Догмат 2. "О воплощении"передает схему непорочного зачатия с использованием суррогатной матери. "По хотению Отца и Духа Сын Божий, не оставляя отеческих недр, сошел спасти свою тварь, вошел в девические ложесна пречистые, как семя Божие, и приняв плоть... исшел Богом воплощенным,... соделавшись нам подобным по всему, кроме греха...".
Догмат 3. "О крестной Смерти, Воскресении, Вознесении на небеса и Втором пришествии Спасителя" утверждает, что вся драма с распятием закончится еще одним плотским пришествием Христа для Суда над всеми нами. Узнать Спасителя мы сможем по дырочкам от гвоздей и ране от копья, ибо "как восшел со своею плотию, так и снидет".
Догмат 4. "О святых таинствах Церкви"внушает веру в чудотворность святой вводы, и что церковное вино и хлебцы - это точно плоть и кровь Христова. .дет".ырочкам от гвоздей и ране от копья, ибо "как восшел Христа для Суда над всеми нами.
Догмат 5. "О церковных преданиях". Это пункт чисто технический - о поклонении всему, что показывают в Церкви, - мощам, крестам, иконам, сосудам и проч.
О Любви в инструкции ни слова.
Князя Владимира это не смущало, он вполне справлялся и без Любви. Для укрепления в православии Владимиру вписали в Символ Веры так называемые "наставления" - от местных, придворных попов. Ему рекомендовалось пользоваться только партийной литературой - постановлениями Семи Вселенских Соборов; особо указывалось на вредоносность любой информации, поступающей от латинян.
Тем временем, рядовая паства в провинциальных церквях начала волноваться: "Где же Любовь?!". Тогда Новгородский епископ Лука Жидята - первый этнический русский иерарх - написал Поучение, выдержанное в добродетельных тонах. Он кратко пробежал по необходимости веры в Троицу, и тут же обратил наше внимание на Любовь. Лука просит нас любить всех подряд, особенно ближнюю братию, не рыть яму другу, прощать обидчиков, хвалить добрых людей, не судить, миловать, к себе относиться самокритично. Не красть, не лгать и т.д. - по заповедям Христовым.
Вот и все. Любовь есть! Она досталась нам - простому народу, а в государственном ухе не задержалась.
Эта библиография вполне объясняет, почему христианские проповеди Любви отнюдь не звучат в древних преданиях в качестве мотива действия царей и князей. Всем понятно, - не для Любви они нас строят, не по Любви казнят.
Короче, Любовь оказалась в нашей церковно-государственной конструкции на втором плане, за рядами дружинников, за спинами князей, где-то на изнанке знамен с ликом Спаса.
В такой позе Любовь у нас и поныне.
Глава 14
Два престола власти
Приняв христианство, пригласив на Русь большое количество греческих священнослужителей, наши князья обнаружили неприятный парадокс. Вроде, вот - ты, Великий Князь по определению всем владеешь и управляешь, ты - самый светлый, великий, умный; ан нет! - вот у твоего трона толпа черноризцев; и каждый, собака, читает быстрее тебя, пишет красивее и грамотнее, говорит живее, думает сложнее! А вот они уже и управляют тобой! - туда нельзя! - по средам и пятницам - пост, по таким-то датам тоже пожрать не получается; любовь к женщине равняют с любовью к жирной пище, - чуть не в постель лезут с проверками! Причем, подчиняются не тебе, а Константинопольскому патриарху, за спиной которого маячит Император. Получается у тебя не церковь Божья, а иностранная неправительственная организация с разветвленной резидентурой, которая, тем не менее, финансироваться норовит не из-за бугра, а из твоего карманного бюджета!
Едва князь Владимир отстегнул на Десятинную церковь 10% своих доходов, как к нему тихо подошли и развели, как лоха!
- Ты, - говорят, - князь, нам десятину СВОИХ доходов обещал?
- Ну?
- Значит, и десятина от ТВОИХ торговых сборов - тоже наша?
- Ваша.
- То есть, правильно мы понимаем, что девять недель на базаре твои тиуны распоряжаются, а в десятую неделю - мы?
- Распоряжайтесь, чего там...
И когда к Владимиру прибежали и стали жаловаться, что в десятую неделю базарных воров и недоимщиков казнят епископские люди, князь нахмурился, но попустил это дело. Стар был батюшка. Пришлось Ярославу Мудрому впоследствии этот захват отменять. А то совсем оборзели, скоро им десятый километр госграницы захочется!
Ярослав Мудрый вообще довольно многое отобрал у новорожденной церкви. Он как раз писал свой гражданский кодекс "Русская правда", и ему очень смешным показалось, что здорового человека судит княжеский суд, а больного - уже церковный. То есть, подследственный очень легко может закосить под убогого и перескочить туда, где меньше светит. Церковный суд, и правда, был тогда полегче, - существовала четкая такса "выкупа вины", а физических наказаний церковь не назначала вовсе.
Стоило Ярославу поправить законодательство в части церковных прав, как на него посыпались стоны о скудности владык и служб. Тогда Ярослав начал компенсировать "убытки" из своего кармана - жертвовал на церковь, что попросят. Но денег все не хватало, и в течение нескольких лет на Руси завелась традиция "пользоваться добровольными приношениями прихожан", чего поначалу стеснялись.ладык и служб. вовс От Владимира церковь удерживала широкие права по преследованию язычников. Вот, например, шпионы доносят, что ты "молился под овином, или в роще, или у колодца", то есть, присел отдохнуть с умиротворенным лицом, - и тебя уже волокут к епископу на суд. Еще церковная братия контролировала меры веса, объема и прочие физические эталоны. Оно и правда, - кто у нас тогда в цифири разбирался? Так что, церкви было отдано и все научное поле.
Первоначальное влияние церкви доходило до абсурда. Вот приходят к Владимиру епископы и начинают давить, чего он столь милосерден к разбойникам - берет за убийство денежную компенсацию.
- Боюсь греха, - отвечает легковерный князь, - вы же сами говорите: "не убий!".
Эти начинают вертеться:
- Ты на казнь злым поставлен от Бога, тебе следует казнить разбойников!
- А как же моя душа? - ноет князь.
- А ты казни с "испытанием".
Стали пытать заключенных для спасения княжеской души. А уж потом "казнить смертию".
Через некоторое время приходят те же учителя и уговаривают вернуть все на старый, языческий лад.
- С чего это вдруг? - удивляется князь.
- Да понимаешь, доходы казны снизились, а нам как раз оружие и коней закупать - печенеги у ворот!
Вот вам и мораль христианская, - что дышло.
Короче, с приходом на Русь православия начался длительный, многовековой период подспудной борьбы, возни под одеялом между церковью и государством. Церковь резонно полагала, что Духовное в ее лице - первично, а Материальное, мирское, казенное в лице князя - вторично и должно подчиняться власти духовенства. Как католические короли подчиняются власти Папы.
Но у нас эта ползучая революция не прошла. То есть, не пролезла.
В литературе можно обнаружить некую границу, разделяющую церковную власть на две половинки - влияние духовное, мистическое, и влияние прагматическое. Первое церковь удерживала достаточно прочно, второе - с переменным успехом. Но фокус состоит в том, что и поныне внутри самой власти, будь она церковной, будь светской, имеется грань преображения; все понимают: мистика - мистикой, душа - душой, официальная мораль - моралью, а жизнь конкретная - сама по себе. Со всеми ее прелестями, войнами, взятками, грабежами, казнями, ненавистью, сволочной мстительностью. И ничего страшного! Чем больше наубиваешь младенцев, тем легче выжать из собственных желез покаянную слезу. Чем страшнее награбишь, тем больше пожертвуешь церкви во спасение души. Оборотни в коронах с подающей стороны. Оборотни в ризах - с берущей.
Короче, церковь оказалась удобным экстрасенсорным инструментом: красивый антураж, четкая иерархия, стройная философия, контроль массового сознания, возможность оправдания любых конкретных действий, то есть - универсальное моделирование и гибкое толкование ситуаций во власти и вокруг нее. Одно плохо, - кроме претензии на управление совестью, церковь неизменно претендовала и претендует на управление всей жизнью вообще. Эти претензии в русской истории удовлетворялись с переменным успехом. Можно даже научный график начертить.
По оси Y откладываем процент владения властью, - как в футболе откладывают процент владения мячом, - а по оси X - наши скорбные годы, все одиннадцать веков. Кривая церковного владения вскакивает в 988 году мелкой шишечкой, достигает формальных 10%, и потом вьется тонкой змейкой, то подскакивая вверх, то спадая до нуля. Подскоки можно наблюдать в правление особо набожных персон типа Андрея Боголюбского, Алексея Михайловича, Бориса Годунова, Михаила Федоровича. А спады церковного влияния (в годы реформации практически до нуля) - при Лжедмитрии, Петре I, Петре III, вообще - в Новое время.
Вся практика княжения и царствования на Руси показывает, что по-настоящему, до обморока, до принципиальной пылинки, до самопожертвования на гвоздях почти никто во власти в Бога не верил! И если случались отдельные порывы у отдельных персон, то в перемешку с обычными грешными делами. А чтобы непрерывно, от первого осмысленного поступка - до последней исповеди, в сплошном милосердии, - это нет, не наблюдается. Нет этого в должностных инструкциях царей и президентов.
И здесь возникает вопрос: но мы-то, - простые русские, - в Бога верили исправно? Православие вошло в нашу жизнь, культуру, мораль?
Вошло. Отдельно от государства. В значительной степени - отдельно от церкви, и, кажется мне, - очень отдельно от исходной еврейской сказки про Парня Распятого.