– Никогда не знаешь заранее, где найдешь, а где потеряешь, – тонко улыбнулся ему в ответ измученный и одновременно окрыленный этим необычным разговором Обломофф. – Но попробуйте рассказать какому-нибудь еврею, репатрианту из России, что он уже давно обрезан, и ему незачем отсюда уезжать, – вас ведь за это на смех поднимут, а то и, чего доброго, захотят убить!
– А попробуйте, – подхватил его мысль Андроник Новосельцев, – рассказать какому-нибудь глубоко верующему православному россиянину, что он, оказывается, обрезанный иудей, и давно уже слился с Иеговой в вечном соитии, – вас убьют еще раньше, и даже будут считать, что они совершили благое дело!
– И это при том, – продолжил разговор Обломофф, – что русский коммунизм – это, по существу, реинкарнация иудаизма и православия, двух сиамских близнецов-религий, которые в едином порыве, устремив в Небо свои обрезанные и изнывающие от любви к Богу фаллосы, задумали низвести Небо на землю! Естественно, что Небо такой дерзости им не простило – земные фаллосы должны вонзаться в земные лона, и Царство Божие, о котором испокон веков мечтали евреи и русские, вовсе не от мира сего!
– Да, вы правы, что позволено Юпитеру, не позволено быку!
– Я бы еще так перефразировал эту мысль, – тотчас ответил ему Айзек: – любовь земная и любовь небесная – это совершенно две разные вещи! Для того тебе и дана земная женщина с ее готовым принять твой явно или неявно обрезанный фаллос, лоном, чтобы ты вечно помнил о дистанции, отделяющей тебя от Неба!
– И все же мечта вонзить свой фаллос в небеса – это мечта всех безумцев, первооткрывателей и титанов, от которой они отказаться не в силах!
– Да, и именно поэтому такая мечта время от времени вознаграждается то огнем, подаренным людям богами, то открытием Америки, то великими шедеврами в искусстве или в науке!
– Выходит, что обрезание присутствует буквально везде, во всех сферах человеческой деятельности, и сопровождает человека буквально с первых шагов его на земле! – Воскликнул в экстазе Андроник Новосельцев. – Ах, как хорошо мы сидим с вами, коллега, и о каких приятных вещах говорим. Скажите, а не откупорить ли нам бутылку шампанского, и не выпить ли на брудершафт во славу великого обряда обрезания, столь дорогого сердцу как еврейского, так и русского человека?
– Охотно это сделаю, – ответил ему Обломофф, и тут же на правах хозяина позвонил по телефону и заказал бутылку лучшего шампанского, какое только могло оказаться в отеле.
Пока не пришел стюард и не принес шампанское, они недолго молчали, погруженные каждый в свои мысли. Неизвестно, о чем думал Доктор Обрезание, он же Андроник Соломонович Новосельцев, но нам доподлинно известно, что Айзек думал о том, что переход его из православия в иудаизм ровным счетом ничего не решает, что он давно уже, от самого своего рождения, обрезан на небесах, что давно уже и русский, и еврей одновременно, и что лишение его в ближайшее время кусочка крайней плоти – всего лишь дешевый спектакль, не нужный никому, кроме, разве что, этого сидящего напротив него человека. Однако отступать назад было уже и поздно, и явно неумно. Сказавши "а", надо сказать и "б"; если стакан воды налит, его надо выпить, и с этим, пожалуй, уже ничего поделать нельзя! Кажется, это называется судьба, устало подумал он, и выпил на брудершафт со своим гостем.
Они опять помолчали. Потом, и это мне известно доподлинно, Андроник Новосельцев, которому было необыкновенно приятно, что Айзек произносит вслух его тайное и давно забытое имя, попросил Айзека почитать что-нибудь из своих религиозных стихов.
– Я знаю, что вы пишите на религиозные темы, – сказал он ему.
– Да, – ответил Айзек, – иногда, хотите, я вам прочитаю свою "Молитву"?
– Хочу.
– Тогда слушайте:
Молитва
Не держи Ты, Господи,
Жизнь мою на ниточке,
Не бросай ее Ты
Во глубокий омут,
Пожалей Ты, Господи,
Меня, сиротинушку,
Отпусти Ты, Господи,
Меня в мир пожити.Во миру ведь, Господи,
У меня есть детушки,
Во миру ведь, Господи,
У меня жена,
Ну а сам я, Господи,
Бывший сиротинушка,
Рос без милой матушки,
Рос я без отца.Если можешь, Господи,
Отпусти покаяться,
Отпусти в поход меня
По святым местам,
Там я, любый Господи,
Буду ставить свечечки.
Может быть, помилуют
Ангелы меня.Ведь у них, у ангелов,
Есть к Тебе дороженька,
Ведь у них, у беленьких,
Есть к тебе стежок,
Ведь она, родимые,
Могут помолитися
За душу, за падшую,
И спасешь меня.
– Как хорошо, – сказал после некоторого молчания Новосельцев. – А есть ли у вас еще что-нибудь подобное?
– Есть еще одна "Молитва". Слушайте:
Молитва
Не пожелай мне злой отравы,
Не пожелай лихого дня,
А пожелай мне вольной песни,
И ветра в белых парусах.Возьми себе мою гордыню,
Возьми себе мою тоску,
А мне оставь любовь земную,
И тех друзей, что потерял.Верни мне счастье золотое,
Верни заоблачную даль,
И ту единственную деву,
Что улетела навсегда.Укрой меня от моря бедствий,
Укрой от яростной судьбы,
И забери мои тревоги,
И пытки, коим нет числа.Спаси мою больную душу.
Спаси всех тех, кто мной любим,
И не суди за те ошибки,
Которые я совершил.Прими меня на лоно света.
Прими меня в обитель грез,
И постели мне чистый клевер
Взамен измятых простыней.
– Да, вы уже давно обрезаны, и давно уже вонзили в Небеса свой то ли виртуальный православный, то ли оголенный иудейский фаллос, – сказал с заплаканными глазами Андроник Новосельцев. – Если не хотите, я не буду у вас ничего обрезать, а только лишь искусно подтяну кожу на вашем заслуженном фаллосе писателя и философа, чтобы создать видимость истинного обрезания и пустить пыль в глаза тем ученым евреям, которые будут вас обследовать перед тем, как обратить в новую веру?
– Никак нельзя, – ответил ему с улыбкой Обломофф, – никак нельзя, мой дорогой, ведь обрезание, как вы сами мне говорили – это обряд единения человека и Бога. А Бога, батенька мой, обмануть невозможно! Так что уж потрудитесь на совесть, прошу вас, и обыкновенным каменным ножом, желательно тем самым, которым Авраам обрезал своих сыновей, обрежьте по всем правилам и меня. Обрежьте, а там уж будет видно, что из всего этого выйдет: то ли благодать Божья, то ли гроб с музыкой! Кстати, не хотите ли еще одно стихотворение на ту же тему?
– Конечно, хочу!
– Тогда слушайте!
Как страшно, Господи, как страшно,
Когда волну роняет ветер,
Дождливым утром, на рассвете,
И кажется все пусто, зряшно.Как больно, Господи, как больно,
Когда кусты мокры от влаги,
И ветви елей, словно флаги,
И вбок воткнуты, и продольно.Как чудно, Господи, как чудно,
Когда сквозь мрак проглянет солнце,
И краски мира, как в оконце,
Влетают, и блестят прилюдно.Как рано, Господи, как рано
Ушла весна в обнимку с маем,
И только эхо, гулким лаем,
Вонзается в утесов рану.Как поздно, Господи, как поздно
Лететь вперед за птичьей стаей,
Чей клин по осени растаял,
И ждать декабрьских морозов.Как много, Господи, как много
Всего лежит на этих стогнах,
В них ветра шум и песен стоны,
И память, девка-недотрога.Как сладко, Господи, как сладко,
Взирать с крыльца на полдень мира,
И слушать, как играет лира,
И улыбаться для порядка.
– Перестаньте, – сказал ему после длительного молчания Новосельцев, – не рассказывайте больше ничего, а то я разрыдаюсь, и напьюсь после этого, как последняя скотина, а завтра у меня будут дрожать руки, и я вместо кусочка крайней и дряхлой плоти отрежу у вас по ошибке еще что-нибудь!
– Не отрежете, не бойтесь, – весело возразил ему Айзек, – вы слишком опытны, чтобы совершить такую ошибку. И, кстати, крайняя плоть у меня, как все остальное, вовсе не дряхлая, а еще ого-го как может работать! Так что наберитесь терпения, и послушайте еще одно, теперь уже заключительное, стихотворение!
– Валяйте! – Махнул ему в ответ Новосельцев. – Вас, как и меня, переубедить невозможно, мы слишком опытные бойцы, чтобы вот так, до срока, сойти с дистанции!
– Вот и отлично! – Совсем уж весело воскликнул Айзек. – Слушайте:
Мальчик, сыграй мне на лютне
Песню о прелестях рая,
Медленно, нежно играя,
Мальчик, сыграй мне на лютне!Мальчик, сыграй мне на лютне,
Будем подобны блаженным,
К кубкам прильнем этим пенным,
Мальчик, сыграй мне на лютне!Мальчик, сыграй мне на лютне
Песню о страшных истоках,
Сагу о горных потоках
Мальчик, сыграй мне на лютне!Мальчик, сыграй мне на лютне,
Путь предстоит мне неблизкий,
Полог откинь этот низкий,
Мальчик, сыграй мне на лютне!Мальчик, сыграй мне на лютне,
Время пришло распрощаться,
Надо легко расставаться,
Мальчик, сыграй мне на лютне!Мальчик, сыграй мне на лютне,
Все, что я мог, я уж сделал,
Нет у бессмертных предела,
Мальчик, сыграй мне на лютне!Мальчик, сыграй мне на лютне,
Ты уж не мальчик, а воин,
Плакать тебе непристойно,
Мальчик, сыграй мне на лютне!