* * *
Еще по росе, к амбару первым пришел дедко Клюшин. Он вынул замок, аккуратно повесил на скобу, открыл двери. Увидев Митьку, подивился:
- Хватит дремать-то, хватит! Вон люди скотину выпустили, самовары ставят.
Митька мотал черной спутанной головой. Не просыпался. Вскоре появился Никита Рогов. Старики сидели на приступке, нюхали табак, не чихая.
Митька же зачихал во сне и проснулся. Сел, продрал глаза.
- Драка-то большая была?
- Дурацкое дело не хитрое, - обернулся дедко. - Долго ли будут, Митрей, держать-то нас?
- Не знаю.
- А вот што! Надо, видно, жаловаться. Прошение в уезд послать, больше и делать нечего.
Пришел Жук, ночевавший у Гривенника, а из Шибанихи - Новожил, вставший до свету.
- А ты, Новожилов, глупо и сделал, - объявил Жук. - Сидел бы дома, нос не высовывал.
- Да как? Ежели вытребовали.
- Старики, а это чево? Кого волокут?
Из проулка верхом на отце Николае ехал Павло Сопронов.
- Паша едет. Гривенник погоняет, - сказал Жук. - Вицу, вицу-то выломи!
Следом действительно торопился Гривенник, а чуть дальше вышагивал Носопырь. Отец Николай, топая могучими, в полупудовых сапогах лапами, поднес Павла к амбару и посадил на порог:
- Баста! Обратно пусть сельсовет везет.
- Николай Иванович, за много ли подрядился? - не унимался Жук. - Вот, паренину бы на тебе пахать. Заместо Ундера.
Отец Николай порылся в подряснике, достал денежку и подал Гривеннику:
- Ишши! Кровь из носу…
- Спит прикащик-то.
- Займи!
Гривенник отказался искать вино, вернул деньги. Отец Николай схватил его за портошину, подтянул поближе, и неизвестно, что было бы с Гривенником, если бы за него не вступились:
- Да что ты, Николай Иванович?
- Гляди, фулиганство припишут. Начальство наехало, ступить некуда.
Мало-помалу около амбара скопились кое-какие бабы и гости. Ребятишки затеяли на лужке игру "в галу". Акимко Дымов с шибановскими гостями - Иваном Нечаевым и Володей Зыриным, не проспавшись как следует с гармошкой проходили по улице. Увидели народ, привернули к амбару. Пришли ребята-холостяки, ночевавшие по овинам и гумнам, объявились девки, и веселье получилось само собой. Народ со всей деревни потянулся на пляску. К полудню около амбара образовалась порядочная толпа. Все как-то забыли про арестованных стариков: казанскую в Ольховице всегда праздновали и на второй день.
Старики судили чего-то свое насчет сенокоса, девки под зыринскую игру плясали кружком и на перепляс, вокруг стояли бабы, обсуждая, кто во что одет; ребята, во главе с Митькой Усовым, окружили попа, тащили его сплясать:
- Ну? Николай Иванович!
- Слабо, слабо, где ему.
- Мне слабо? - Отец Николай топнул уже было сапожищем о приступок крыльца, но к амбару босиком, без корзины, подошла шибановская нищая, бабка Таня:
- Батюшко, чево скажу-то…
- Что, матушка?
- Надобен.
Отец Николай наклонился, подставил рыжую голову:
- Говори!
Таня что-то прошептала ему на ухо. Отец Николай сразу отрезвел, выпрямился и исчез за амбарами. Таня пошла за ним, опираясь на березовый батожок.
- Чего это он?
- В гости, видать, ударился, не знаю только к кому?
Ребятам хотелось поплясать, они пошли на круг. Гулянка начиналась взаправду, народ все подходил. Уже не однажды сменялись игроки, давая отдых друг другу, трава на кругу была до черноты выбита сапогами и башмаками, девичьи пары плясали без остановки, одна за другой. И тут кто-то из баб углядел идущее от исполкома начальство.
- Идут, ведь сюды идут-то.
- Трое! Все и с револьверами!
- Яко дождь на руно.
- Нет, двое, третий Микулин.
- Четверо!
Старики всполошились.
- Митрей, а Митрей! - засуетился дедко Клюшин. - Чево заводить-то будем?
- Нам бы тебя-то не подвести.
- Давай, робятушки, залезай!
- Кузьма, где у тебя ключ? Подай мужику! Поторапливайся!
Дедко Никита Рогов проворно заволок в амбар Павла Сопронова, туда же быстро перебрались дедко Петруша Клюшин, Носопырь, Кузьма, по прозвищу Жук, а заодно и старик Новожил. Митька быстро захлопнул двери, сунул в пробой замок и сел на пороге. Даже не все и заметили, как старики исчезли в амбаре. Зырин играл, ольховские и ибановские девки плясали, не обращая внимания на баб, обсуждающих девичьи наряды и все остальное.
Говорят, что не работаю
Работы полевой,
Размолоденькая девушка,
Сохой и бороной.
Навеку я не училася
И в школе не была,
Меня так родима маменька
Учену родила.
Задушевная подруга,
При разлуке тут и будь,
Ты лени воды холодныя
На белую на грудь.
- Здравствуйте, товарищи! - громко за всех четверых поздоровался высокий молодцеватый Ерохин.
- Поди-тко, здравствуй!
- Проходи ближе-то, проходи.
- Вот добро, мужик незаносливый.
- А чего заноситься? - сказал Ерохин и подтянул сапоги.
- Дак давай попляши-ко, ну-ко.
- Ой бы, уж поглядели бы!
Ерохин неожиданно вышел на круг. Девки остановились и смешались с толпой, а Зырин заиграл чаще, все сгрудились.
- Давай! - крикнул Ерохин кому-то, может быть, самому себе. Он топнул не одной ногой, а сразу обеими, как делают самые залихватские плясуны. Потом ловко пошел по выбитому до черноты дерну, выкидывая ноги в стороны и хлопая по голенищам ладонями.
"Асса! Асса!" - с придыхом выкрикивал он, прошел круг, пустился вприсядку и вдруг остановился напротив неодобрительно глядевшего Меерсона и топнул, что означало, что теперь плясать должен он.
- Выручай, агитпроп!
Вокруг одобрительно зашумели:
- Давай! Давай!
- Надо выручить.
- Это как так?
Меерсон сконфузился, снял очки и начал их протирать, а секретарь отошел, видимо, довольный. Уж кто-кто, а он-то знал, какой из Меерсона плясун…
Гармонь стихла.
- Вот так! - Ерохин снял фуражку и вытер платком белый вспотевший лоб.
- Добро, ой, добро! - хвалили секретаря женщины. К нему совсем близко подошла древняя бабушка, восхищенная, поцокала языком:
- Дак ты, золотой, у кого гостишь-то?
В ту же секунду в амбаре началась возня и раздался сильный стук. Ерохин зорко оглядел притихший народ.
- В гостях-то надо бы как люди, а дома как хошь! - послышался чей-то голос.
- Пошто старики в амбаре? По какому закону? - зашевелилась толпа.
- Кто это тут законник? - Ерохин переменился в лице. - Кто бросает эти кулацкие реплики?
- У вас чуть немножко - и кулак.
- Отпусти, андели, стариков-то, - бабы тоже заговорили. - Эко дело - соплюна выпороли.
- Да его отец и хлестал-то.
- А вот мы сейчас узнаем, кто хлестал, - сказал Ерохин. - Товарищ Микулин! А ну, освободить арестованных!
Микулин взял у Скачкова ключ. Он как будто не заметил незамкнутого замка, поотпирал для виду и распахнул двери амбара. Оттуда один за другим начали выбираться довольные пленники.
Откашливались, смущенные, поправляли рубахи и опояски.
- Слава те господи! - перекрестился дедко Клюшин, а Жук сразу же тайком завернул за угол и бегом ударился от амбара. Никита Рогов и старик Новожилов вынесли на лужок Павла Сопронова, последним выбрался Носопырь и тоже перекрестился.
- Дедко, а тебя-то за что?
- Наверно, за Таню. Изобижает, вишь.
- Отстань! Не греши. - Носопырь отмахивался.
- Ну? - Ерохин вплотную подошел к старикам. - Вот ты, дед. Что скажешь насчет активиста Сопронова? Порол?
Дедко Кдюшин смутился:
- Да вить нихто и не знал, что активист. Селька и Селька.
- А ты? - спросил Ерохин старика Новожилова.
- Держал маленько.
- Я порол! - не дожидаясь очереди, крикнул Павло. - И буду пороть, пока он, дьяволенок, не накопит ума. Это что, товарищ начальник? Аль уж родной отец ни при чем? Мой парень! Я ему, прохвосту, еще и не так! Я ему покажу, как стекла бить, позорить отцову голову!
- А ежели он тебя? - засмеялся Ерохин.
- Тогда кунды-мунды складывай. Да прямиком на погост! Аминь!
- И делать тут больше нечего! - подтвердил Новожил.
- Ну вот что, граждане старики. Думаю, что вы извлекли урок. Отпускаю всех по домам, но предупреждаю впредь!
- Вот те раз!
- Выходит, мы же и виноваты?
- В чем гвоздь вопроса на данном этапе, товарищи? В том, что враги пролетарского дела мешают нам всякими мерами. Вот взять хотя бы и вашу данную местность. Я как член чрезвычайной тройки предлагаю осудить бывшего благочинного и бывшего помещика Прозорова.
- Товарищ Ерохин, это чево севодни у нас, собранье аль сход?
- Митинга.
- Слушай, коли говорят.
- А ежели усташинцы налетят?
- Да неужто усташинцев испугаемся? С такими-то командерами…
- Тише, товарищи! - Микулин остановил возгласы.
Ерохин продолжал:
- Товарищи! Благодаря наличию бывшего помещика и бывшего благочинного в вашей волости усиливается деятельность по вредительству в мероприятиях Советской власти! Мы не можем и не должны терпеть данную обстановку, необходимо ликвидировать последние очаги буржуазной опасности.
- А чего оне сделали?
- Один еле жив, а другой - кому он мешает?
- А чего жалеть-то его? Хватит, побарствовал! - крикнул Гривенник.
- Ти-хо! Слушаем.