Мегера его четыре раза лечила. Плюнула — бесполезно. И тогда бизнес стал семейным — его взяла в свои хотя и женские, но стальные руки Мегера. Они покупали героин по сорок долларов за грамм, продавали — по семьдесят. Товар давали на реализацию. То есть мелкие сбытчики приносили им деньги после продажи.
Этот способ хорош, когда есть уверенность, что тебя не кинут, что деньги отдадут вовремя. Для этого мелкие распространители должны быть уверены, что за оптовиком сила и в случае чего со злостного неплательщика снимут шкуру.
Мы прикинули, что за месяц они загоняли от двухсот до пятисот грамм, а это чистая прибыль за год под сотню тысяч долларов. Купили «Мерседес», «Тойоту», пару «Жигулей», мотоцикл «Хонда». Кукиш с готовностью размолотил на дорогах половину этого автопарка.
Семейка предпочитает давать на реализацию героин приличными партиями — по десять-двадцать грамм, это сто-двести порций. Торгуют прямо с квартиры — нагло, бесцеремонно, ничего не боясь.
Приближалось время встречи, и ментенок все больше нервничал.
— Чего трясешься? — спросил я, глядя, как он барабанит пальцами по колену и смотрит из окна нашего кабинета на золотой купол церкви, скрывающейся за деревьями.
— Боюсь. Убьют они меня, — ментенок перекривил физиономию — сейчас заплачет. — Завалят, как лося.
— Чего это они тебя завалят? — спросил Асеев.
— Подумают, что это я их заложил. И убьют. Они с крутыми бандитами якшаются. Урки на «Жигулях», в коже.
— Какие такие бандиты? — спросил я, привстал, положил руку на плечо ментенка, развернул его к себе.
— С «Тунгуски» поднялись. Балык и его парни.
— Бандиты? Это бандиты? Ты что, сынок, — я потрепал его по плечу. — Вон, о Жоре Рулеве слышал?
— Вор в законе, — кивнул ментенок.
— Все знаешь. В колледже научился?
— Нет.
— Жизнь научила… Хочешь, Жоре позвоним. Скажу, на его территории отморозки беспредельничают, «белым» занимаются тут. Кстати, Жора вот на этом ковре ползал, я ему ребра пересчитывал. А ты мне что-то о шпане дворовой талдычишь. Зачем? Это все шушера. А за тобой фирма стоит. За тобой ОБНОН стоит. Понял?
— Понял… Кстати, у Мегеры на даче автомат, «ТТ» и несколько гранат.
— Чего? — отодвинул от себя бумаги Асеев.
— Точно. Мне Кукиш показывал сам. Я к нему на дачу однажды за «герой» ездил. Он мне пострелять предлагал. Но я не стал. Соседи услышат.
— Не свистишь?
— Не свищу…
— И сейчас там арсенал? — спросил я.
— Не знаю, — вздохнул ментенок. — Если они не успели его продать.
— Все, пора, — сказал я, посмотрев на часы. — По машинам, братва.
Рации, пистолет, папка с документами. Галицыну в руки — видеокамеру. Он у нас ответственный за технику.
— На, — я прилепил к карману рубашки ментенка булавку с микрофоном. — Осторожнее, не стряхни.
Кавалькада машин отчалила от здания РУВД. Народу набралось — как на хороший массовый пикник. Я, Арнольд, Асеев, ментенок, двое наших штатных понятых — это тот случай, когда химичить нельзя, когда понятые нужны не фантомные, а действительно присутствовавшие при всем и которые всегда все подтвердят. Теперь главное не привлечь излишнего внимания. Надо машины расставить аккуратно. Кукиш нас не срисует — он вообще, судя по разговору, плохо соображает, кто он и где он. А вот его мамаша — дело иное.
Я прибавил газу и включил радио.
— Сколько водки ни бери, все равно два раза бегать, — диким голосом заорал динамик. — Русское радио!
Дом был серьезный, сталинский, с архитектурными излишествами. Почти во всех окнах стекла заменены на дорогие стеклопакеты. Место престижное, «новорусское» — центр города, рядом с бульварами. Живут здесь люди солидные. Дверь в подъезд тяжелая, стальная. И как назло — хоть бы один житель дома прошел, отпер ее. Как вымерли все.