Побледневшая от страха Марго сначала стояла в немом оцепенении, не зная, что предпринять. Её ужаснул не только вид корчащегося в муках Андрея, но и то, что в мозгу внезапно лихордочно замелькали обрывки когда-то виденных документальных фильмов о животных, непостижимым образом всплывали в памяти целые страницы энциклопедий, справочников, какие-то заметки из газет и журналов – всё это мелькало, наслаивалось друг на друга, спрессовывалось в тугой комок, снова распадалось на части, и вдруг мелькнула картинка: мужчина стягивает резиновым жгутом ногу человека, укушенного змеёй. Почему ей ярко привиделась именно эта картина, Марго и сама не понимала, но, тем не менее, это была подсказка: если крепко перевязать ногу Андрея, то гадине будет труднее двигаться вперёд.
Не мешкая, она сорвала со шляпки капроновые ленты, связала их жгутом и набросила его на ногу парня. Сергей Васильевич, поняв смысл действий Марго, проделал то же самое с плечом Андрея: он ухватил его мёртвой хваткой, пытаясь остановить ползущий под кожей чудовищный обрубок. И лишь бабушка Чикуэ хранила спокойствие. Широко открытыми глазами она вглядывалась в чистое небо и что-то тихо бормотала себе под нос.
– Проклятая старуха! – услышал Андрей злобное шипение Ниохты. – Напрасны твои старания. Орлица высоко, до неё не доходит твоя мольба, – она пронзительно хохотнула. – Холодные звёзды безразличны и равнодушны. Им нет никакого дела до строптивого человечка, возомнившего себя сильным и свободным.
Бабушка Чикуэ продолжала что-то шептать, ритмично покачивая головой. В небе появилась тёмная точка. Она стремительно увеличивалась, надвигаясь на солнце, и вскоре стало понятно: летит какая-то очень большая птица. Её крылья закрыли светило, и в ту же самую минуту подул ветер. Он скользнул прохладной лапкой по лицу Андрея, примял траву и запутался в ветвях берёзы, стоящей у пещеры. Дерево содрогнулось и вытянулось. С ним что-то случилось: его тонкий ствол быстро расширялся; устремляясь вверх, он обрастал новыми мощными ветвями, и на них появлялись не березовые, а вовсе неведомые листья, напоминавшие сверкающие зеркальца-толи. По стволу сновали изумрудные ящерицы с синими глазами, медленно передвигались степенные жабы, а полусонные лягушки норовили забраться в глубокие трещины коры. В густой листве прятались птицы-чока; они сидели молча и даже не шевелились – ни дать, ни взять: искусные чучела, выполненные умелым таксидермистом.
– Старуха надеется на чудо, – шептала Ниохта. – Блажен, кто верует! Никто и ничто уже не сможет помешать моей помощнице завершить начатое. Скоро, совсем скоро на месте души у тебя окажется маленькое яростное существо, которое ты видел в образе ящерицы. На самом деле это нечто иное, способное изменить тебя полностью. Зло – вот что отныне ты будешь сеять вокруг себя, тобой станет двигать ожесточение, смертельная тоска не даст тебе покоя, и в желании избавиться от собственной боли ты с наслаждением примешься наделять горечью и несчастьями других людей. Чем им будет хуже, тем лучше тебе…
Она пророчила Андрею злое будущее. Сущность его существования отныне будет заключаться в невидимом, принадлежащем к иной реальности. Жизнь находится во всем сущем, и есть немало способов ее восприятия; человеческое восприятие – лишь один из них. Звери, птицы, рыбы, деревья, насекомые ощущают бытие таким, как оно есть, но в своей перспективе. Ящерица, став частью Андрея, заставит его смотреть на мир иначе – он увидит в нём тьму и мрак, ожесточение и страх, и всё, что есть в нём тёмного, забродит, как дрожжевое тесто, и наполнит собой каждую клеточку тела.
Он станет избегать света, ему милее будет бархат тьмы, и в её головокружительных безднах он найдёт ответы на самые сложные вопросы. Подобно ящерице, Андрей проникнет в подземелья, скрытые от глаз обычных людей, и поймёт: пустота тьмы – это пространство, обладающее определёнными качествами, в том же смысле, как и физическая материя. Оно существует не только вокруг вещей и между вещами, но также и внутри вещей. Физическая материя, несмотря на свой плотный и, вроде бы, непроницаемый вид, состоит из атомов, которые в свою очередь состоят в основном из пустоты.
Пустота – это и есть внутреннее содержание тьмы, но она не вакуум, она – целый мир. Оказавшись в нём, Андрей сможет воспринимать то, что не видно обычным глазом, и расширять границы своего осознания, соприкасаясь с реальностью, лежащей за рамками привычных явлений. Время там течет не так, как человеку кажется. Оно не постоянно, как принято считать, а обладает эластичностью ящерицы; так же, как и она, время сжимается и растягивается, протискиваясь в незримых коридорах пространства. И путь его непостижим, как движение змеи в песке. Кромешная мгла скрывает тайны пространства и времени, но где-то там, во тьме, поглощающей свет, зреет кристалл истины, и, возможно, Андрей прикоснется к нему, чтобы с холодной и беспощадной ясностью понять: мрак порождает красоту, которая на самом деле – зло.
– Подумай сам: алмаз образуется в земных недрах за многие тысячи, если не миллионы лет, – нашёптывала аоми. – Он был бы навеки скрыт от солнца, если бы человек не выкопал шахту, чтобы найти алмаз и вынести его на свет. Порождение тьмы, этот камень зачаровывает человека, и он очищает алмаз, чтобы огранить его и превратить в бриллиант. Теперь все принимают его за лучистое порождение света, и любуются им, и наслаждаются его красотой, но никто не замечает эманации зла, испускаемой драгоценностью. Бриллиант, политый кровью, становится ещё чище и ярче, и не потому ли из-за него рушатся царства, гибнут люди, ведутся войны? Зло, заключённое в камешке, двигает ход истории, и чаще всего получается: движение – прогресс. Сейчас ты сторонишься зла, но скоро сам поймёшь его величие, и станешь ему служить искренне и безоглядно…
Андрей с содроганием слушал эти нашёптывания. Нечто холодное и ужасное, двигавшееся в нём, заставляло сердце биться сильнее; тело же оцепенело, как это бывает в страшном сне: хочешь бежать, но не можешь сдвинуться с места. Юркая бесхвостая помощница аоми, похоже, парализовала его волю.
Дерево росло, широко простирая свои могучие ветви; его вершина упёрлась в небо и вскоре закрыла солнце. Однако лучи светила упорно стремились пробить крону, и поначалу это им удавалось, но листвы становилось всё больше и больше – высоко над землёй раскинулись настоящие кущи, такие густые, что свет уже не мог проникнуть сквозь них. Потемнело как перед грозой, и всё вокруг стихло.
Андрей почувствовал, что острую невыносимую боль скрадывает холодное онемение, охватившее всё тело – это походило на действие анестезии, которую применяют стоматологи: казалось, только что от зубной боли готов был лезть на стенку, но всего одна инъекция – и вот уже ничего не чувствуешь, воспаленные нервы будто заморозились и потеряли всякую чувствительность.
– Молодец, – похвалила аоми. – Скоро тебе станет совсем хорошо. Ты быстро поймёшь: нам не жить друг без друга, вместе мы – сила, ого-го-го! Люди оценят твой дар, они будут бояться только одного твоего взгляда…
Марго и Сергей Васильевич продолжали цепко держать Андрея. Чикуэ Золонговна, приставив ко лбу ладонь козырьком, пытливо всматривалась в крону дерева, пытаясь обнаружить в нём просвет. Она ожидала орлицу. Эта птица, по её представлениям, каким-то чудесным образом могла бы помочь Андрею справиться с нечистью, проникшей в него.
Дерево позвякивало листьями, воздух вокруг него сиял и переливался алмазной пылью; над землёй витал крепкий дух нагретой солнцем еловой живицы и могучих дубовых листьев. В изумрудной траве пылали огоньки саранок и жарков, над цветами степенно кружили чёрные махаоны. С высокого куста лабазника снялся мохнатый шмель и, стремительно пролетев пулей несколько метров, вдруг завис над шляпкой Марго. Искусственный букет на ней он поначалу принял за настоящий, но, разобравшись, недовольно загудел и с расстройства шмякнулся в заросли чистотела. Неуклюжий, он потревожил каких-то мелких желтеньких жуков: они прыснули с ажурных листьев растения в разные стороны.
Старуха Чикуэ перестала смотреть вверх и перевела взгляд на чистотел. Ей нравились его веселые, простые цветы, соперничающие в яркости с такими же желтыми лютиками и одуванчиками. Но, увы, они быстро вяли, если попадали в букет, – даже самая чистая родниковая вода не могла спасти их: оторвавшись от земли, это растение словно бы лишалось силы. Хотя, с другой стороны, высушенной травой чистотела лечат самые разные хвори – значит, мощь никуда из него не пропадала, наоборот – лишь усиливалась. Однако нежные цветы не могли обойтись без связи с землёй – только её соки поддерживали в них жизнь.
Обстоятельства жизни и человека порой отрывают от его истоков, привычного существования, убеждений, нравственной основы, – он и не замечает, что новые веяния, модные теории, чужие идеи, восхитившие смущённый разум, лишают его чего-то очень важного, неосязаемого, как воздух, – того, что не наблюдаешь, пока не утратишь. Но и потерявши нечто в себе, многие довольствуются приобретённым, не задумываясь о поскучневшей душе. Она, между тем, где-то рядом, скорбит и любит, пытаясь напомнить о себе внезапным приступом тоски или уколом грусти. Но к чему сантименты? Весело улыбаясь, пренебрежительно махнём рукой и, не обращая внимания на душевную непогоду, поднимем над собой зонтик удовольствий и радостей – он защитит и спасёт от тяжёлых раздумий. Однако находятся такие люди, которые не в силах смириться с потерей души, они чахнут, страдают и сохнут подобно цветку чистотела. То чуждое, что стремится захватить их естество, старается напрасно, ибо ему достанется увядшая, ни на что не годная телесная оболочка.