"С чего начинается родина" - были слова из песни, которую еврей из Ленинграда Баснер сочинил для фильма "Щит и меч" на слова еврея же Матусовского. А фильм был поставлен по роману каменного сталиниста Вадима Кожевникова. Дрянной фильм по дрянному роману, если уж главный герой, артист Любшин, по телевидению сказал, что он считает диалоги надуманными, историю - маловероятной, а играл лишь потому, что характер героя захватил его. Роман и фильм повествуют о советском разведчике, который проник в штаб Гиммлера и был занят переправкой эсэсовского золота в Швейцарию, попутно, разумеется, передавая в Москву секреты первостатейной важности. Так что публике оставалось недоумевать, как это все же немцы дошли до Волги и почему Гиммлер не очутился в руках советов?! А песня - хорошая:
"С чего начинается родина?
С картинки в твоем букваре.
С хороших и верных товарищей,
Живущих в соседнем дворе".
Евреи быстро переделали песню на свой лад:
"С чего начинается родина?
С подачи прошенья в ОВИР…"
Лия Фейерблат подала прошение в ОВИР и получила уже два отказа.
- Пойдем к нам! Гриша тебя давно не видел.
- Это потому что у нас ночи холодные, - сказал Миша. - Знаешь ведь, как в "Крокодиле" рисуют американских безработных: на скамейке, в парке, под газетами. А мы ночуем дома.
Фейерблаты жили на бульваре Райниса, в старом, чинном доме, где на лестнице были дубовые панели и скамейки для отдыха на каждом марше. У них была квартира из трех комнат, заставленных до потолка.
- Кто там? - крикнул из ванны Гриша.
- Миша пришел! Я его встретила у "Риги".
- Сейчас! Налей ему чего-нибудь! Хочешь шерри или водочки?
- Стакан воды! - сказал Миша. - Вода растворяет горечь.
- Ну что там у тебя?
- Ходил в ОВИР. Просил снижения цен.
- И что тебе сказал штандартенфюрер Кайя?
- Постановление правительства, а не его.
- Сколько вы стоите?
- Я всего три, заочник, а Хана 5600.
- Ого! Моя Лиечка тянет всего на 4200. А я, слава богу, необразованный - техник. Что ты думаешь делать?
- Ничего. Где я возьму такие деньги?
- Здорово мы влипли! Слышал, лондонский конгресс решил не давать большевикам ни гроша. Никакого международного выкупа не будет. Но нас-то, которые влипли, могли бы выкупить.
- Кто это будет делать?
- Да хоть бы Израиль. Если мы ему нужны.
- Израиль и так воюет.
- Может, тебе Марька даст? Мог бы раскошелиться для родной сестры.
- Говорит нету. Все уходит на машину и дачу.
- Вот сволочь! Продать машину он не собирается? - Лия принесла Мише стакан молока и бутерброд. Сказала:
- А почему он должен продавать машину? Ты бы продал?
Гриша вышел из ванной в пижамных брюках с полотенцем на шее, ответил с презрением:
- Он всегда был шкурником. Но я ему не завидую. Все уедут, он останется кататься на своем "Москвиче" из Риги в Бирини. Я точно знаю, у него на книжке 10000. Дача-то хоть приличная?
- Каменная. С водопроводом. Отопление паровое.
- Сволочь! Я бы продал дачу для сестры. Разве она не тащила его на себе всю войну и еще девять лет?!
- Но почему по-твоему все должны уезжать в Израиль? - рассердилась Лия. - Марик и не думает уезжать. Так почему он должен портить будущее? Если узнают, что он помогал уехать, его выкинут с кафедры!
- Не понимаю! - сказал Гриша. - Никогда не понимал. Есть Гилельс, Растропович, Коган. Мировые имена. А чтобы выехать на концерт или на лечение, великие музыканты обязаны проситься у КГБ. Какой-то паршивый лейтенантишко будет втайне решать пускать или не пускать?! Да любой барабанщик парижской филармонии идет себе в контору путешествий, платит за билет и - завтра он в Бразилии или на Огненной земле! Да с женой и детьми, были бы деньги! А Гилельс может выехать с семьей?!
Он так разволновался, что выпил Мишино молоко; заметил свою оплошность, махнул рукой:
- В голове не укладывается! Я - гражданин самого передового, первого в мире социалистического государства, не имею права выехать за рубеж! А любой негр, которого мы так жалеем, едет куда хочет! Анджелу Девис, "мученицу" наших газет, уже изображали с факелом свободы, как Статую в Нью-Йорке. Она сидит в тюрьме по обвинению в терроризме, а ее сестра приезжает в Москву плакать о судьбе негров! Если бы ты сидел, твою сестру пустили бы в Америку?! Ох, гады! Да я продамся до нитки, но уеду!
- В Израиле ждут сионистов, - сказала Лия.
- Чепуха! Я видел последнего сиониста в 1940 году, перед тем, как Сталин отправил их в лагеря в Сибирь. Но если мое желание жить человеком среди людей, чтобы никто не говорил мне: жид, жид, жид, - есть сионизм, так что должны говорить армяне?
- При чем тут армяне?
- Объясню. Есть такая поэтесса, Сильва Капутикян, еще при Сталине прославилась. Так она написала книгу "Караван в пути" о том, что все армяне должны вернуться в Армению, если хотят сохраниться как народ. Книгу перевели на русский, тираж - 200000! Значит, возвращаться на родину хорошо? Армянам хорошо, а нам нельзя?
- Чудак! Армяне же должны вернуться в Армению под Советской властью. А все, что хорошо для Советского Союза, - это правильно, а все, что плохо, - это ошибки… Белинский ошибался, Тольятти ошибался, Роза Люксембург ошибалась.
- Эх ты! - сказал Гриша. - Тебя надо срочно выслать в Биробиджан!
- Миша, ты ходил в синагогу? - спросила Лия.
- Нет.
- Ну знаешь! - удивился Гриша.
- Не могу. Я не ходил к ним 20 лет, как я приду и скажу "дайте денег?"
- Еврейчики наши! - крякнул Гриша. - Есть, есть деньги у людей, но не дадут! Уже по три лиры за рубль просят! Я знаю женщину, которая в июле сама просилась, чтобы у нее взяли 4000 один к одному, а после того, как человек получил разрешение уехать, началось: "Я болела, не ходила в банк, не знаю…" - а потом выяснилось: кто-то обещал ей по три лиры за рубль.
- Я ее не обвиняю! - сказал Миша. - Деньги есть у тех, кто делал деньги. Мы по ночам спали, они ждали милицию. Почему они обязаны дешево давать кому-то деньги, если есть возможность заработать на этом? Да и что им светит в Израиле? Людей с дипломами берут в ульпаны и кормят, а неученые сразу идут работать. Кто у нас богат в СССР? Сапожники, продавцы, портные, то есть публика, которая имеет доступ к дефицитным товарам и продает их из-под полы. В нормальном государстве нет дефицитных товаров, есть дефицит знаний. Вот наши богатеи и обеспечивают себе будущее в Израиле.
- Давай, давай! - сказал Гриша. - Мало, что тебя превращают в курьера, перевозчика чужих денег; мало, что ты в Израиле потом будешь годами работать на того же сапожника или буфетчика, - так ты их еще жалеешь. Они едут и притом не платят ни гроша за образование, а ты всех понимаешь и всех жалеешь и то ли еще выберешься.
9
Миша ушел от Фейерблатов с головной болью и вскипающей досадой. Сколько можно было бередить раны? За эти 8 месяцев, с тех пор, как он подал документы на выезд, особенно после того, как им отказали, он слышал столько правильных, сочувственных, гневных слов, но денег не дал никто.
- Черт их знает, - в который раз спрашивал себя Миша, - черт их знает, как они умудрялись накопить. Мы оба с Ханой работали, не пили, не курили, один только раз ездили по профсоюзной путевке в Одессу на две недели, а что у нас есть? 700 книг? А у людей есть золото, хрусталь, "Юбилейная" мебель. Фейерблаты оба после второго отказа потеряли работу, а живут, не нуждаясь. Ладно, он получил от родителей, мир их праху, квартиру и мебель; Лиин отец - врач с пенсией, все отдает ей. Но как накопил Рубинчик? Хаимсон? Боярский? Плохо мне будет за границей, если я и тут не сумел нажить ничего, кроме зарплаты, а там - капитализм, конкуренция…
Но это он подумал так, мимоходом, потому что относился к людям, для которых моральное всегда было ценнее денежного, а на его решение вернуться в еврейство уже не могло подействовать ничто. Вот только про синагогу он соврал.
Миша ходил сюда тайком, когда не было праздников и тысячной толпы, а значит и агентов КГБ. Он приходил, стоял в тесном дворике, а если мог, то заходил и внутрь, молился. У него была своя вера в бога, она не требовала внешних проявлений, и молитвы Мишины были не те, что приняты в синагоге. Он сочинял молитвы сам, вспоминал ивритские слова и фразы, просил у бога силы и здоровья.
В синагоге, конечно, могли обратить внимание на одинокого человека, который молча приходил и молча уходил. Но в синагоге не спрашивали. Одинокий мог быть агентом КГБ, тем более, что были у него голубые глаза и светлые волосы. Это была синагога в СССР.
С какой стати он стал бы сейчас искать шамеса или габе и просить денег на выкуп? Они могли спросить его: "А ты платил общине?" Могли подумать, что он провокатор. Миша знал, как вылетел с работы учитель Вайнберг: шпион КГБ заснял его в Йом-Кипур в синагоге; снимок лежал потом на столе заведующей рижским городским отделом народного образования. Провокатор пригласил в синагогу Сарочку Блюм; через неделю ее исключили из пединститута. Советский учитель не может быть сионистом…
В трамвае оказалось свободное место. Миша сел. У мехового магазина ввалилась толпа, видимо, после сеанса в "Палладиуме", где шла третья серия "Освобождения". Детский голос пренебрежительно басил:
- В атаку не ходят! В атаку ползут! Помнишь, по телевидению был фильм, девять серий, там один художник правильно говорил: "В атаку ползают!"
- Точно! - сказал другой голос. - Лучше бы они настоящую стрельбу засняли: дум-дум-дум… Надоело про войну, одно и то же.