– А вот тут вы и не правы, коллега, вот вы тут и не правы! – Замахал от радости руками и запрыгал по комнате Доктор Обрезание, которого, между нами, но только по секрету, многие звали Припадочным Докторишкой. – Вот тут вы и не правы, коллега, потому что обрезание – это таинственный ритуал приобщения человека к Богу, и в нем важно именно все сакральное, древнее, настоянное и выдержанное на тысячелетней традиции, а вовсе не анестезия и удаление кусочка кожи без боли. Наоборот, коллега, чем больше боли, тем ближе младенец или такой неофит, как вы, ко Всевьшнему, боль поднимает вас над землей и возносит на пахнущее неземными травами и росами лоно Авраамово, от которого рукою подать до Иеговы. Так что обрезание с помощью древнего каменного ножа, который, между прочим, такой же острый, как и современные лазерные скальпели, наиболее правильно с сакральной, и вообще религиозной точки зрения. А в том, что в обрезании больше именно сакральности и религии, и почти нет ничего остального, о чем иногда говорят, оправдывая этот обряд, вроде гигиены, необходимой в жарком климате, отсутствия в пустыне воды, которой необходимо время от времени, особенно после посещения своей или чужой женщины, омывать свой фаллос, и прочее, – в обрезании почти все от сакральности и религии. Обрезанный фаллос ближе Иегове, чем необрезанный, он ему более люб, чем фаллос, спрятанный в складки сморщенной крайней плоти, Иегова, можно сказать, обоняет запах обнаженного фаллоса, и заполняет этим запахом свои трепещущие от вожделения ноздри. Он любуется обнаженным и обрезанным фаллосом, как любуется молодая вакханка фаллосом своего любовника, таким прекрасным, таким могучим и стойким, что ему можно посвящать поэмы и гимны, прижиматься к нему влажными от вожделения губами, целовать его, водить вокруг него хороводы, или, раскрыв свое горящее от вожделения лоно, впустить его внутрь, и слиться с ним в едином вселенском порыве, в едином и последнем вселенском объятии, которое, возможно, и есть самое главное, ради чего живет на земле человек. Ради чего создал Господь из праха земного это жалкое и способное единственно лишь на соитие и кратковременный экстаз существо!
– Вы считаете, что Господь создал человека прежде всего для того, чтобы любоваться бесчисленными актами соития, ежедневно и ежесекундно происходящими на земле в каждом удобном, и даже совсем неудобном углу? – тонко улыбнулся Обломофф, пораженный поэзией и философской глубиной проникновения Доктора Обрезания в этот щекотливый вопрос.
– Помилуйте, а ради чего другого? Для чего Господу еще нужно это обрезание крайней плоти мужчины, это открытие всему миру его спрятанной до поры мужественности и стойкости, как только лишь для того, чтобы лучше видеть этот чудесный и дерзостный акт, в результате которого зарождается новая жизнь, подобно тому, как зародилась она из простой глины, превращенной рукой Всевышнего в наших прародителей Адама и Еву? Поверьте мне, в каждом акте совокупления мужчины и женщины незримо присутствует сам Иегова, он, можно оказать, необходимая часть, необходимое условие этих актов, без него ни один из них просто не смог бы успешно закончиться, и дойти до необходимого логического конца! По большему счету, это не земной мужчина ежедневно миллионы раз там и тут овладевает своей вожделенной женщиной, а сам Иегова в порыве своей необъятной и необузданной страсти бессчетное количество раз овладевает всеми женщинами грешной земли! Именно Иегова прежде всего является их настоящим любовником и мужем, именно для Него существует тайна первой брачной ночи и тайна брачной постели, именно Ему отдают земные женщины сокровенную тайну своего запечатанного до времени лона! Сначала Ему, а уже потом всем остальным, в том числе и своим земным мужьям, любовникам и случайным знакомым!
– Так значит, Иегова не так бескорыстен в этом вопросе, как можно считать? – Удивленно спросил у своего воодушевленного этой поэтической речью собеседника Обломофф. – Так значит, у Иеговы имеется на земле свой интерес?
– Помилуйте, – воскликнул, всплеснув руками, Доктор Обрезание, – а почему же у Иеговы и не быть на земле своих интересов?! Да можно сказать, что вся земля вместе со всем, что она произрастает и покоит на своих пажитях, что она взращивает в своих потаенных лонах, – все это и есть первейший интерес Иеговы, как раз и создавшего землю со всем ее содержимым ради своего божественного бесконечного интереса! И, разумеется, земные страсти, земная любовь, и ее апофеоз – соитие мужчины и женщины – есть самый главный интерес Иеговы на земле! Он для того и создал землю вместе с первыми людьми, нашими праматерями и праотцами, чтобы иметь возможность бесконечно сливаться в порыве страсти с каждой из женщин земли, и изливать свое небесное семя на ждущее его и истомленное вечной жаждой и вечным ожиданием лоно! Обрезание же облегчает это соитие и делает его ближе к небу, вот почему оно предписано Иеговой всем евреям, и вот почему я делаю его всем желающим без малого уже тридцать лет, с тех пор, как взял в руки острый каменный нож и отсек им крайнюю плоть у ничего не подозревающего и бездумно глядящего в вечность младенца!
– Как странно, – задумчиво сказал после некоторого молчания Обломофф, – мы примерно в одно и то же время взяли в руки наши главные в жизни предметы, вы – каменный нож для обрезания крайней плоти, а я – свое вечное перо для написания текстов, которым я тоже обрезаю вокруг себя все лишнее, оставляя на листе бумаги лишь необходимое, складывающееся в романы, повести и стихи. Мы, можно сказать, делаем с вами одно дело, только с разных сторон, и оно, безусловно, приближает нас к Богу!
– Как я рад, что вы наконец-то поняли это, – сказал, радостно улыбаясь, Доктор Обрезание. – Приятно иметь дело с вдумчивым человеком, близким тебе по духу и образу мыслей!
– И не только по образу мыслей, но и по вере!
– Что вы хотите этим сказать? Ведь вы пока что православный, а я иудей, вы еще не обрезаны, и не приобщились к вере Иосифа и Моисея!
– Я уже отлучен от православия, – горько возразил ему Айзек, – но в душе еще не порвал с этим учением, да и никогда, очевидно, не смогу с ним порвать, как бы это ни мне, ни кому-нибудь, ни хотелось! Но, знаете, нет двух более близких религий, чем иудаизм и православное течение в христианстве! Я много размышлял над этим вопросом, и сейчас, слушая ваш панегирик божественному обряду отрезания, жрецом которого вы состоите вот уже тридцать лет, пришел неожиданно к выводу, что православие, собственно, все проникнуто неявной, а подчас и чересчур явно идеей обрезания. В это трудно поверить, но иначе и быть не могло, ибо корни христианства, а, следовательно, и православия, лежат глубоко в иудейской почве, лежат в Палестине, в иудаизме, из которого, внешне как будто преодолев его, вышло христианство и православие. Но нельзя полностью избавиться от своих корней, это просто физически невозможно! Дерево, лишенное корней, сразу же лишается и самой жизни. Взгляните на луковицы православных церквей: что это, как не позолоченные фаллосы, обрезанные золотые души православных людей, взывающие к небу, ко Христу, и желающие слиться с ним в едином и последнем божественном акте? Что это, как не мольба православного человека к Небу и к Богу, желание низвести Небо на землю, и обычным земным делам и утехам придать небесную глубину и божественность?
– Вы считаете, что православные люди тоже в душе обрезаны?
– Все до единого! Но только неявно, не в лоб, а, как модно сейчас говорить, виртуально. Тоска православного человека по Небу, его желание прикоснуться своими земным изнывающим фаллосом к небесам и суровое ответное молчание Христа породило внутри православной души непрерывный вопль, непрерывный стон, непрерывный зов, который, разумеется, прекрасно слышен на небе, открывающим время от времени свое суровое и молчащее лоно давно уже обрезанной душе русского человека. Обрезание реального, физического фаллоса для русского православного человека – всего лишь формальность, его можно делать, а можно не делать, ибо душа его обрезана уже от рождения! Непрерывный вечный зов к Небесам, воспринимаемым православным человеком как некое мистическое и бесконечно благое лоно, обнажает обрезанную душу православного человека, и тем самым роднит его с иудеем, делая их обоих чуть ли не единокровными братьями, и даже сиамскими близнецами!
– Вы рассуждаете, как настоящий писатель! – Воскликнул в изумлении Доктор Обрезание, восторженно, и даже с испугом уставившись на Обломоффа.
– Скорее, как религиозный философ, – ответил ему Айзек, – ибо долгое занятие литературой в России, глубоко, и даже безнадежно, если пользоваться этим медицинским термином, религиозной стране, поневоле делает любого ищущего писателя религиозным философом. Как видите, я тоже пришел к идее необходимости обрезания, но только со своей, писательской стороны!
– О Боже! – Воскликнул Доктор Обрезание, – Как же мы с вами близки! Хочу открыть вам страшную тайну, о которой еще никому в жизни, по крайней мере последние тридцать лет, не рассказывал: я ведь тоже, батенька, выходец из России!
– Из России? Не может быть!
– Да, представьте себе, из России, мое настоящее имя Андроник Соломонович Новосельцев, я одесский еврей, и некогда бежал из вашей прекрасной страны, забравшись тайком в трюм корабля, и чудом очутившись после множества приключений в Израиле!
– Бежали из России, которая давно уже обрезана, совершенно не подозревая об этом?
– Да, бежал из России, от ее обрезанных фаллосов-луковок храмов, золотым блеском взывающих к Небу с мольбой о вечном соитии, совершенно не подозревая об этом. Зная заранее о том, что вы сейчас мне рассказали, то есть о виртуальном обрезании всех русских православный людей, я бы никогда не сделал этого!