- Дорогая сестра, наша дорога вымощена ошибками. Даже лучшие из королей терпели фиаско.
- Мне жаль вас.
- Не жалейте меня. Дядя сказал, что у меня есть выход - перерезать себе запястья. Но я им не воспользовался.
- Бывали короли, - напомнила сестра Гиацинта, - которые все дела отдавали в чужие руки - кабинету министров, совету, словом, команде, и жили в свое удовольствие.
- Я думаю, сестра, это происходило уже после того, как они отчаялись. На короля оказывается сильнейшее давление, его заставляют быть королем. Задача короля - править, а задача правления - повышать благосостояние королевства.
- Это ловушка, - сказала сестра Гиацинта. - Как и вообще делание добра - это ловушка. Там, где речь идет о добродетели, очень трудно сказать себе правду, мсье. Бывают два вида добродетели. Один - это страстное честолюбие, а другой - просто желание покоя, проистекающее из желания никому не причинять хлопот.
- Вы умеете думать, сестра, - сказал король, и по блеску, появившемуся в его глазах, она поняла, что завладела его вниманием.
- И у меня была похожая проблема, - продолжала она. - После того, как я двадцать лет простояла на сцене в обнаженном виде, будя, как я надеюсь, мечты у одиноких мужчин, я постриглась в монахини. Мне очень легко было приписать себе порыв к святости, но я-то знаю, что я просто очень устала.
- Вы честны.
- Не знаю. Признавшись себе, что побуждение мое отнюдь не было чистым, я вдруг нашла в себе доброту и понимание, к которым даже сама не могу придраться, хотя они просто продукт изначальной лени - после того, как я сняла бремя с моих ног, я сняла с себя заботу о моей добродетели.
- А как же ритуалы - опускаться на колени, вставать с колен, повторять магические религиозные формулы?
- Очень скоро это становится не труднее, чем дышать. Легче сделать, чем не делать.
Король встал, почесал локти, обошел вокруг стула, потом опять сел.
- Прыжок получается большой, - сказал он, - от грешницы… к святой.
Сестра Гиацинта засмеялась.
- Трудно обособить грех в себе самом, - заметила она. - В других его различить легче, но когда речь идет о себе, то находится оправдание - мы оправдываем его необходимостью или добрыми намерениями. Только не говорите этого Мари…
- Простите? О, нет, мне бы это и в голову не пришло.
- Мари - жена. Это совсем другое дело.
- Она очень добра ко мне.
Сестра Гиацинта уставилась на него с изумлением.
- Надо думать, вы говорите так из учтивости, а не по искреннему убеждению.
- Не понимаю, что вы имеете в виду.
- В женщинах нет доброты, - сказала монахиня, - Любовь - да, но это вещь субъективная. Если бы я вышла замуж, быть может, мне и удалось бы убедить себя в обратном. - Она пристально посмотрела на него. - Что в вашей жизни вы считаете лучшим событием, сир?
- Какое это имеет…
- Если вы мне сумеете это сказать, то я, возможно, сумею сказать, чего вам не хватает сейчас, о чем вы так горюете.
- Что ж, пожалуй., пожалуй, это случилось, когда я увидел в телескоп комету и понял, что я первый в мире вижу ее. Меня это исполнило… исполнило благоговейного трепета.
- Они не имели права делать вас королем, - сказала она. - Король лишь повторяет старые чужие ошибки, а если это ему известно наперед… Да, теперь я понимаю, сир, но не могу вам помочь. Вены вы себе не вскрыли, и теперь слишком поздно. Комета. Да, понимаю…
- Вы мне нравитесь, сестра, - сказал король, - Вы разрешите мне время от времени посещать вас?
- Если бы я была уверена, что ваше чувство носит чисто интеллектуальный характер…
- Но, сестра…
- То я запретила бы вам приходить, - продолжала сестра Гиацинта, и смех ее навел на мысль о дамской гардеробной за кулисами. - Вы хороший человек, сир, а хорошие мужчины притягивают женщин, как сыр мышей.
Чуть ли не больше всего на короля давило полное отсутствие уединения. За ним ходили по пятам, ему прислуживали, его охраняли, на него глазели. Он уже подумывал, не прибегнуть ли ему к переодеваниям на манер Гарун-аль-Рашида. Порой он просто запирался у себя в комнате, чтобы хоть ненадолго скрыться от глаз и голосов окружающих людей.
Приблизительно в это время он случайно сделал счастливое открытие. Королева, сочтя необходимым произвести уборку у него в кабинете, попросила его прогуляться, пока она метет и вытирает пыль. И он, как был в вельветовой куртке, уже слегка потертой на локтях, и в давно не глаженных фланелевых брюках и сандалетах, сунул в портфель какие-то бумаги и вышел в парк, думая заняться своими королевскими делами. Однако едва он успел присесть на парапет пруда с рыбками, как к нему подошел садовник.
- Мсье, здесь сидеть нельзя, - сказал он.
Король побрел дальше и устроился в тени на ступенях парадной лестницы. Немедленно жандарм тронул его за локоть.
- Экскурсии проводятся с двух до пяти, мсье. Будьте добры, ступайте ко входу и ждите там гида.
Пипин воззрился на него в удивлении. Потом собрал бумаги и пошел ко входу. Там он уплатил за экскурсию с гидом. Он покупал открытки и заглядывал вместе с толпой в комнаты за протянутые бархатные канаты.
Повсюду он видел слуг, и аристократов, и министров, но ни один из них не бросил и взгляда на человека в старой вельветовой куртке и сандалетах. Даже королева, с озабоченным видом пробегавшая мимо, не заметила его. Экскурсия проводила ее взглядом.
В восторге Пипин вышел вместе с туристами на улицу и сел в заказной автобус, идущий в Париж. У него было легко на сердце. Для проверки он прогулялся по Елисейским полям - никто не обратил на него внимания.
Он сел за столик в "Селекте", заказал перно с водой и посидел немного, разглядывая прохожих. Он прислушивался к разговорам туристов, и ощущение свободы росло в нем, как растут крылья.
Он позволил себе удовольствие вступить в безобидный спор с корреспондентом журнала "Лайф".
- Наверно, король просто еще не успел вычистить всех коммунистов, - заявил тот.
Пипин хмыкнул, попросил у него сигарету и пошел пешком по Елисейским полям, мимо гостиницы "Фуке", на улицу Георга Пятого, мимо отеля "Принц Галльский" и прямо ко входу в отель "Георг Пятый". Как только он вошел в вестибюль, его остановил служащий.
- Вам что-то надо?
- Мне надо видеть мистера Тода Джонсона.
- Вы хотите что-то передать? Тогда оставьте…
- У меня его портфель. Он просил вручить лично ему.
- Портье… - начал служащий, не отрывая глаз от сандалет.
- Позвоните, мсье, будьте добры, в номер мистера Тода Джонсона. Передайте, что мистер Кинг принес ему портфель из галереи дяди Чарли.
Тод ждал Пипина в дверях своего номера. Он дал на чай недоверчивому провожатому, после чего хлопнул короля по спине.
- Ну, чтоб меня! - произнес он.
- Здорово, верно? Меня впустили с большим трудом.
- Один мой приятель, - сказал Тод, - утверждает, что если хочешь скрыться, устройся официантом в хороший ресторан. Никто никогда не обращает внимания на официанта. Садитесь, сэр. Налить вам чего-нибудь?
- Да, как его? Мар… мар…
- Мартини?
- Совершенно верно, - обрадовался король. - Знаете, меня сегодня один иностранец чуть не арестовал за оскорбление монарха.
- А вас не будут искать, сэр?
- Наверное, будут. Но во всяком случае не будут искать здесь. Вы сами говорили, что французы сюда не заходят… Должен сказать, мой друг, этот вкуснее того, который готовит дядя.
- Он не решается класть достаточно льда, - объяснил Тод.
- Один из моих караульных выставил меня из моего парка, - довольным тоном сообщил король.
- Люди, наверно, видят то, что ожидают увидеть. Они не ожидают видеть короля без короны и с лысиной на макушке. Вы сами это придумали, сэр?
- О, нет! Чистая случайность. Понимаете, Мари хотела прибрать в моем кабинете. А садовник прогнал меня от пруда с рыбками…
- И вы не чувствуете себя оскорбленным?
- Оскорбленным? Да я просто счастлив.
- Знаете, некоторые голливудские знаменитости нацепляют темные очки, нахлобучивают поглубже шляпы. Но при этом очень расстраиваются, если их не узнают. Есть такой владелец трех наших крупнейших журналов. Он ненавидит паблисити, но почему-то все время умудряется попадать на фотографии. Или возьмите моего отца…
- Вот как раз о вашем отце я и хотел поговорить, - прервал его Пипин.
- Сегодня утром от него пришло длинное письмо. Он не одобряет того, что я ухаживаю за Кроликом - принцессой то есть.
- Вот как?
- Да. Он сноб. Понимаете, он выбился из низов, а нет больших снобов, чем те, кто выбился из низов. Про них говорят, что они уважают одного Господа Бога. Вот второе поколение может уже немного расслабиться и вести себя демократично. Письмо занятное.
Его интересует, что тут у вас происходит. Просит передать вам, что у вас есть шанс, если вы будете делать правильные ходы. Только он не думает, что вы сможете.
- Как по-вашему, он не согласился бы приехать, чтобы давать мне советы?
- Ну нет! Он сноб. Он может явиться позднее и навести критику. И получить с этого дивиденды.
Тод налил королю мартини.
- Я пришел, чтобы задать вам несколько вопросов. Правда ли, что ваш отец сперва сам выращивал кур?
- А как же. Недаром он их теперь ненавидит.
- Правда ли, что многие главы ваших крупнейших корпораций начинали снизу? Я, кажется, припоминаю…
- А как же, Кнудсен был рабочим, стоял у пудлинговой печи; Бен Фэрлес работал кочегаром, если не ошибаюсь. Да я мог бы назвать сколько угодно имен - Чарли Уилсон, например, да сколько угодно!