До часу дня он, покрутившись у автобусных остановок и метро, сумел заработать приличные, по его пониманию, денежки. Вроде как и не устал вовсе, однако передохнуть всё же стоило. Дом был рядом, так что можно домой заскочить, что он и сделал. Перекусил уже не бутербродами, а вполне по-домашнему, борщом и котлеткой с макаронами. Успел и соснуть минут сорок.
После отдыха работалось веселее. Он вновь поехал челночить по маршруту автобусная остановка – метро и обратно. Часика в четыре Михалыч получил заказ на поездку к рынку на севере Москвы. Далековато, конечно, от своих краёв, но уж больно приличным показался ему клиент. К тому же с симпатичной девушкой и, что вообще закрыло все вопросы, пообещал полторы сотни долларов.
– Поехали!
К цели он мужественно пробивался по пробкам часа полтора, но пробрался. Последние пятнадцать минут пути, куда повернуть и как ехать, диктовал пассажир, видимо, местный был. Остановились в каком-то проезде у трёхэтажного здания.
– Шеф, ты погоди здесь пару минут. Я Наташу провожу, и обратно едем, к Замоскворецкому рынку теперь, добро?
Михалыч засомневался было, и мысль дурная в голове крутилась: "Не кинет ли клиент? Всё в этом мире возможно".
– Да не тревожься ты, вот задаток, сотку бери, ждёшь пять минут, и едем.
Что же, ждём так ждём. Как говорится, "солдат спит, служба идёт". Пассажиры вышли.
Скучал в машине Пётр Михайлович полчаса, затем ещё тридцать минут, всё не верилось, что этот молодой человек с такой открытой улыбкой, с такими весёлыми глазами мог его обмануть. Через полтора часа он всё же вышел из машины, прошёлся к дому и даже заглянул в подъезд. Так и есть, чуть в глубине подъезда дырой зиял выход на задний двор. Кинули, так это всё называлось у простых людей. Казнил он себя, как мог: "Глаза честные, улыбка широкая… Получи, дурак безмозглый, Фома неверующий".
Ладно, впредь умнее будем, жаль, конечно, времени, да и бензина целый бак спалил попусту. В машине он на свет посмотрел зелёную бумаженцию, оставленную пассажиром. Что-то подсказывало, что разочарования всё ещё впереди. Боже мой! Так и есть, ни тебе водяных знаков на купюре, ни прочих самых примитивных признаков валюты. В руках у него была просто зелёненькая бумажка. "Получи ещё науку, бомбила несчастный…"
Домой всё по тем же пробкам он пробирался не менее двух часов. Кого-либо подбирать по пути у него уже не было ни желания, ни тем более настроения.
Дома праздник по случаю первого рабочего дня был отменён.
– Мариша, устал я, честное слово, устал, извини, спать пойду.
Всю дневную добычу Пётр Михайлович выложил жене. Помывшись, ушел в спальную комнату. Утренние сто баксов он заныкал, как говорят, на удачу. Спрятал на всякий случай и фальшивку. Заснуть наш бомбила ещё очень долго не мог, и не то чтобы о потерянных деньгах переживал. "В жизни всякое может случиться", – теорию этого понятия он хорошо знал, не мальчишка вроде. Два образования за плечами, некий опыт жизни. Однако, почувствовав на собственной шкуре наглость человеческого вранья, он не мог прийти в себя: "Как можно так мерзко поступать по отношению к человеку, так нагло врать в глаза? И, что интересно, мир не перевернулся, гром не грянул, молнии не было, дождь не ливанул, никто рядом не помер… Как так могло быть?"
Но вот могло, так что выводы надо делать.
Конец недели
А вот и пятница. Для себя он уже решил: в выходные ни-ни, машину в гараж, и только отдых, отдых и сон. Всё, набомбился за неделю вдоволь, надо передохнуть. Усталость он чувствовал. Нет, не физическую усталость. Покрутиться да побегать ему, здоровому мужику, только на пользу, но от чисто житейских проблем он устал чрезвычайно. Столько человеческого горя, радости, глупости, жадности, ненависти, переживаний, сколько он увидел, общаясь с клиентами в эту неделю, ему казалось, он за все свои прошедшие годы не видывал. Насмотрелся всего по самое, как говорят, не хочу.
И пьяных с их дурными претензиями пришлось возить, и трезвых, но тупых и жадных до денег по адресам доставлял. От гаишников не раз отбивался: где деньгами, а где просто на жалость брал. Пару раз гидом у иностранцев работал. Как-то шесть унитазов с рынка вёз. Счастливый владелец этой редкой керамики мало того что чуть его "ласточку" не разломал, так ещё напряг помочь ему на третий этаж без лифта затащить несчастную сантехнику. А рассчитался, наглец, как за поездку в метро. Когда Михалыч потребовал достойной оплаты, этот засранец на весь дом орал и материл его, пообещав немедля милицию вызвать. Пришлось ретироваться с десяткой в кармане. А в среду у рынка усекли его местные бомбилы, у них там, как оказалось, свой "профсоюз" есть. Чуть не отметелили, хорошо, наряд ППС рядом проезжал, успел Пётр Михайлович уехать. Трижды кидали его, и всякий раз он, как и в первый, удивлялся: как же так, как же так можно? Русского очень уж слезливого эмигранта по московским закоулкам возил, лет тридцать тот в Москве не был, так всё стены домов щупал и ступеньки целовал. Странно было всё это.
Перевозил он и покойника в морг. Хорошо заплатили. Да, было так. Однако два дня он, как наяву, видел того покойного старичка, что приволокли к нему на заднее сиденье – дескать, дедушку в больничку надо свезти. К моргу подъехали. Сын дедули объяснил: дорого нынче покойников возить, вот и наврал бомбиле про больницу. Ему, как оказалось, на такси покойника дешевле было везти.
А в общем-то, всего и не расскажешь. Натерпелся он за эту неделю прилично, но, натерпевшись, опыта поднабрался. Жизнь, точнее её задворки, успел посмотреть.
Деньжат заработал? Конечно, заработал. Единственное, что его и радовало в этой ситуации, радовало, но и смущало. Он понял уже, сколько в семью ни неси, всё будет мало. Два пацана растут, покупай одежду не покупай, всё в тряпки за неделю превращается. Поесть его огольцы также горазды, что в дом ни неси, улетает мгновенно. Опять же жена, молодая ещё, красивая, и ей подарок сделать хочется. Рада она и цветочку, и даже самой плохонькой брошечке. Ей внимание надо. А на дворе 1992 год, осень, кто знал то время, помнит, что ценники в магазинах чуть ли не каждый день менялись. На полках то пусто, то густо, если пусто, то, значит, пусто, если густо, то, значит, банки стоят с берёзовым соком или яблочный компот. Так вот и жили в те времена.
В общем, устал он за эту неделю и мечтал просто выпить водки и хорошенько выспаться.
Уже к двенадцати он понял: не надо никаких больше денег, надо ехать домой.
– Шеф, подбрось, не обижу, на Ленинский мне.
Ладно, последний на сегодня клиент.
– Садись.
– Шеф, за скорость надбавлю, давай поживей.
"Ласточка" его сорвалась с места и ходко помчалась в сторону Балаклавского проспекта.
– Домчимся быстро.
Не успели они проехать и полкилометра, сзади и слева милицейские машины, мигалки, шум мегафона с требованием остановиться. Пассажир кричит: "Шеф, жми, плачу! Только остановись, голову оторву!!!" Куда там жми, три машины окружили. Пётр Михайлович едва успел тормознуть, как его и пассажира уже уложили на землю. А в голове у бедного бомбилы одна мысль: "Во влип, теперь уж долго, наверное, не отдохну".
Долго не долго, но часа два в кутузке просидел, пока разбирались, кто он да что он. С его пассажиром всё оказалось просто – вор-рецидивист с солидным стажем и кликухой Пыжик, а с бомбилой разбирались как с возможным сообщником. Вот и подвози людей, пойдёшь на нары сообщником. Разобрались, благо адекватные люди в милиции работали, да и рецидивист заявил, что Михалыч не при делах. Отпустили полковника. Поймал он такси и помчался к своей "ласточке". Слава богу, стояла "копейка" там же, на проспекте, где её, любимую, и оставил полковник при задержании. Всё вроде на месте, кроме щёток стеклоочистителя, запаски и аккумулятора – успели-таки ворюги снять. На фоне разбирательств в милиции эти потери были не так уж и заметны. В общем, часам к одиннадцати вечера он и его любимая "ласточка" были дома. Машину под окно, а сам Михалыч бегом на кухню, налил стакан водки, залпом выпил, ещё налил и вновь выпил.
Всё, в койку…
Полкан по найму
Выходные пролетели в момент. Наступил понедельник. К выезду в рейс полковник готовился как на каторгу. Не хотел он извозом заниматься, ой как не хотел, но выхода пока не было, надо ехать бомбить.
До обеда ездил без происшествий, студенты, правда, кинули. Шустрые ребятишки попались, едва он остановился, высыпались из машины и бегом. Разве таких догонишь? Бегут и ржут – дурака дядьку, мол, обмишурили. Да пусть себе смеются, Михалыч на них в обиде не был. Сам молод был, кинули так кинули. Он уже научился к таким вещам философски относиться. Сам виноват, нечего было молодняк в машину брать. Дело у метро было. Только хотел он отъезжать, мужчина какой-то дверцу открывает.
– На Загородное шоссе поедем?
И уже садится в машину. Хотел его Михалыч выдворить, мол, на обед еду, смотрит – лицо знакомое. Точно, Игорёк, некогда его бывший московский сослуживец, сел в машину.
– А вам, товарищ подполковник, случаем, на Луну не надо?
– Петро! Вот это встреча, ты что, таксуешь, полковник?
– А что делать? Жить-то надо, вот и вожу людей.
– Давай, Пётр Михайлович, поехали, заодно и поговорим, если, конечно, из машины не выгонишь.