- Знаю! - сказал молодой в куртке. - Райхману. Так я - Райхман. И дали мне шиш. Чтобы попасть к голландцам, надо иметь визу. А визу купишь только, если уплатишь за диплом.
- Это они здорово придумали! - весело заявил мужчина, курчавый головой, шеей и руками, как плюшевый мишка. - Обложили, что волков красными флажками.
- По Москве ходит письмо какого-то Перельмана, он призывает, чтобы не платили, чтобы отказывались от виз. Пускай они отменят выкуп.
- У него есть разрешение?
- Не знаю.
- Так пусть он сидит и ждет. А мы-то как попались! Вы слышали, чтоб где-нибудь закон имел обратное действие? Даже в СССР нет. А для нас имеет. Я подавал документы 10-го июля, когда никакого выкупа не требовали! Как я теперь могу оставаться, если меня с работы - фьють, с очереди на квартиру - фьють, из профсоюза - тоже?! Не-ет, тут уж разбивайся, но уезжай.
- Давайте, скажите, как разбиться! Вы слышали про Лондонский конгресс? Собрались евреи из 12 стран, решили: никаких фондов выкупа, никаких долларов за евреев! И правильно. Нельзя поощрять работорговлю. Но мы-то влипли! О нас, кто подумает? Ей-богу, Голда могла бы подумать о нас, может таких человек 200 на весь СССР, кто подавал документы до, а получил разрешение после закона о дипломах!
Отворилась дверь, обитая дермантином, выглянула молодая, симпатичная лейтенантша:
- Граждане! Вы мешаете!
- А что нам делать? Молчать, когда нас раздевают?!
- Если у вас нет денег на отъезд, значит ваше решение уехать было ошибочным. Я бы давно ввела уплату за дипломы!
- Вот как? Вы нас так любите, что не хотите отпускать?
- Что ты привязываешься к лейтенанту? Она имеет свое мнение, мы - другое.
- Конечно! - сказала лейтенант. - У вас мнение, что вас ограбили. А мы что должны думать? Вас тут растили, учили бесплатно, мы все платим за это налоги, а вы поедете служить капиталистам?
- Мы ходим домой, на свою Родину!
- Но мы должны заботиться о нашей!
- Ладно! - сказал плюшевый мишка. - Допустим вы правы. Надо платить за высшее образование. Но если это сделано в целях справедливости, так надо установить цену нового диплома, и сколько стоит год отработки, и смотреть, кто уезжает: может я отработал уже 30 лет и давно выкупил диплом? А вы берете с пенсионеров и с молодых инженеров одно и то же!
- Давайте откровенно! - сказала лейтенант. - И мы знаем, и вы, что это сделано не из-за денег. Но деньги у вас есть! Да для меня и 900 рублей - огромная сумма! Я в год не могу отложить 300 на путевку! Но ваши люди несли по 900, платили тысячи за упаковку! Сколько сервизов и хрусталя вывезли? "Юбилейную" мебель - всю вывезли! Янтаря в Риге нет! Почему же не брать с вас денег?
- Провалились вы с этими деньгами! - сказал парень в куртке. - На что вам рубли? В Советском Союзе рублю цены нет. Все государственное. Заводы и магазины, и колхозы. Сегодня я заработал, завтра понес те же деньги в магазин, а магазин уплатил колхозу, а колхоз - госбанку. Государству от наших выкупов только международный скандал будет. Вы на доллары рассчитывали, полтора миллиарда долларов хотели отхватить. А не выйдет!
- Мне от вас лично ничего не нужно! - обиделась лейтенант.
- Мы тут ни копейки не имеем надбавки за ваши деньги. Только возня лишняя с квитанциями.
- Все это лишнее! - сказал плюшевый. - Кругом нехорошо. Давайте, товарищи, умолкнем. Не будем мешать работать, пусть получают визы те, кто уплатил, а то им лишнее начислят!
Миша прошел в глубь ОВИРа. Там была маленькая ожидальня, круглый стол и под стеклом печатное объявление:
"Зам. министра МВД Латвийской ССР по вопросам выезда принимает каждый второй понедельник месяца по предварительной записи".
Женщина в зеленом берете кивнула Мише, показала головой на объявление:
- Все сделано, чтобы не принимать! Раньше принимали по живой очереди раз в неделю. Теперь надо записываться, А запись на два месяца вперед. А принимают один раз в месяц… Раньше, чем через три месяца не попадешь…
Тут же в приемной стояла костлявая дама лет 35, в желтой кофте и красной юбке, в сандалиях, при кольцах и браслетах, гремевших на ее костях, курила длинную сигарету в длинном янтарном мундштуке и по-немецки говорила мужу:
- Ты не должен позволять этим людям думать, будто мы - мебель, которую можно передвигать туда-сюда. Ты женился на мне и ты имеешь права уехать в Германию! Дерзким не надо быть, но принципиальным и смелым.
- Ты плохо знаешь этих людей, - жалким голосом оправдывался муж. - Я к ним хожу, хожу…
- Нет, ты не должен покоряться! Люди уезжают в капиталистические страны, а ты просишь разрешение уехать в ГДР!
- Они говорили мне, что после свадьбы разрешат.
- Комедия! Цирк! Нигде такого не видела! - кричала жена.
- Чтобы из страны нельзя было выехать?!
- Почитай объявление! - сказал муж. Он был по всей вероятности латыш, это слышалось в произношении, да и немецкий его хромал. - Тут говорится, что по вопросам выезда принимают один раз в месяц.
- Комедия! Цирк!
Открылась дверь, оттуда вышел тощий и хлипкий человечек, с типично еврейским носом и курчавой головой, вышел и продолжал упрашивать:
- Я возьму его к себе на квартире!
- Вопросы о возвращении решает Верховный Совет! - отчеканил высокий мужской голос.
- Но он так просит! Он же ошибся! Неужели его не могут прощать?
- Прощают и преступников! Но что-то у вас очень многие ошибаются. Вопрос решает Верховный Совет. Пусть ждет.
Вышедший из кабинета со злобой и боязнью оглядел ожидающих приема. Они легко могли понять, что он приходил просить за кого-то, кто хотел вернуться из Израиля в СССР, а люди, ожидавшие в приемной, добивались выезда… Да и видел Миша где-то этого человека… Да, да, по телевизору, в фильме, отснятом в советском консульстве в Вене. Это был один из перебежчиков, человек без совести, потому что он знал, какую возню поднимает советская пропаганда по каждому случаю возвращения евреев из Израиля в СССР. Об этом трубили в газетах и по радио, снимали фильмы. Каждый, кто возвращался, знал, что его примут назад, если он беспрекословно выполнит сценарий: будет проклинать сионизм, будет рассказывать, как израильская клика глумится над арабами, будет рассказывать, как компартия Вильнера "протягивала ему руку помощи" и как плохо жить в стране евреев, "продавшейся американскому империализму". А этот, который выходил из кабинета Кайи, был и вовсе ничтожеством: он кричал перед телекамерой, что в Израиле процветает антисемитизм, что его избили в Тель-Авиве, когда он на идиш спросил название улицы…
Кайя позвал немку и ее мужа. Минут через пять они вышли, она громко сказала:
- Что я говорила? Один ноль в мою пользу!
Он - млеющий от счастья и ее власти - только кивал:
- Виза! Я получаю визу!
Полковник снова выглянул из кабинета, увидел женщину в берете и раздраженно сказал:
- Вы думаете, что я осел? Я вам сказал: ваш сын служил в секретных частях, его не выпустят 7 лет. Езжайте в Москву или в ООН, но меня оставьте.
- А я хочу уехать! Я хочу уехать!
Кайя поморщился, устало попросил:
- Уйдите сами, чтобы я не вызывал милицию.
Он кивнул Мише, пропустил в кабинет.
Здесь стояло два стола, один - письменный, под окном, другой - канцелярский, боком к первому. В кабинете было много стульев, но Кайя никого не приглашал садиться.
Миша смотрел на полковника, на его круглое лицо с мелкими чертами, седую в завитках голову, на его штатский костюм, кольцо на пальце, и не решался.
- Слушаю!
- Товарищ полковник, к кому я могу обратиться, чтобы отменили выкуп за дипломы?
- Не к кому.
- Я инвалид войны, два раза ранен: под Ростовом и под Курском. Отца убили белые в 1919. Жена - детдомовка…
- Ничем не могу помочь. Постановление - правительства, а не мое.
- Может быть, написать Косыгину?
- Пишите. Но это бесполезно. К нему не попадет.
Про Кайю говорили, что он бессердечен, груб, что любит острить, издеваться. Кто-то уверял Мишу, что полковник занесен под номером шесть в "Черный список", составленный евреями за рубежом на преступников, повинных в истреблении евреев. А перед Мишей сидел усталый человек, которому, по-видимому, до смерти надоели евреи, визы, жалобы, возня с выкупом… Миша был готов поверить, что этот человек мог сказать в компании:
- Была бы моя воля, я бы их выпустил всех, даром.
Он повернулся и ушел.
Ничего другого, собственно, он не ожидал.
Только Хана могла поверить россказням "осведомленных людей", что ОВИР "скинул" шесть тысяч инженеру Барону, что доктор Яфет добился снижения цены за диплом наполовину.
8
Миша вернулся в ломбард, Ханы уже не было. Он вошел в телефонную будку, бросил в щель аппарата 2 копейки, аппарат не подавал признаков жизни. Перебрался в другую будку, но и там телефон не работал.
- Когда-нибудь этот город сгорит, потому что нельзя будет позвонить пожарникам!
Он вошел в Центральный универмаг; здесь, слава богу, автомат действовал, и он позвонил в аптеку.
- Анна ушла на базу! - ответила заведующая.
"Ушла на базу" - был дежурный пароль. Это значило, что Анна пошла по магазинам и ее заменил кто-то из коллег. Бее знали, что у Марика сегодня день рождения.
Миша вышел из универмага, побрел по улице Вальню и у ступеней отеля ''Рига" столкнулся с Лией Фейерблат.
- Мишенька! Привет! - сказала Лия певучим своим голосом. - Я о тебе все знаю!
- Я о тебе тоже!
- С чего начинается родина?