Брат хозяина юрты поехал с нами, но за руль сел дядюшка Лик, завел машину, и через десять минут мы выехали из города. Брат, повернувшись ко мне, рассказал, зачем мы ездили в милицию: "Время такое, надо регистрироваться обязательно, иначе штрафы большие. Но не это главное – главное не терять времени на всякие разбирательства. Если нас остановят, увидят, что все документы в порядке, платить придется меньше – и заметив удивление в моих глазах, сказал со смешком, обращаясь к дядюшке Лику, – Совсем еще молодой он, не понимает, что платить приходится всегда, только сумма меняется если есть бумажка. Ладно, эта наука не сложная, только что я тебе всю ее преподал". Произнеся эти слова, он подмигнул мне, отвернулся и что-то спросил у дядюшки Лика, но я уже ничего не слышал, глядя на удивительные картины за бортом автомобиля.
Пески, солончак, такыр – почти совсем безжизненные ландшафты сопровождали наше путешествие к одинокой юрте, но была в этих пейзажах такая необыкновенная прелесть, что я на время даже забыл о причине, которая привела нас сюда, и не мог оторвать взгляда от поистине неземных видов. Дорога шла по бесконечному плато, иногда мы спускались с него, некоторое время двигаясь по бывшему дну моря, и я любовался отвесными скалами розового цвета с белыми и голубыми прожилками, а затем вновь поднимались на плато.
Порой мне казалось, что я видел вдали гладь моря, но раз за разом оказывалось, что это всего лишь мираж, и это удивительное зрелище поражало воображение, рождая внутри какой-то холодок ужаса.
Виды почти мертвой пустыни, покрытой песками и разбросанными тут и там зеленеющими кустами, среди которых иногда встречались группы густого красного цвета, только добавляли мрачности той картине, что рисовалась в моем воображении. Я представил себе мечущегося по пустыне одинокого путника, радующегося открывшейся картине близкой воды, устремившегося к ней и обманувшегося в своих надеждах. Вот он бредет понурый, из последних сил передвигая ноги, экономя каждый глоток воды и наслаждаясь прохладой наступившего вечера, а продрогнув от ночного холода пустыни, поутру вновь собирается в путь с надеждой в этот день уж точно добраться до оазиса. И вот снова над пустыней повисает марево, и снова видит он долгожданное море с раскидистыми кронами деревьев вдоль берега, и вновь это не больше, чем мираж. День за днем идет путник под испепеляющим солнцем, а ночью пытается спастись от пронизывающего холода, пока однажды в полдень не падает замертво, лишившись надежды обрести прохладу в тени оазиса.
Часа через два брат хозяина юрты попросил остановить машину, выскочил и ушел за ближайший пригорок справлять обычные человеческие надобности. "Скоро приедем, сеньор Конти – вывел меня из оцепенения дядюшка Лик, – и я вам должен кое-что сказать. Именно с сегодняшнего дня для вас начнется настоящая работа, но об этом мы поговорим после, когда вернемся домой. Теперь же вот что – мы едем проводить в последний путь хозяина юрты. Он не настолько стар, хоть и в приличном возрасте, но тяжелая работа подорвала его здоровье, и сегодня окончится земной отрезок пути этого великого человека". Я невольно обернулся и посмотрел на те запасы еды, воды и всех необходимых для поддержания нормальной жизни в пустыне вещей, что мы везли нашему подопечному, не понимая, к чему тогда это все. "Не удивляйтесь, – сказал дядюшка Лик, предупреждая мой вопрос. – Уже несколько месяцев дело отца продолжает его старший сын, но это долго не продлится. Пока отец жив, он не станет того расстраивать, укорачивая его дни на земле, но мысли сына давно заняты другим. Он не понимает, зачем должен жить тут, ему уже давно пора жениться, и после смерти отца он убедит свою мать поехать в город за невестой, и больше они сюда никогда не вернутся. Но пройдет еще несколько месяцев прежде чем это случится, так что запасы еды, воды и прочего помогут семье продержаться".
"А его брат знает?" – спросил я. "Нет, конечно! – ответил дядюшка Лик. – Как вы себе это представляете! Приезжают ниоткуда посторонние люди, хоть и старые знакомые, и сообщают о скорой смерти его брата. И если наш нежданный визит еще как-то можно объяснить, сославшись на обстоятельства, то с мыслью о том, что нам известно о скорой кончине брата и о том, что мы едем провожать того в последний путь, он точно не справится, и это может привести к печальным для нас последствиям. Что тогда делать прикажете, разве что рассказать ему о нашей миссии! Но тогда возвращение домой станет для нас чрезвычайно затруднительной задачей, а кроме того – и это самое главное – путь сюда будет нам навсегда заказан, чего ни в коем случае допустить нельзя. Он сам вызвался поехать с нами и это как нельзя кстати. Впрочем, в нашем деле все и всегда кстати, поскольку ход вещей предопределен, за рождением следует смерть, и только человеку кажется, что все происходящее между этими датами – неизвестные части формулы".
Вдалеке показалась фигура брата, и дядюшка Лик, увидев его, строго взглянул на меня и произнес: "Я хочу, чтобы вы поняли главную суть нашей миссии. Впрочем, вы ее уже наверняка знаете, но пока находитесь в плену новых волнительных ощущений, осваиваетесь с невероятными возможностями, открывшимися вам, не обращаете на нее должного внимания, хоть она и на лбу, что называется, написана, и можете иногда упускать эту мысль из поля своего зрения, но именно то, что я хочу вам сказать теперь, есть главный для нас закон. Слушайте внимательно! Мы не несем людям никакого света истины, мы не станем никого ничему учить, и никто из наших подопечных до тех пор, пока не придет его час, не узнает о том, кто мы, зачем мы, и даже помощь наша будет скрытна – объяснять ее необходимо каждый раз совершенно земными причинами. Но для тех, кто сам увидел луч света и сам идет по предначертанному ему пути, нет ничего важнее встречи с нами и теми, кто делает наше дело в других частях света – это и есть для каждого из них самое убедительное доказательство правильности выбора".
Тут к нам, с видом явного облегчения на лице, подошел брат хозяина юрты, сверкая золотозубой улыбкой, дядюшка Лик предложил ему сесть за руль, сам сел на пассажирское место, и мы продолжили свой путь.
Долгая дорога привела нас наконец к юрте на южном берегу моря, на то самое место, где некогда было устье мутной и полноводной великой реки. Теперь здесь была та же соляная пустыня и только маленький клочок земли возле юрты встречал забредшего сюда путника зеленью десятка деревьев. В загоне позади юрты стояло несколько овец, чуть поодаль лежали на земле два верблюда, а навстречу нам из-за юрты вдруг вышел огромный алабай, продемонстрировал всю свою мощь и стать, и не издав ни звука улегся неподалеку от входа в юрту. В глиняной печи горел огонь, в казане шкворчало мясо, а рядом закипал старый металлический чайник. Громко поздоровавшись, брат откинул полог, вошел в юрту, а через несколько мгновений вышел оттуда и на нем не было лица. "Брату совсем плохо" – сказал он, позвал нас за собой, и мы вошли в юрту.
Хозяин юрты лежал на кошме у дальней от входа части помещения. Увидев нас, он попытался привстать, но у него это плохо получилось, не хватило сил. Он попросил брата подложить ему за спину пару подушек, принял сидячее положение, протянул руку дядюшке Лику и произнес тихим голосом: "Я ждал вас". Глаза нашего подопечного, мощного сухопарого человека, горели каким-то особенным огнем и это сочетание с тягостной картиной физической немощи было столь удивительным, что здороваясь я не мог сдержать улыбки восхищения. В ответ хозяин юрты одарил меня ласковым взглядом, в котором читался неподдельный интерес, словно он уже начинал о чем-то догадываться на пороге перехода.
Покончив с приветствиями, которые в этих местах носили характер ритуала и сопровождались довольно долгими расспросами обо всех делах, удачах и неудачах, о здоровье семьи и всех близких, успехах на работе, нас пригласили сесть рядом на кошму и выпить чаю. Справа от кошмы, на которой полусидя расположился хозяин юрты, его жена уже успела постелить во время нашей церемонии приветствий чистую скатерть, поставила на нее пиалы и вазы с простыми конфетами, печеньями, кристаллами традиционного местного сахара, напоминающим своим видом слюду, и теперь принесла большой чайник свежезаваренного зеленого чая. Брат хозяина произвел традиционные действия, трижды наливая в пиалу чай, а затем выливая его обратно в чайник, и только после непродолжительной паузы разлил бледно-желто-зеленый напиток по пиалам, на самое дно каждой, как тут принято.
Все молча наблюдали за всеми этими церемониальными действиями, не проронив ни слова, и только сделав по глотку удивительно вкусного чая, приступили к неторопливой беседе. Первым заговорил хозяин юрты.
"Я уже несколько дней как слег – начал он. – С каждым днем мне все хуже, и я чувствую, что жизнь меня вскоре покинет. Все эти дни я почему-то был уверен, что вы приедете, ждал вас и рад, что нам удалось увидеться". Видно было, что ему трудно говорить, он сделал небольшую паузу и затем продолжил, обращаясь к дядюшке Лику: "Я рад, что мне удалось познакомиться с вашим наследником, и вижу, что он достойный человек. Теперь я спокоен – моя семья не останется без присмотра. Брат мой прекрасно о них позаботится, он хороший человек, но все-таки совет и моральная поддержка доброго человека всегда очень важна".