276
Бабушка поправляла половик и кричала:
- А граммов двести пийсят ты, Патрикеич, никак, принял!
Но Патрикеич рассуждал о своём:
- …Я ведь его, пырей, не покладая рук, уничтожаю. А - нет: опять он по весне поперёд огурца прёт.
И тут бабушка, для дерзкого спора, упирала руки в тощие бока.
- Закусывать всем вам почаще надо! Чтоб сорняки огурцами там, в Москве, меньше бы командовали.
- Ничего! Выдернутые огурцы, они на нашу грядку пересажены были для большей ихней же пользы. Затоптала бы их Москва! А так…
- А так - большая пользя! - с издёвкой договаривала бабушка. - И, послушать вас, кругом одна пользя, а слезами да кровушкой всё вокруг полито…
Вон, вон: облака над Караганом, в окне, какие красные ходят! Ты гляди, гляди, огородник! Разве раньше такие облака над землёй ходили?..
Над чёрной такой, над такой, теперь - чёрной, ободранной и выпотрошеной землёй?
Вроде и не смотрит Патрикеич, а - смотрит, даже отвернувшись. Топчется Патрикеич в коридоре, вздыхает:
- Значит, куришь, говоришь?
- Не курю, - твёрдо врёт подросток Андрей. - И не говорю.
- А я курил, - винится старик, умиляясь прошлому. - Ууууу: дым, бывало, из ушей валит. Когда ещё здесь, на зоне, не служил. В молодости… Приставят за каким. Ты за ним в машине по Воронежу весь вечер и ездишь. А он, зараза, в гости. В тепло, зараза! Да на всю ночь. Ему там хорошо, отпрыску какому-нибудь,
- его - потом - отпрыска - этого - отпустят - конечно - и - другого - человека - заберут - на - кого - этот - отпрыск - злокачественный - донёс -
а ты сидишь в холоде, куришь. Ууууу! Промёрзнешь, бывало, до икоты. А в тепло, кишочки чайком согреть, нельзя, калёно железо. Служба!
277
Патрикеич треплет юного Цахилганова по вихрам:
- Поздний фрукт! Помнишь, как, маленький, всё спрашивал ты меня? Я отца твоего на кухонке у вас жду, перед московской проверкой как раз, а ты мне: "Откуда я появился?". Я и говорю - из леса. Шёл я лесом, гляжу, а ты из-за пенёчка и выскочил. Весёленький такой! Махонький, прыткий! А потом за кусток убежал, спрятался. Ууууу, как я тебя выслеживал! Сыночка для Констан-
тин Константиныча… Ловил! Ну и поймал. Схватил, калёно железо! Оформил. Чтоб по закону, по документу… А то - заплакал один раз ты: обиделся, что конфет тебе не дают. Кричишь: "Зачем я из-за пенёчка выскочил? Отведи меня опять в лес, я получше спрячусь". А я тебе: "Нет уж, нет уж: раз попался - так попался. Вот теперь в сыночках и живи, калёно железо! Коль спрятаться не сумел. Высунулся? Теперь ты наш!" А ты своё: "Я лучше на базаре жить буду, семечками торговать! За них деньги дают. Куплю конфет, один съем". Рассердился - ууууу… Отпрыск!
Уходит Дула Патрикеич, пересчитывая подушечками пальцев костяные пуговицы на пальто,
- они - располагаются - ровным - строем - и - ни - одна - из - пуговиц - не - сбежала - пока - что…
а колкий, ускользающий взгляд его - остаётся.
Остаётся где-то рядом,
и не пропадает,
не иссякает.
Хоть на кухню уйди, хоть в свою комнату, хоть к отцу в кабинет…
Смотрит недрёманное око отовсюду. Примечает: где, что и откуда.
На всякий случай, значит…
278
Что ты делаешь сейчас, всегда живой, верный отцу Дула Патрикеич? Не получивший приказа от начальства, когда тебе следует помереть?
Молчит больничное пространство, сжатое стенами и степью со всех сторон. Только смотрит. Смотрит изо всех углов сразу.
Всё-то у внешнего мира под приглядом,
всё просвечивается отовсюду - до нитки,
и негде спрятаться от всевидящего макрокосма больной, повреждённой, изгаженной душе…
Господи! Да зачем же не воет ветер в вентиляционных колодцах больницы? Зачем не стучит каблуками медсестра-колотушка?
Тишина скапливается уже под самым потолком в разводах, и давит,
- и - в - ней - нечем - дышать.
- Люба! Не молчи так, будто тебя уже… Ты же ещё здесь.
- Дал телеграмму Стеше? - за его спиной стоит Мишка Барыбин, засунув руки, широченные будто лопаты, в отвисшие карманы белого халата.
- Напугал до смерти… Ногами бы, что ли, шаркал. А то появляешься, как призрак… Нет, - качал головой Цахилганов. - Нет. Люба просила, ещё тогда, ни в коем случае Степаниду не тре - во - жить, пока…
Жить, пока?.. Пока - что?
Сбившись на мгновенье, Цахилганов с трудом продолжил:
- …А с тебя эти магнитные дни, что с гуся вода, Барыба! Отдохнуть бы сейчас на юге… Марьяна твоя у родных? Опять, на всю весну, подальше от наших ветров укатила?
Реаниматор нахмурился.
Марьяне не шло ничего. Даже белое…
279
Даже в белом платье с пухлыми оборками, на запоздалой их свадьбе, она, надувшись, сидела, будто в эмалированном круглом тазу с мыльной пеной по уши,
и молчала,
как навсегда захлебнувшийся человек.
Цахилганов попал на печальную эту свадьбу случайно, забежав к Мишке за "Оголённым танцем" Мортона -
да - за - "The Naked Dance" - сводящим - с - ума - и - при - чём - тут - какая-то - условная - свадьба - когда - ах - страйд - ах - фортепьяно - ах - кульминационная - точка - регтайма!..
- Уехала, уехала, - сквозь зубы процедил Барыбин про жену и крепко сморгнул, словно попытался стряхнуть с белёсых ресниц нечто чуждое,
неприятное, досадное.
Так бывало всякий раз, когда Цахилганов спрашивал про Марьяну. И лучше бы о ней, конечно, помалкивать,
- эта - крупноглазая - и - крупнобёдрая - Марьяна - была - страшна - как - правда - жизни -
но Цахилганов забывался и спрашивал снова… Нет, куда только смотрели они тогда, все трое, когда на неё напоролись! Вот, точно: у молодости глаз нет…
И кто знал, что случайная эта растрюха поднимет такой скандал, и уж не отстанет от них ни за что,
без положенного ей бракосочетанья…
280
- Миша, скажи: этот одеколон, которым ты обрабатываешь огромную площадь своего лица, подарила тебе - она? Перед своим отъездом?
Реаниматор озадаченно уставился в пол:
- …А как ты это узнал? - растерялся он.
- Хм. Благоразумно с её стороны. Весьма. Весьма.
Хорошее отпугивающее средство. Просто нет слов…
Обиделся Барыбин неожиданно сильно:
- А качество моих носок тебя не интересует, случайно?
- Да нет, - пожал плечами Цахилганов. - Я не сомневаюсь, что у тебя всё в полном соответствии!
Носки фабрики "Вымпел". Пылесос "Вихрь". И стиральная машинка "Киргизия"…
- Амикошонствуешь, значит? Ну-ну… Ладно, забудем. Сейчас Любе принесут ещё одно одеяло. Пойдём в ординаторскую, - позвал его Барыбин. - Там нам с тобой чай заварили. Лучше бы к Сашке, конечно, да водочки. Но мне ещё медперсонал дрючить. И главный, похоже, присутствовать будет. Как бы на ночь не остался. При нём - нельзя ничего.
Вот, незадача.
- Чай - так чай! - махнул рукой Цахилганов.
281
- Люба! Я пошёл. Я ненадолго… - по привычке сказал он.
И осёкся, оглянувшись на Барыбина. Но тот не стал напоминать, что Любовь не может слышать его. Лишь поторопил:
- Идём. Сёстры Любой займутся. Здесь уборку сделают… Но бутерброды у меня - только с дешёвой колбасой! Извини.
- С ливерной? - оживился Цахилганов, прихватывая из тумбочки пакет с едою. - Сто лет не ел ливерную!
И они оба усмехнулись, вспомнив одно и то же…
Цахилганов задержался немного, чтобы на сестринском посту оставить часть снеди - пока там никого нет. Потом он шёл по длинному переходу, по линолеуму, истёртому до дыр,
мимо старых кактусов
в социалистических рассохшихся кадушках,
- социалистические - ребристые - кактусы - были - похожи - на - зелёных - злобных - стариков - заросших - жёсткой - щетиной -
и широченная спина Барыбина, обтянутая халатом, маячила перед ним.
"А у тебя спина - белая!", захотелось крикнуть Цахилганову.
- Что? У меня спина белая? - остановившись, немного посмеялся Барыбин. - Иди. Я загляну к шахтёрам. По пути. Жди в ординаторской…