-Почему это вы, молодежь, продолжаете писать о таких совершенно неинтересных вещах, как внутренняя жизнь молодых людей и художников? Профессиональным ученым, быть может, и интересно порой переключиться с религиозных представлений черных аборигенов Австралии на философские представления студента последнего курса. Но вряд ли можно ожидать, что нормального взрослого человека, вроде меня, очень взволнует рассказ о его духовных исканиях. И в конце концов, даже в Англии, даже в Германии и России больше взрослых, чем юношей. Что же касается художника, то его занимают проблемы, столь отличные от проблем обычного взрослого человека - проблемы чистой эстетики, которые не слишком-то понятны таким, например, как я, - что описание его духовной жизни наводит на обычного читателя такую же скуку, как теоретическая математика. Серьезную книгу о художниках как таковых просто невозможно читать. А книгу о художниках как о любовниках, мужьях, алкоголиках, героях и тому подобное просто не стоит больше писать. Жан-Кристоф исчерпывает образ художника в литературе, как профессор Радиум - образ ученого в журнале "Веселая смесь".
- Мне жаль слышать, что я настолько неинтересен, - сказал Гомбо.
- Вовсе нет, дорогой Гомбо, - поспешил объяснить мистер Скоуган. - Я не сомневаюсь, что как любовник или алкоголик вы в высшей степени занимательное существо. Однако вы должны честно признать, что в совокупности качеств вы скучны.
- Совершенно с вами не согласна! - воскликнула Мэри. Она всегда говорила несколько задыхаясь, и ее речь поэтому была прерывистой. - Я знаю многих художников, и их внутренний мир всегда был очень интересен для меня. Особенно это касается художников в Париже. Чуплитский, например, - этой весной мне часто доводилось видеть его в Париже...
- Ах, но вы же исключение, Мэри, вы исключение, - сказал мистер Скоуган. - Вы femme superieure.
Лицо Мэри, залитое краской удовольствия, стало похоже на полную луну.
Глава четвертая
На следующее утро Дэнис проснулся и увидел, что солнце светит ярко и небо безмятежно. Он решил надеть белые фланелевые брюки - белые фланелевые брюки и черный пиджак, а также шелковую рубаху и свой новый галстук персикового цвета. А какие туфли? Больше всего, конечно, подходили к случаю белые, но доставляла некоторое удовольствие и мысль о черной лакированной коже. Несколько минут он лежал в постели, обдумывая проблему.
Прежде чем сойти вниз, - а он в конце концов остановился на черных лакированных туфлях, - Дэнис критически оглядел себя в зеркале. Волосы у него могли бы быть более золотистыми, подумал он. Сейчас в их желтизне чудился какой-то зеленоватый оттенок. Но лоб хороший. Высокий лоб делал не столь заметным несколько срезанный подбородок. Нос мог бы быть подлиннее, но, в общем, ничего. Глаза бы лучше голубые, а не зеленые. Зато пиджак сшит хорошо, и благодаря его толстой, искусно скроенной подкладке фигура выглядит более стройной, чем на самом деле. Ноги в белых брюках, длинные и красивые. Удовлетворенный, он спустился по лестнице. Почти вся компания уже позавтракала. Дэнис оказался один с Дженни.
- Надеюсь, вы хорошо спали, - сказал он.
- Да, чудесно, не правда ли? - ответила Дженни, дважды быстро кивнув. - На прошлой неделе здесь были такие ужасные грозы.
Параллельные прямые, подумал Дэнис, пересекаются только в бесконечности. Он мог бы говорить о сне, успокаивающем все заботы, а она о метеорологии до конца света. Удавалось ли человеку когда-нибудь установить контакт с другим человеком? Мы все - параллельные прямые. Дженни просто чуть более параллельна, чем большинство других.
- Гроза всегда пугает, - сказал он, приступая к овсяной каше. - Или вы выше страха?
- Нет. Я всегда ложусь в постель во время грозы. Когда лежишь, это гораздо безопаснее.
-Почему?
-Потому что молния ударяет сверху вниз, а не горизонтально, - сказала Дженни, делая рукой жест, который изображал, как бьет молния. - Когда вы лежите, разряд проскакивает мимо.
-Остроумно.
-Это факт.
Наступила тишина. Дэнис доел овсяную кашу и перешел к бекону. Он не знал, что сказать дальше, и поскольку нелепая фраза мистера Скоугана почему-то не выходила у него из головы, он повернулся к Дженни и спросил:
- Считаете ли вы себя femme superieure?
Ему пришлось несколько раз повторить вопрос, прежде чем смысл его дошел до Дженни.
- Нет, - сказала она с некоторым негодованием, услышав наконец, что говорил Дэнис. - Конечно, нет. Кто-нибудь это утверждает?
- Нет, - ответил Дэнис. - Мистер Скоуган сказал Мэри, что она femme superieure.
-Вот как? - Дженни понизила голос. - Сказать вам, что я думаю об этом человеке? Я думаю, что в нем есть что-то зловещее.
Сделав это заявление, она укрылась в башне своей глухоты, в башне из слоновой кости, и заперла дверь. Дэнису не удавалось больше вызвать ее на разговор, не удавалось даже добиться, чтобы она хотя бы слушала его. Она только улыбалась, глядя на него, улыбалась и изредка кивала головой.
Дэнис вышел на террасу, чтобы выкурить трубку после завтрака и прочитать утреннюю газету. Час спустя, когда пришла Анна, он все еще читал. К этому времени он дошел уже до хроники окружного суда и свадебных объявлений. Дэнис встал, чтобы поздороваться, увидев, как она идет к нему по траве, - дриада в белом муслине.
-Боже, Дэнис, - воскликнула она. - Вы совершенно прелестны в этих белых брюках!
Дэнис был поражен в самое сердце. Остроумного ответа у него не нашлось.
-Вы разговариваете со мной, как с ребенком, у которого новый костюм, - сказал он с обидой.
-Но, Дэнис, дорогой, именно так я вас и воспринимаю.
- И напрасно.
- Тут уже я ничего не могу поделать. Ведь я значительно старше вас.
-Мне это нравится! На четыре года старше.
- И кроме того, если вы действительно прелестно выглядите в белых брюках, почему бы мне не сказать об этом? И зачем вам было их надевать, если вы не думали, что будете прелестно в них выглядеть?
- Пойдемте в сад, - сказал Дэнис. Он был расстроен. Беседа приняла такой нелепый и неожиданный оборот. Он планировал провести ее совсем по-другому и должен был начать фразой: "Вы сегодня восхитительно выглядите" - или вариацией на ту же тему. А она бы ответила: "Вот как?", и вслед за этим настало бы многозначительное молчание. А теперь она начала разговор первая - и про брюки. Досадно. Гордость его была уязвлена.
Та часть сада, которая спускалась от подножия террасы к бассейну, была замечательна не столько своими красками, сколько очертаниями. Она была одинаково красива и в лунном свете, и в солнечном. Серебряная гладь воды, темные тени тисов и падубов доминировали в этом пейзаже в любое время суток и в любое время года. Это был черно-белый ландшафт. Краски следовало искать в цветнике. Он был разбит по одну сторону бассейна, отделенный от него вавилонской стеной огромных тисов. Пройдя по туннелю живой изгороди и открыв калитку в стене, вы внезапно и к своему изумлению оказывались в мире красок. В солнечных лучах пестрели и пылали июльские цветы на рабатках. Окруженный высокими кирпичными стенами, цветник был как большой резервуар тепла, запахов и красок.
Дэнис распахнул перед своей спутницей железную калитку.
-Словно из монастыря попадаешь в восточный дворец, - сказал он, глубоко вдыхая теплый, насыщенный ароматом цветов воздух. "Благоуханный фейерверк!.." Как там дальше?
Отменный залп! Ложатся кругом
Огни цветные друг за другом,
Неслышной канонадой манят
И запахом садов дурманят.
- У вас плохая привычка часто цитировать, - сказала Анна.-Поскольку я никогда не могу определить ни содержания, ни автора, меня это задевает.
Дэнис извинился.
- Это издержки образования. Когда говоришь о чем-то и используешь к случаю чью-то готовую фразу, то кажется, что получается живее и убедительнее. А потом есть еще множество красивых имен и слов - монофисит, Ямвлих, Помпонацци... Называешь их, ликуя в душе, и чувствуешь, что побеждаешь в споре уже благодаря одному их магическому звучанию. Вот к чему приводит образование.
-Вы, может быть, жалеете о своем образовании, - сказала Анна. - Мне же стыдно, что у меня его нет... Посмотрите-ка на эти подсолнухи! Ну не прелесть ли?
- Черные лица и золотые короны - как эфиопские цари. И мне нравится, как синицы опускаются на них и изящно выклевывают семечки, в то время как другие птицы, не столь ловкие, с завистью смотрят на них, копошась в пыли в поисках пищи. С завистью смотрят на них? Боюсь, это литературщина. Снова образование. Всегда оно, в конце концов, сказывается!
Он замолчал. Анна села на скамейку в тени старой яблони.
- Я слушаю, слушаю, - сказала она.
Он не стал садиться, а ходил взад и вперед перед скамейкой и говорил, слегка жестикулируя.
-Книги, - сказал он, - книги... Читаешь так много, а знаешь о людях и жизни так мало. Замечательные толстые книги о Вселенной, о разуме, об этике... Вы не представляете, как их много. За последние пять лет я, должно быть, прочитал их тонн двадцать или тридцать. Двадцать тонн рассуждений! И вот с таким грузом тебя выталкивают в жизнь!
Он продолжал ходить взад и вперед. Голос его звучал то громче, то тише, иногда Дэнис замолкал, потом возобновлял свои рассуждения. Он жестикулировал кистью, иногда взмахивал всей рукой. Анна смотрела на него и молча слушала, словно на лекции. Он милый мальчик, а сегодня выглядит очаровательно, просто очаровательно.