Странный сон
Мне приснился очень странный сон:
про жизнь, в которой не было обид и слез,
в которой счастьем мармеладным небосвод
светился,
плакал сахаром из грез…
Но – телефон земной столь беспощаден
в руках того, бессоницей кто мучим до утра -
в секунду поглотив всю сладость счастья,
вернул сюда -
где – утро, где – зима…
без снега, серостью унылая дождливой,
где телефон – без смысла, без конца -
рассказывает обо всем – таком постылом -
без мармелада, сахара… и
волшебства из сна…
Потерянное
Жизнь, – словно или – снова – насмехаясь,
взяв в руки-крылья ножницы,
движением привычным,
два раза щелкнув ими,
уронила целый год мой -
куда-то в неизвестность,
прошлое, тупую бесконечность…
Не попросить у жизни год потерянный вернуть,
не вымолить его приклеить
туда,
где быть он должен -
и не объяснить, как нужен он,
как важен,
что не может быть потерян:
не сжалится столь опытный портной
над одеялом нашим разноцветным лоскутнЫм,
да и над будней серой лентой тоже, -
не важен жизни год наш, да и два, и пять -
на мелочи подобные -
веками правящим – ведь отвлекаться -
сколь уныло, столь же и – негоже…
Другу…
Не надо, друг мой, не грусти, не плачь,
что жизнь нелепо, мол, сложилась:
в судьбе чьей не было разлук
после любви, подобной сказочному бреду,
болезни иль вулкана лаве,
что, остывая, оставляла только камни… -
холодные – без памяти, без слёз…
не надо, друг мой, не грусти:
кто знает? – быть может,
камни лучше, чем обманы грёз…
Верона… март
Семь тридцать…
Просыпается Верона..
На Piazza dei Signori тишина…
Лишь гул шагов зевающих прохожих,
и бой часов на Torre dei Lamberti
слышны, напоминая, что сегодня я
покину город маленькой Джульетты,
с гостиницы балкона
на прощанье Данте подмигнув…
вчера была Arena di Verona,
сегодня лишь – дорога до Анконы,
паром и волны моря меня ждут…
я, по карманам разложив воспоминания,
со вздохом сожаления верну портье ключи,
и увезу с собой растаявшие утром
ночных веронских музыкантов песни,
старинных танцев тени, – их Верону,
которую так счастливо-обычно,
так просто – подарили мне.
Другу Валиде
Потери тех, кого не долюбили
иначе жить научат и прощать:
и боль, что – невзначай,
и страх, что – детством, -
заменят памяти картинки -
дней, что – радостью,
любимых лиц, и лишь печаль
останется, но – без обид и боли,
лишь – память,
улыбаясь вместе прожитым, судьбой..
не правда, что не долюбили:
тот, не фальшивит кто словами -
любит больше,
тем, кто любимы позволяя быть собой…
Году Новому, тому, что скоро…
Еще одно мгновенье выброшено в прошлое..
Еще одно – листом истлевшим, сожжено дотла..
но, может быть, – в мерцании свечи полночной
увидим счастья тень, перевернув страничку января…
Чужой дом
Я кошкой прижилась в чужом дому:
в таком холодном, неуютном,
где все скрипело одиночеством хозяина его,
казалось мне бесчувственным и душным..
Я принесла в него свое тепло,
огонь, – что удалось спасти от боли,
камин им растопила: холод стен,
да дома обитателя чтобы согреть любовью..
Мурлыкая, я расстилала мягкие ковры
заботы, нежности и откровений, -
и, – таяли замерзшие углы
души хозяина заброшенной пещеры,
что превращалась в тихий и спокойный мир,
в котором кошка дремлет на диване,
где места нет тупой сюжетами молве,
придуманным чужими – по незнанию…
о кошке, – той, что прижилась в чужом дому,
да – о хозяине его, что приютил ее охотно..
молве – ей не понять: не нужен кошке дом,
она скучала по тому,
кто сможет жить ее любовью…
C’est la vie…
Дорога серпантином обнимает снова горы,
внизу сияет мир огнями Рождества,
надеждами увешанные ёлки
кому-то улыбаются из каждого окна…
Дорога, серпантином обнимая снова горы,
нас неминуемо выносит к городу,
тому, что так манил огнями Рождества..
Но, c’estla viе: пластмассовые ёлки
на улицах его,
да разноцветные обычностью огни -
без волшебства…
Прошлому
Мой ежедневник прошлогодний пуст
местами встреч, их временем и именами:
раскрашены в нем дни стихами -
на память – радость то была, иль грусть…
Мой ежедневник прошлогодний пуст словами,
и знаков восклицательных в нем нет,
которыми другие важность встреч,
событий помечают:
он полон чувствами прохожими, людьми, -
всем тем, что после встречи – позабыто, -
лишь ежедневник прошлогодний сохранит -
где – доброту, где – снисхождения улыбку,
где – счастье, – тех, кто по листам его скользит..
Мой ежедневник прошлогодний полон жизнью:
такой, какой она не повторится никогда, -
стихами год мой прошлый тихо напевает
с линованного временем листа…
Перекресток
Маленький венгерский город…
Перекресток… светофор..
Дождливо-серая толпа спешит через дорогу -
куда-то – в будущее, что, быть может -
там, за дождем, нетерпеливо ждет..
Толпа безлика в городе дождливом -
все одинаковы в стремлении своем сбежать
из утра слякотно-унылого, и – серы -
зонтами, мыслями, одеждами… в них не узнать
того, вчера разбрасывал кто фантиками время,
размолотыми жизнью в разноцветность конфетти,
раскаршивая на секунды – лица – улыбками,
да смехом от души…
В них не узнать веселую девицу,
в чьих волосах запутавшись,
пестрели конфетти, -
толпой бесцветной с городом сливаясь,
они спешат через дорогу,
надеясь выход из дождя найти…
Но, неожиданно, замедлит бег толпа,
и улыбнется тысячами лиц,
старушку в красных туфлях,
пурпуном пальто, и шляпке – пропуская -
ту, что так гордо и – не торопясь,
несет сквозь серость города
раскрашенные в радость:
и города прошедшее и жизнь свою, -
словно, рассказывая без остатка, на ходу -
откуда туфли красные и шляпка,
и, почему есть радость в жизни под дождем,
и, что не стоит серым торопиться
окрасить день, забыв его – потом…
И улыбнется красному девица,
в чьих волосах пестрели конфетти,
и станет узнаваем снова тот, кто время
еще вчера разбрасывая фантиками,
раскрашивал чужие лица – смехом,
да жизнью разноцветной, – от души…
Ложь
Какая ложь, что больше не нужны стихи
и на земле неоновой они так неизбежно умирают!
Кто позабыл, что в грусти, счастьи ли -
мы напеваем их,
а не фальшивые отрывки из романов?
Крит
Ираклион… декабрь…
Забыв про календарь,
смеющееся солнце город ослепляет,
прохожих тысячи, подобно голубям,-
заняв места на площади, в кофейнях, -
о новостях – почти весенних – словно, напевают..
В всеобщем воркованье – старичок,
с авоськами домашнего пошива,
в которых нечто важное несет,-
подмигивая молодости беспрерывно, -
спешит куда-то, по делам, через толпу,
но, вдруг – замедлит спешку неотложную свою,
среди всеобщей радости теплу декабрьскому -
заметив, -
столь грустные глаза, печальное лицо,
нетронутую чашку с кофе, -
что тут же – к обладательнице их,-
мир изменить ее желая, -
шаг старичек с авоськами направив,
представится, уже – его вниманием
испуганным глазам,
и, рассказав им – кто он и откуда,
веселый критский старичок
с авоськами в руках, – застенчиво узнает имя
у женщины, чьи грустные глаза
его так тронули среди толпы почти весенней,
и сложит мандинару ей – в стихах,
что нет ее ведь краше – в целом мире,
что незачем и грусти быть в ее глазах,
что солнце в декабре слепило город,
тепло толпе воркующей даря,
лишь потому, что город одарила
присутствием своим сверкающим она…
Частушке трогательной критской улыбнутся
печалное лицо и грустные глаза,
слезами благодарности разбавив
остывший кофе, радость старичка,
ему напомнив радугу над морем,
что поднимается столь часто – в декабре,
когда его любимый остров ослепляя,
дождя капризы, штормы побеждая,
раскрашивает солнце критский день.
Веселый критский старичок,
с авоськами домашнего пошива,
оставив напоследок пожелания всего,
продолжит важное движение свое,
даря то – здесь, то – там, -
частушки-мандинары, -
печальным лицам, грустью тронутым глазам, -
и душам – навсегда – воспоминания, -
о старичке – с авоськами добра…
Так и живем…
Так и живем – листая календарь,
фальшивим праздниками или радуемся будням,
уставшие ошибками, – откладывая
на возможное "потом",
друзей рождения теряем, судьбы..
В оконца прошлое стучиться пылью
потерянного в шелесте листов календаря,
всего, за номерами дней и лет что скрыто, -
плохое забывать – ненужная игра…
Так и бредем – листая календарь,
жестокий числами сухими, номерами,
напоминающий о прошлом – пустотой -
страниц, и – многих лет, что пылью стали…