворянская улицы, то организовывать курсы принудительного обучения Армии эсперанто на случай движения в глубь Европы, то разгонять шествие голых гимназисток с транспарантами "Да здравствует комиссар Зубкова!" и "Долой стыд!", то выявлять притаившихся марксистов, монархистов, думцев, капиталистов на предмет искоренения всякой смуты, - одним словом, у Брусникина все не получалось расстаться с властью. Как и следовало ожидать, кончилось это тем, что он выдумал себе оригинальный костюм, возвышающий его над прочими высвобожденцами, который включал голубые сапоги и шляпу с большим плюмажем, потом в приказном порядке начал публикацию своего романа в "Истинном патриоте" и, наконец, потребовал для себя звания генералиссимуса практического анархизма. Между тем на словах он вот-вот собирался расстаться с властью, и такое несоответствие слова и дела было настолько раздражительно-очевидно, что в Глупов прибыл из своего поместья заслуженный террорист Содомский. Прослышав об этом, Брусникин ночью бежал из города и вскоре эмигрировал за границу. Высвобожденцы было призвали к власти одного бывшего городового, но он тут же провозгласил себя цесаревичем Алексеем, и его пришлось немедленно отравить.