_____________
В дровяном сарае Сплендид вслух читает Сиднеру заметки из "Фрюксдальс-Бюгден".
- "Два брата-самогонщика признались вчера перед судом, что в течение нескольких лет тайком гнали и сбывали спиртное". Хм. - Он лежит на спине на лоскутном половичке и презрительно фыркает. - Тайком. Это ж братья Густафссон из Оммеберга. Самогонку они сыздавна гнали. Будто бы все об этом не знают! Почитай, каждый у них покупал. "Так называемое Мистериальное действо в суннеской церкви стало для публики большим разочарованием, поскольку представленные сцены были крайне сумбурны и совершенно непонятны". "Завтра состоятся проводы миссионера. Учительница Эстер Нурдберг уезжает миссионером в Восточный Туркестан". Восточный Туркестан! Достань-ка "Скандинавский семейный альманах", он там, за поленницей, поглядим, куда старуха намылилась.
- У тебя есть "Скандинавский семейный альманах"?
- Папашин подарок. Дескать, надо мне все знать. Прихвати заодно маленько вон тех желтых слив.
Целый год минул уже с их первой встречи, фруктов на полках не так много, как прошлой осенью, да и они наведываются сюда, пожалуй, реже, чем раньше.
- Вот, нашел. "Восточный Туркестан. Китайский Туркестан, иначе Кашгария, расположен к востоку от Западного Туркестана и отделен от него Тянь-Шанем и Памиром. Регион открыт лишь к востоку и плавно переходит в пустыню Гоби".
- Ух ты, черт! Читай дальше!
- "Окруженный краевыми горами, Восточный Туркестан представляет собой впадину, однако относительно уровня моря это плато высотой в девятьсот - тысячу метров. В северо-восточной части, которую с физической точки зрения можно рассматривать как особый район, местность кое-где опускается даже до ста двадцати шести метров ниже уровня моря".
- Ничего себе! Давай дальше!
- "Животный мир в возвышенных районах состоит, в частности, из яков, куланов, онагров, диких верблюдов и нескольких видов антилоп. На равнинах встречаются тигры, кабаны, косули, волки, лисы и проч.".
- Эвон куда Эстер-то нацелилась. Надо нам к ней сходить, хоть умри, надо.
- Зачем?
- Как зачем? Ты чё, знаешь кого другого, кто в Восточный Туркестан намылился?
- Не-ет.
- Вот видишь. После еще подзубрим, пускай видит, что мы тоже не лыком шиты.
- Да?
- Поздоровкаемся с ней за руку, а она двинет в Восточный Туркестан, и там ее запросто может слопать какой-нибудь тигр, а тогда получится, будто мы вроде как тоже имеем к этому отношение. А еще можно оттуда марки получать, и все такое. Ладно, вернемся к газете. Во, слушай, Сиднер: "Прискорбный инцидент случился в Эстаншё в ночь на среду. Мужчина примерно тридцати лет внезапно повредился рассудком и повел себя крайне агрессивно. Он перекорежил домашнюю утварь и мебель, выгнал на улицу свою мать, которой пришлось обратиться за помощью к соседям. Прибежавшие на подмогу люди связали больного и отвезли в лечебницу "Горный лес", где он сейчас и находится. Прежде этот мужчина никогда не выказывал признаков душевной болезни; медики предполагают, что он страдает религиозными фантазиями, каковые и привели к столь прискорбному финалу". Что скажешь, а?
- Не знаю.
- Давай сходим поглядим на него. Отродясь не видал психических. Особо таких, с религиозными фантазиями. Спросим, чего он себе думал. На пользу тебе пойдет, Сиднер.
- Почему это все должно идти мне на пользу?
- Потому что боишься ты. А бояться нечего, я много чудиков знаю, хоть и не таких, чтоб бесперечь все вокруг колошматили.
- Так ведь поздно уже. Не успеем засветло.
- Я знал, что ты этак скажешь. Потолкуй с папашей своим, так, мол, и так, мы на Хелльшё пойдем, раков ловить, раки там мировецкие.
- Но раков-то сейчас ловить не разрешается.
- Подумаешь! Уже почти что сезон. - И Сплендид вдруг совершенно серьезно, как по книжке, говорит: - Тебе необходимо познавать мир. А то станешь как та девчонка, про которую мы читали.
Оба вздрагивают и сквозь щелки в стенах дровяного сарая глядят наружу. Сиднер видит, как струится вода в протоке, откуда веет холодом, и старается не глядеть в угол, на вырезку под названием "ОСОБО УДИВИТЕЛЬНЫЕ СООБЩЕНИЯ СО ВСЕГО СВЕТА", но взгляд так туда и тянет, словно магнитом.
"Из Нью-Йорка по телеграфу сообщают, что четырехлетняя девочка из г. Лайма (штат Огайо) медленно, но верно превращается в камень. Отслоившиеся частицы были подвергнуты химическому анализу и определены как известняк".
Сиднер прижимает пальцы к запястью, где прощупывается кое-что, чего там быть не должно, - затвердение, возникшее недели две-три назад, примерно тогда, когда они впервые прочли эту телеграмму.
- Неправда это, Сплендид.
- Эвон как заговорил. Ты чё, видал в газете опровержение? Видал, да?
- Конечно, не видал.
- Интересно, скоро она целиком каменная сделается? И откуда все начинается? От ног или от головы? Как думаешь, что хуже - когда в ногах начинается или в глазах?
- Кончай, ладно? Не верю я в это.
Он крепко сжимает пальцами запястье.
- Папаша мой говорил, что…
- Да чихать я хотел. Но хуже всего, наверно, когда начинается во рту, - говорит Сиднер, запинается и вдруг осознает, что это уже началось.
Он заразился.
Рот будто каменный. Он сглатывает.
- И похуже что бывает, - подначивает Сплендид. - Я слыхал, у мальчонки одного в год борода выросла, в два голос загрубел, а в три черепушка облысела. А еще у одного, говорят, зубы только в пятьдесят лет прорезались, волосы выросли в шестьдесят, а голос ломаться стал аж в семьдесят.
- Да врешь ты все.
- Ага, про последнее я соврал. Но остальное чистая правда. Я ведь к чему клоню-то? К тому, что много чего остерегаться надо. К тому, что нету в жизни порядка. А самое чудное тут… что вообще есть хоть какой-то порядок.
_____________
- Здравствуйте, - говорит Сплендид. - Нам бы психического повидать, этого, который из Эстаншё.
Воскресное утро, осень предприняла последнюю пламенную попытку вспомнить свое лето. В саду лечебницы гуляют по солнышку престарелые и сумасшедшие - гуляют на коротком поводке собственных нервов, прислушиваясь к шелесту яблонь и берез и к тому, кто исподволь этот шелест творит. Тени длинные, мягкие, струятся по высокой траве. Ниже по склону виден лоскуток жнивья, пшеницу уже убрали, поля блестят как шелк. Вдали ржут лошади, мычат коровы, в Сунне бьют церковные часы. Пышногрудая суровая начальница смотрит на мальчиков сверху вниз.
- Зачем он вам? Кстати, так говорить негоже.
- Маманя его послала нас разузнать, не надо ли ему чего.
- У пациентов есть все, что нужно.
- Ну и хорошо, - говорит Сплендид. - Она шибко беспокоилась, что он Библию с собой не захватил.
Кругом бормочут сумасшедшие, истошно вскрикивают, неожиданно дергаются то в одну сторону, то в другую, словно бьются со всем адским воинством.
- Библию?
- Ну да, он должон каждый день Библию читать, не то буянить начнет.
- У нас свои Библии есть. А в теперешнем состоянии он вообще читать не может.
- Ему эта вот Библия нужна. - Сплендид хлопает себя по курточке. - Он только ее читает, потому что сделал там пометки. Маманя его наказывала передать ее из рук в руки, не то он забуянит.
- Он и так буйный, и вообще, что это за разговоры?!
- Библия должна лежать рядом, на ночном столике, так его маманя наказывала.
- Ночной столик… нет у него ночного столика. Ступайте отсюда.
- Нету ночного столика! Слыхал, Бенгт-Эмиль? У него нету ночного столика. Надо же, очень печально. Интересно, знает ли про это главный врач в Карлстаде. Пошли, Бенгт-Эмиль.
- Эй, послушайте! - кричит начальница, но они уже идут прочь.
В роще за поворотом дороги Сплендид тащит Сиднера в гущу деревьев.
- Посидим тут, подождем, пускай отвалит в Сунне. К доктору ей надо, он ей втыкнет укольчик.
- Откуда ты все знаешь?
Сплендид роет ногой ямку в земле и не отвечает.
- А кстати, почему ты называл меня Бенгт-Эмиль?
- Иначе она бы мигом смекнула, кто мы. Бенгта-Эмиля Юлина ты наверняка знаешь, ну, этого, богатейского сынка. Карманных деньжат у него полторы сотенных в неделю, стало быть, пускай про него и думает. А мы пока подзубрим насчет Восточного Туркестана. Нет, ты представляешь - повидать настоящего психического!
Психический из Эстаншё сидит на чердаке, в деревянной клетке, Сплендиду и это известно. В сумерках двор затихает, но Сиднеру все равно страшно, и, взбираясь за Сплендидом по скрипучим ступенькам, он бормочет себе под нос, как бормотали престарелые и безумцы, дергано, нервно:
Я увожу к отверженным селеньям,
Я увожу туда, где вековечный стон,
Я увожу к погибшим поколеньям.
Был правдою мой зодчий вдохновлен:
Я высшей силой, полнотой всезнанья
И первою любовью сотворен.
Древней меня лишь вечные созданья,
И с вечностью пребуду наравне.
Входящие, оставьте упованья.
- Ты чего там бубнишь, опять этого, как его… Данто?
- Когда страшно… очень помогает… читать стихи, - шепчет Сиднер.
Вот она, клетка.
- Так я и думал. Папаша говорит, они завсегда этак поступают с теми, у кого башка совсем никуда.
- Что же ты ему скажешь? По-твоему, клетка надежная?
- Придумаю чего-нибудь.
Помещение высокое, будто церковь. Половицы скрипят, когда они ощупью пробираются ближе и видят, как сумасшедший вздрагивает и забивается в угол клетки.
- Здрасьте, дяденька. Мы это, навестить вас пришли. Давно тут сидите?