Зона строгого режима, куда прибыл прапорщик со своей командой, походила на средневековую крепость, окружённую осаждающими войсками. Высокий забор зоны был окружён спецназом, который напоминал древних рыцарей. Сферы с пластиковыми забралами, щиты и бронежилеты, похожие на латы, – всё это для постороннего человека ассоциировалось с какой-то безобидной игрой или со съёмками фильма, однако люди посвящённые понимали, что являются не только свидетелями, но и непосредственными участниками ужасной трагедии.
Генерал и полковник, расположившись в микроавтобусе, который служил им штабом операции, ломали голову, как выйти из сложившейся ситуации с минимальными потерями.
– Время ультиматума кончается, – сказал генерал, глядя на часы. – Сейчас начнут убивать заложников.
– Надо начинать штурм, – предложил полковник.
– Тогда они перебьют всех заложников. Им терять уже нечего.
– Они и так перебьют.
– Перебьют, это точно. Но, может быть, не всех.
В это время в штаб вбежал запыхавшейся капитан.
– Товарищ генерал, Царя привезли!
– Ну, вот и слава Богу! – Генерал перекрестился. – Давай его сюда. Используй, полковник, последнюю попытку. Если и она не даст результатов – тогда штурм.
Прапорщик с тремя заключёнными тут же были проинструктированы и доставлены к генералу.
– А почему трое? – спросил генерал у прапорщика.
– Здесь Царь командует, а не я, – ответил тот. – Товарищ генерал, разрешите, я с ними пойду?
– Это исключено. Бандиты отказываются вести переговоры с ментами. Они примут только зэков.
– А может быть я… – начал, было, прапорщик, но генерал не дал ему договорить.
– Некогда нам думать, дорогой мой. Время ультиматума уже кончилось. Они в любой момент могут начать убивать заложников.
Трое заключённых с генералом вышли из автобуса и направились к зоне. Генерал взял в руки мегафон, чтобы обратиться к бандитам, но ничего не успел им сказать. В проёме окна показалась мужская фигура, обнажённая по пояс и обращённая к генералу спиной. Фигура не стояла на ногах, а висела на руках бандитов. Неожиданно фигура задергалась и раздался душераздирающий крик. Руки развернули мужчину. Генерал увидел полковника с вырезанной на груди звездой.
– Это первый! – раздался выкрик из окна.
Полковника вышвырнули на улицу.
– Прекратите немедленно! – закричал в мегафон генерал. – К вам направляются трое заключённых для переговоров.
В проёме окна показалась женская фигура с приставленным к горлу ножом. Тюремные ворота приоткрылись, и тот же голос из окна прокричал:
– Давай, запускай! Если кто из ментов войдёт, голову ей отрежем!
Царь, Скрипач и Михаил Александрович вошли на территорию зоны. Ворота тут же захлопнулись за ними.
– За мной идите, – сказал им встретивший их заключённый.
Подходя к зданию, Царь и его спутники остановились возле полковника, который лежал на земле, истекая кровью.
– Не останавливаться – крикнул заключённый.
Однако никто не обратил внимания на эти выкрики. Царь опустился на колено и наклонился над полковником.
– Вот видишь, – прошептал полковник. – Ты же предупреждал меня тогда, а я не поверил.
– Всё равно изменить ничего было нельзя, – ответил ему Царь. – Не переживай, для тебя всё уже кончилось.
– Перенеси его в санчасть, – обратился Дима к Скрипачу.
– Как же я один?
– Вот этот тебе поможет. – Царь кивнул головой в сторону заключённого.
– Я не буду, – замотал головой тот. – Мне не поручали.
– Идите, – тихо сказал Царь.
Заключённый послушно подошёл к Скрипачу. Они подняли полковника и вынесли его за пределы зоны. Дима и Михаил Александрович вошли в здание.
Проходя по коридорам, они слышали сзади себя приглушённый ропот заключённых, которые образовали собой живой кордон:
– Царь, Царь пришёл!
– Который?
– Тот, что молодой!
Войдя в просторное помещение, они увидели заложников, к горлам которых были приставлены ножи. Увидев Царя, бандиты тут же убрали ножи и, не моргая, стали смотреть на пришедших. Бандиту, который сидел в середине комнаты, и который по своему виду был главным, эта перемена поведения своих подчинённых явно не понравилась.
– Да это же мент! – пренебрежительно сказал он, глядя на Царя.
Однако эта фраза ровным счётом ничего не изменила. Все заворожено продолжали смотреть на вошедших.
– Ах ты сучёнок! Так ты крутой?! – Вожак в одно мгновение вытащил нож и прыгнул в сторону Царя.
Бандитская рука уже замахнулась и описала круг, но Михаил Александрович успел дёрнуться и подставить свою грудь. Нож вошёл в его тело, и полковник рухнул на пол.
– Братва, эта падла Царя замочить хотела! – выкрикнул кто-то из толпы.
Серая масса заключённых, как лавина, оттеснила Царя и сомкнулась над своим недавним повелителем.
– Хватит! – крикнул Царь.
Но было поздно. Тот, кто всего несколько минут назад повелевал всей этой массой, лежал на полу неподвижно и бездыханно.
Царь опустился на колени и попытался нащупать пульс полковника у горла. Но вскоре его рука оставила горло в покое, легла на лицо Михаила Александровича и закрыла ему глаза.
Не всегда кружка с чифиром обходит зэков перед этапом. Есть ещё один день, который заключённые ждут с нетерпением, ждут и боятся. Как их встретит долгожданная воля? Что там, по ту сторону забора? Кто ждёт вчерашних узников? Хорошо, если есть куда идти, если ждали все эти годы. А если идти некуда, а если никто не ждёт? Нет, об этом лучше не думать. Разве стоит омрачать этот заветный день?
В кабинете начальника тюрьмы, отдавая дань традиции, пустили кружку по кругу подполковник, прапорщик, Скрипач и Царь.
– Ну, и куда ты теперь? – спросил Царя подполковник.
– К людям, куда же ещё?
– Ты думаешь, они тебя ждут? Им не до тебя, они заняты своими делами.
– Здесь ты действительно был царём. А что будет там? – поддержал начальника прапорщик.
– Царь, ты же можешь видеть будущее. Скажи, кем ты станешь на воле? – спросил Скрипач.
– Свою судьбу не знает никто.
– А я кем буду? – не успокаивался Скрипач.
– Скрипач скрипачом и останется.
– Ой, что ты! Время ушло. Пальцы уже никогда не наверстают упущенное.
– Пальцы не наверстают, а вот голова не только наверстает, но и приумножит. Учиться есть чему и в тюрьме.
– Что ты имеешь в виду?
– Музыку не только исполнять можно, но и придумывать.
– А за базар ответишь? – засмеялся Скрипач.
– Отвечу. Когда мы на твоём концерте встретимся, и отвечу.
– Жаль, что ты судимый, – прервал их разговор подполковник. – С удовольствием тебе место предложил бы в нашей системе. Ты же здесь нужен. Раньше я воспринимал лозунг: "На свободу с чистой совестью" как издёвку, а теперь вижу, что был не прав. Приходя на работу, я совершенно не чувствую, что нахожусь в тюрьме. Есть в тебе что-то такое, что меняет человека, делает его лучше. А в нашем деле это очень важно. Я и с генералом уже о тебе говорил. Он и сам за тебя двумя руками, да всё эти проклятые инструкции.
– Да я и сам понимаю, что здесь моё место. Но у судьбы, видимо другие планы. Вот и выходит, что из тюрьмы на волю ухожу, как в тюрьму.
Все засмеялись.
Прапорщик поставил пустую кружку на стол и спросил подполковника:
– А про меня не забыли, товарищ подполковник?
– Про рапорт твой?
– Так точно.
– Ну, а тебя-то там кто ждёт? Ты же уже сроднился с этими стенами.
– Не хочу я в этой зоне зла быть. Не моё это.
– Так вот и сделай её не зоной зла.
– Мне это не дано. Я же не Царь.
– А что тебе дано?
– Я по дереву хорошо режу. Это мне дано, этим и жить буду.
– Да, выходит, мне одному здесь оставаться. Нести, как говориться, свой крест.
– Свой крест никому не передашь, – сказал Скрипач.
Вот так и получается, живёшь с человеком бок о бок, помогаешь ему, делишься с ним хлебом и водой, переживаешь за него, а нести свой крест всё равно предстоит одному. И только попробуй попросить кого-нибудь помочь, только попробуй хоть один грамм переложить на другие плечи, так он начинает ещё больше давить. Ну, а если совсем захочешь избавиться от него, так он и вовсе тебя придавит – даже ойкнуть не успеешь.
Глава 13
Дима шёл по знакомым с детства улицам и не узнавал их. Ничего вокруг не изменилось, и изменилось одновременно. Вот тот же садик со скамеечкой, где он впервые поцеловал Катю. И садик тот же, и скамеечка та же, а Кати уже нет. Вот институт, где он учился. И институт тот, и так же звенят звонки после лекции, но на перемену выбегают уже другие студенты. И, как бы ты не вглядывался в их лица, всё равно ни одного знакомого не найдёшь.
Он посетил могилы матери и отца, посидел у них, вспоминая своё детство, но ни отца, ни матери, ни, тем более, детства больше не было. Больше всего Дима просидел у Кати. Фотография, которая смотрела на него с памятника, была, как живая. Катя как будто хотела ему что-то сказать, но не могла.
– Я понимаю тебя, – сказал он ей. – Каждый обязан нести свой крест, и ты ничем мне уже не поможешь.
Уходя с кладбища, Дима заметил большую гранитную глыбу, расколотую пополам. Она была совсем недалеко от Катиной могилы. Он подошёл к ней и прочитал на её лицевой стороне: "Раб".
"Вот уж действительно – Раб", – подумал он.