В деревню редко заезжало волостное начальство. Их староста был таким же бедняком. Не заметили жители и новую власть, уже немецкую. Да, где-то там грохотало, урчали машины на большаках. По ночам сначала на западе, затем уж на востоке хорошо было видно зарево. Женщины перешёптывались, ворота да дома покрепче на ночь закрывались. Война пришла. А что им, детишкам да подросткам, до войны? Всё одно по зорьке встань. Дела твои по дому никто не отменял.
Первый настоящий испуг пришёл, когда немчура в деревню пригнала грузовик и по дворам уже новый староста, не свой, пришлый, стал собирать молодёжь для работы в Германии. Но, видать, неопытен оказался прихлебатель фашистский. Пока он собирался, почти все девчата и хлопцы в лес попрятались. Неделю прятались, леса им знакомые, и лесные чащи, и сторожки – всё есть. Там и отсиживались. Два раза ещё наведывались полицейские за молодью, но вновь без улова уезжали в район. Тихо в деревне.
Но война шла, и о ней знали все. Три долгих года немецкой оккупации. Нередко выезжающие в район для торговли на базаре жители слышали передаваемые из уст в уста рассказы о зверствах фашистов, о казнях невинных заложников, о появившихся в их краях партизанах и, конечно, о наступлении немцев. Слышали разное: и что Москва пала, и Ленинград окружён, что немцы хозяйничают в Сибири и прочие небылицы. Даже старухи стали разбираться в географии, и единственная деревенская карта Советского Союза, что лежала в подполе у соседей Попков, после всех этих слухов и сообщений всегда тщательно исследовалась жителями.
Но вот вновь слышатся гул, грохот, канонада, вновь приближается с востока зарево. История говорит о том, что Поставщина была освобождена в первых числах июля 1944 года. Может быть, и так, но деревенские день своего освобождения не заметили. Слишком мала в стратегическом плане их родная деревушка. Это мизерная точка на картах. Деревня Бедунки. Бедунки и есть Бедунки, что с них взять?
Появился уполномоченный советской власти, вновь назначен староста. Для их деревни война закончилась.
А закончилась ли?
Нет.
Война ушла на запад. Нужны парни, молодёжь, защитники Родины. Отечество должны защищать молодые.
В конце июля 1944-го Сашу забирают в армию. Не его одного. Много их тогда с новых советских территорий призвали на войну. Только из их деревеньки ушли трое, да на пункте сбора он увидел ещё десятки таких же, как и он, парней. Земляки – с ними уже веселей.
"Вязьма. Дня 3.08.1944. Родные мама и Хельтя (Елена). Я написал вам письмо и подал вам адрес, не пишите по нему, бо этот адрес неправильный. Нас перегнали в другие лагеря. Мы были определены к первой стрелковой роте. Но вчера выбрали нас в артиллерию и сегодня отправляют дальше. Так что адрес я тогда пришлю, когда приедем в настоящий полк. Кого оставили в пехоте, того уже откомандировали. А нам приказ, здесь обмундирование не давать. Виктор тоже со мной…"
Это уже август сорок четвёртого. Пока их определяют по военной специальности, обучают, одевают, одним словом, превращают в бойцов. Убывают земляки: Виктор, Сашка Груздовский. Новых знакомых по Поставщине, поляков по национальности Тадека, Адольфа, Людвига отправляют в Куреницу на Смоленщине. Видимо, туда, где формировались соединения и части Войска Польского.
А в мыслях, это по письмам чувствуется, уже некая растерянность, тоска, грусть, они видны в каждой строчке…
"Дня 3.09. Я пока жив и здоров, чего и вам от Бога желаю. Ожидаю от вас ответа, но дождаться не могу…"
"Дня 5.09. Я как-то тревожусь по вас, но только то, что еще никто не получил с нашей местности письма, как-то успокаивает. Но даже может быть и не получу в скором…"
Нет весточки из дома, нет.
Почему? Он себя спрашивает: почему? "Из Сибири всего десять дней идут письма…"
Почему? Вот он уже отправляет записки через попутчиков из Минска, Барановичей, через "Кураневскую женщину, Сморгоньскую землячку". Дважды попутно посылает свою красноармейскую справку. Он понимает, справка эта – защита его семьи, его мамы и сестрички.
А писем так и нет.
Война.
И он всей своей душой с домом, с родными, он чувствует, плохо без него. Мама одна. Отца уж нет, весточку о его кончине они получили ещё в 1942 году. На хозяйстве мама и сестра. Выдюжат ли, справятся ли?..
"У вас наверно много недостатков в хозяйстве, но на меня не обижайтесь, если в чем и тяжело будет. Например, чего не хватает, или тупой плуг. Как-нибудь, все помаленьку сойдет. Быть может скоро и увидимся…"
Его всё интересует – каков урожай, сняли ли жито, не сгорело ли под солнцем сено?.. И вновь тоска и грусть.
"Дорогие мои, я нахожусь от вас далеко на западе и с дороги посылаю вам письмо. Не знаю, получили вы хоть одно, бо я от вас не получил ни одного. Ну, теперь не скоро и получу, бо адреса точного нету. Так что вы ко мне не пишите. Я пока жив и здоров чего и вам от Бога желаю. С Виктором до сегодняшнего дня были вместе, но сегодня разлучили, быть может навсегда. Скучно очень о том что от вас не получил письма не знаю о вашей жизни. Пока более не имею чего писать. Больше напишем, когда больше проживем. Затем до свидания, привет всем родным и знаемым. Целую вас крепко, до свидания…"
Это предпоследнее письмо.
А вот и последнее. Оно датировано 1 октября 1944 года.
"Здравствуйте мама и сестра. Уведомляю вас, что я жив и здоров, чего и вам от Бога желаю. Сейчас я очень ожидаю ответа…"
Конечно, он ждёт ответа на свои письма, он ещё надеется, он ещё ждёт. Мать его выплакала все слёзы, ежедневно просила Господа вернуть их Сашу живым с фронта. Она вглядывалась вдаль в сторону большака – не едет ли почтальон?
Она ждала.
Его письма пришли в декабре. Радости не было границ. Письма читали все, и знакомые, и соседи, и Сашкины друзья, кто не ушёл на фронт, и дивчины, кому нравился этот улыбчивый, скромный черноволосый паренёк.
А потом тишина.
Отгремела война, потянулись к дому фронтовики, лишь Саши их не было видно. Мать засыпала запросами военных: объясните, где мой сын, почему его нет дома? Нет похоронки? Значит, жив, значит, ещё приедет, прижмёт, обнимет маму, чмокнет в щёку красавицу сестрёнку.
Он обязательно приедет.
Нет похоронки?
Значит, есть надежда!
И вот он пришёл, этот ответ. Ответ, которого ждала мать, ждала и одновременно боялась.
"Ваш сын рядовой Попок Александр Иванович в бою за Социалистическую Родину пропал без вести 5 октября 1944 года". И уж совсем по-будничному: "…настоящее извещение является документом для возбуждения ходатайства о назначении пенсии по приказу НКО № 138…"
Это был февраль 1948 года. Три с половиной года мать ждала, надеялась, мечтала увидеть сына. Она не была готова к тому, о чём говорили эти строчки.
Его нет, но он и не погиб.
Его просто нет…
Не понять, как может такое быть.
Это необъяснимо.
Что значит – нет?
Но где-то он есть! Может, в плену, вон из Германии до сих пор люди возвращаются. А может, к лучшей жизни ушёл, в другие края. Мать и об этом думала. Она только отгоняла мысль о его смерти.
Нет, нет, только не это…
Окончилась война, отгремели бои. Люди стали налаживать жизнь. Многие их соседи потянулись в район. Их деревенька доживала своё. Кто погиб на войне, кто сам ушёл в мир иной. Молодёжь – так та потянулась к знаниям, к заработку. Вот уже пять хат пустуют. А вон и ещё три стоят с забитыми крест-накрест окнами. Всё, надо уезжать.
Мать, распродав живность, собрав немудрёный скарб, перекрестив напоследок жилище, вместе с Хельтей уехала в город.
Жизнь продолжалась.
В новой просторной хате появились уютные занавески, во дворе клумбы с цветами, зацвёл молодой сад, аккуратно возделаны грядки, здесь и бульба, и морковь, и свёкла, зеленушка разная. То там, то здесь весело стучат топоры. Вот уж и у соседей к дому пристроено небольшое уютное жильё, видать, молодых отселяют, скоро детишки пойдут, весело будет.
Её красавицу Хельтю, Елену, молодой офицер сосватал, вот и у них двойняшки появились на свет. Жизнь продолжается. О войне народ стал понемногу забывать. Горечь утрат притупилась, это вполне естественно. Годы идут, жизнь берёт своё.
Но не кончилась для матери война.
Нет, не кончилась.
Она не говорит о сыне. Она просто думает о нём, живёт мыслями о нём. Он всегда с ней рядом, и в шорохе яблоньки, и в случайном скрипе половицы, и в мелькнувшем на секунду в окне почтальоне на велосипеде. Не от него ли весточка?
По выходным мать идёт в церковь. Не ближняя дорога, километров пять будет. Но она идёт, идёт неспешно, несёт Богу свою тяжесть дум о сыне…
"Господи Всесильный, Господи Всеблагой, коленопреклонённо молю Тебя о великом чуде. Даруй, Господи, возвращение пропавшего сына моего, раба Твоего Александра… Слёзно прошу и молю тебя, пусть раб Божий сынок мой Сашенька найдётся, на порог своего дома вернётся. Господи, молитву мою прими, каждое слово благослови и раба Божьего отыщи. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Ныне, и присно, и во веки веков. Аминь".
Поставила свечу. Помолчала.
Стало немного легче.
И домой. Теперь шаг более уверенный, быстрый…
Вновь к очагу, к дому, к доченьке и внучатам. Теперь о них все думы и заботы.