– Да, эта дуэль, – задумчиво произнёс полковник. – Кто бы мог подумать, что всё так закончится. Виной всему проклятая перчатка. Я пытался снять её с руки, а она вырвалась и угодила прямо в лицо твоему отцу. Дальше всё произошло, как в тумане: твой отец расценил это, как вызов, и набросился на меня. Мне ничего не оставалось, как защищаться. Я сам не понимаю, когда я сделал этот удар. Как-то автоматически всё произошло, случайно.
– И опять неизбежная случайность.
В это время что-то скрипнуло у дверей. Внимание всех моментально переключилось на источник звука. Тихие шаги удалялись от камеры с другой стороны двери, а задвижка глазка, в который надсмотрщики подсматривают за заключёнными, еле заметно покачивалась, издавая характерный скрип.
– Подслушивали, суки! – выругался один заключённый.
– Скорее, подсматривали, – поправил его другой.
Собеседников в камере, действительно, не только подслушивали, но и подсматривали. И как бы тихо ни пытался прапорщик отходить от камеры, его шаги всё равно были услышаны заключёнными.
Никита Сергеевич опять уходил в расстроенных чувствах. Вроде бы всё вышло, как он хотел. Ему удалось столкнуть лбами Царя и убийцу его отца. Но не было самого главного. Ему не удалось сломать Царя. Заключённый не удостоил его кровавой разборкой со своим обидчиком. Прапорщик и на этот раз был побеждён. Однако сегодня произошло нечто другое. Сегодня он злился не на Царя, а на себя. Сегодня он впервые понял то, что говорил Царь полковнику. "Неужели я такой глупый? – спрашивал он сам себя. – Ведь это так просто, а я ничего раньше не понимал. Зона риска. Вот в чём весь секрет, вот где собака зарыта. Действительно, все наши неприятности происходят именно из-за этого. А я, старый козёл, в самом эпицентре этой зоны и нахожусь".
Никита Сергеевич решительно прошёл в приёмную начальника, попросил у секретаря лист бумаги, быстро написал на нём что-то, и зашёл в кабинет.
Начальник сидел за столом и внимательно читал какие-то документы. По его лицу было видно, что случилось нечто необычное. Увидев прапорщика, он ничего ему не сказал, а только показал рукой на стул.
– Здравия желаю… – начал, было, прапорщик.
– Да уж, какое тут, к чёрту, здравие, – оборвал его начальник, не отрывая глаз от бумаг.
Вдруг он внезапно оторвался от документов и удивлённо посмотрел на вошедшего.
– А кто вас вызывал? Я же только хотел послать за вами, а вы уже здесь.
– У меня рапорт, товарищ подполковник.
– Какой ещё рапорт? Мне только рапорта не хватало. В отпуск, что ли, собрались?
– Никак нет. Я хочу уйти из зоны, – начал объяснять прапорщик.
– Так вы и насчет зоны в курсе? Интересно узнать, откуда?
– Какой зоны? – не понял начальника Никита Сергеевич.
– Как, какой? Той, откуда вы хотите уйти, и куда я хочу вас послать.
– Ой, извините, товарищ подполковник, я хотел сказать совсем другое. Это рапорт о моём увольнении.
– Час от часу не легче! И позвольте узнать причину?
– Я хочу выйти из зоны.
– Да я вас ещё и не посылал в зону.
– Я имею ввиду зону зла. Мы все здесь находимся в зоне зла и поэтому сами вольно или невольно становимся частью зла.
– Что?! – У начальника даже рот от удивления открылся. – Ваша фамилия, случайно, не Толстой? А может, вы Достоевский? У вас со здоровьем всё в порядке?
– Теперь всё. Это я раньше слепым был. Не видел, что творится вокруг.
Начальник постепенно пришёл в себя. Он явно решил поиграть с прапорщиком, как кошка с мышкой.
– Значит, вы утверждаете, что все мы творим здесь зло и издеваемся над бедными заключёнными?
– Так точно, товарищ подполковник, я так считаю.
– А вы никогда не задумывались, кто это такие – наши заключённые? Так вот, позвольте вам напомнить. Они воры, убийцы и насильники.
– Они такие же люди, как и мы с вами.
– Очень интересно! Продолжайте, прошу вас. Расскажите мне, какой я вор, насильник и убийца.
– Если бы вас, товарищ подполковник, в своё время поместили бы в те условия, в которые поместили наших подопечных, то и вы бы были вором, насильником или убийцей. Мы с вами отличаемся от них лишь тем, что не находились в зоне риска.
– Значит, ты предлагаешь простить их всех?
– Ничего я не предлагаю. И прощать их не за что. Общество сделало из них преступников, и теперь гноит их в тюрьме. А в чём они виноваты? В том, что общество воспитало их такими?
– Ну, вот и приехали. Наконец-то. А то я всё ждал, когда же найдут крайнего. Вот и нашли. Общество, оказывается, во всём виновато. Да известно ли тебе, что два процента людей уже рождаются потенциальными преступниками. Это не домыслы твои – это медицинский факт.
– Значит, мы в тюрьмы людей бросаем по медицинским показаниям? Странно, почему тогда глухих и слепых не сажают в тюрьмы? Они тоже родились инвалидами и тоже мешают обществу: работать не могут, а кушать им подавай.
Беседа уже начала надоедать начальнику. Ни у него, ни у прапорщика не было достаточно аргументов, чтобы доказать свою правоту. Да и кому эти доказательства нужны? Не изменится же весь мир из-за этих доказательств? Поэтому, чтобы закончить эту тему, подполковник воспользовался самым главным неопровержимым аргументом.
– Что бы мы с вами ни говорили здесь, уважаемый Никита Сергеевич, а тюрьмы были, есть и будут не только в нашей стране, но и во всём мире. Потому что нет ещё такого человека, который мог бы вывести заблудших овец из вашей, так называемой, зоны риска.
– Есть такой человек, – тихо ответил прапорщик. – Это Царь.
При этих словах лицо подполковника изменилось. Он широко раскрыл глаза и, не моргая, уставился на прапорщика.
– Царь? Вы нашего имеете в виду?
– Его самого.
– Ничего тогда не понимаю. И полковник ваш тоже Царя требует.
Никита Сергеевич вопросительно посмотрел на подполковника.
– Дело в том, – взволнованным голосом начал подполковник, – что я вас и вызвал из-за этого Царя. Ваш бывший шеф, как вам известно, был переведён недавно начальником зоны строгого режима, – начальник многозначительно показал пальцем на бумаги, лежавшие на столе. – В зоне произошёл бунт заключённых. Они взяли заложников. В их числе и полковник. Троих заложников бандиты уже убили, а одному удалось бежать. Так вот, этот сбежавший передал слова полковника. Ваш бывший начальник просит срочно доставить в зону Царя, иначе эти звери убьют всех.
– Да, кроме Царя с этим никто не справится, – задумчиво сказал прапорщик.
– Я тут дело этого Царя посмотрел, – продолжал подполковник. – Парню сидеть осталось меньше месяца.
– Кроме него никто не справится.
– Ты представляешь, ему на свободу надо выходить, а мы его в этот кошмар кинем.
– Всё равно, вы без Царя ничего не сделаете.
– Ты поговоришь с ним? Я же не могу ему приказать.
– В таком деле вы никому не можете приказать. Конечно, поговорю.
– А с рапортом твоим мы потом разберёмся. Закончим это дело и разберёмся.
Прапорщик встал и направился к выходу.
Всё изменчиво в этом мире: меняется мода, меняются взгляды людей, а, следовательно, и законы. Меняются даже сами люди, но неизменно одно – проблемы, с которыми сталкивается человек в своей жизни. И нет никакой разницы, в какое время эти проблемы решаются, будь то времена Иисуса, времена Шекспира или наше время. Меняется только форма, а суть всегда остаётся постоянной. Вероятно, именно поэтому так долго живут и традиции. Уже никто не помнит, кем они заведены, зачем они нужны, но человек свято соблюдает их и бережно передаёт последующему поколению. Никто не знает, кто завёл порядок пить чифир перед этапом, но его пили, пьют и всегда будут пить. Вот и в нашей камере чёрная кружка опять ходит по кругу.
На шконках вокруг маленького столика расположились Михаил Александрович, Царь, Скрипач и прапорщик. Сидя с закрытыми глазами, они ждут кружки, чтобы отхлебнуть из неё два маленьких глотка и погрузиться в свои мысли.
И, тем не менее, сегодня эта старая традиция отличалась от той, которая отшлифовалась голами. Во-первых, вместе с заключёнными сидел прапорщик, чего никогда в истории тюрем не было и, во-вторых, мысли всех четверых были заняты не воспоминаниями, не своими проблемами, а только одним – бунтом в зоне строгого режима.
– Я думаю, ты справишься, – сказал прапорщик, сделав свои два глотка.
– Я с тобой поеду, можно? – спросил Скрипач Царя.
– А тебе-то зачем? Шею свернуть хочешь? Они Царя просили. Ты же не Царь? – переспросил его прапорщик.
– Что ж ты думаешь, что я только струны подпиливать могу? Для чего ты рапорт начальнику подавал? Наверное, понял, что человек и рождается на земле, чтобы в конечном итоге стать царём.
– Я не в том смысле, чудак-человек. Тебе же сидеть осталось совсем чуть-чуть, а ты в самое пекло лезешь.
– Ты в этом пекле всю жизнь просидел, впрочем, как и я. Разве тебе не хочется хоть на мгновение человеком себя почувствовать?
– Ну, а мне сидеть ещё долго. Дима, возьмёшь меня? – вмешался Михаил Александрович.
– Там всё плохо будет, – тихо ответил ему Царь.
– Тем более. Я же офицер, а там люди гибнут.
– Как ты решишь, Царь, так и будет. Берёшь их в свою команду? – спросил прапорщик.
– Я судьбой не распоряжаюсь. Это она нами всеми распоряжается. Если чувствуют, что надо – пусть едут.
Чифир в кружке закончился, и вопрос о предстоящей командировке решился.