162
Как же! Не поддался он!
Опёночек…
Все они так, небось, считают,
- начиная - с - Понтия - и - Каиафы.
Однако Дула проговорил затем с тихим укором:
- Тут… Ты тут опять шалишь. И нас с Константин Константинычем нарочно обижаешь. Нехорошо… А как же - "Ослябя"? Она же, система эта, в действие приведённая, всё очистить сможет и любые жестокости - оправдать!.. Мы с Константин Константинычем… Мы лабораторию подземную своими жизнями заслоняли! От уничтоженья… Всё-то он ждал, наш товарищ полковник: вот-вот разработки подземные на дело решительное, народное, праведное потребуются! Лабораторию твой батюшка берёг, от неблагонадёжных, пуще жизни своей. Пуще повышенья в звании… А их, неблагонадёжных, всё больше да больше становилось, и вся власть уже ихняя теперь стала… А он - сберёг. Ото всех… Эх, ты! Сынок. Ты бы в ту сторону думал, чтоб против мировых тиранов лабораторию эту повернуть! Юлишь только да прикидываешь, как бы в накладе не остаться… Сроду не думал, что от Константин Константиныча такой отпрыск несподручный в будущем может оказаться…
Ну, другого-то - нет! Нет у нас, вот беда…
- Морочишь ты мне голову, старик, какими-то научными сказками. Далась тебе эта лаборатория, которая то ли есть - то ли нет её.
Что за фантазийный разговор?!.
И вдруг оторопел он от чёткой догадки:
мозг отражает его, этот внешний мир, но внешний мир сам отражает деятельность нашего мозга,
и видоизменяется мир - соответственно изменениям в нашем мышлении:
апокалипсис вызревает в головах…
Тогда… И в наших же головах тогда способно вызреть то, что его отодвигает…
И может быть, так уже было не однажды…
163
- Ладно, Патрикеич, - устал от рассуждений Цахилганов. - Прости за Иуд… При любых режимах творится то же самое, что и при вашем, исчезнувшем. Экономические теперь Иуды, не тебе чета,
отправляют людей на Голгофу миллионами,
и они давно перещеголяли вас по части жертв.
Прости. Плохо мне… Не верю я, конечно, ни в какую законсервированную лабораторию. У меня всё это - игры с самим собой. От тоски. От очень большой.
От смертельной даже, может быть.
Но невидимый старик
всё суетился где-то в пространстве.
- И нам, сынок, оно знакомо. И мы не каменные… Вот видишь, всего ты в жизни добился, а тоскуешь. И, вроде, кругом шешнадцать, а… - принялся охотно рассуждать Патрикеич, деликатно не персонифицируясь. - Но я тебе, как старый спец, скажу: тоскуешь -
значит, боишься.
Ууууу, боишься!..
- Да не Степаниды я боюсь! А вины своей. И того, что вид расплаты выбираем не мы… Потери слишком большие, Патрикеич, - коротко взглянул на Любовь Цахилганов.
Потери… Может, правда, от беды можно откупиться потерями - материальными, а?
И - именно - так - мир - стремится - всё - же - к - сбалансированности - в - самом - себе - уберегаясь - от - окончательного - распада?
Хочешь что-то непременно сберечь - потеряй другое. Или - как это? Кругом шестнадцать не бывает…
- Ох, Патрикеич, толковали мы о многом, да уяснили невесёлое: то была страна принудительной святости - но завтра она станет страной принудительного всеобщего греха, вот что,
ибо святость её отходит в небеса,
вместе с народом,
истязаемым нуждой.
Любовь отходит в небеса…
164
- …Оставь меня, старик. Отдыхай там, на заслуженном отдыхе, в своей Раздолинке, в километре от ржавой колючей проволоки, пришедшей в негодность, обвисшей и повалившейся местами. В Раздолинке, давно томящейся и скучающей без большой настоящей профессиональной работы. Ты - верный человек. Где теперь таких найдёшь?.. Не обращай на меня, Патрикеич, внимания. Да, у меня это - игры с самим собой.
Только игры… Мысленные солдатики.
И не более того…
Все люди играют временами, потому что все люди - дети. И взрослые дети, и детские дети играют - от безмерной тоски. Да, да: играют те, кто не любит тосковать, то бишь - бояться.
Джаз - тоже игра: игра инструментов друг с другом, но если в неё заиграться до беспамятства, она становится скоро образом жизни и даже судьбой -
занятной - такой - судьбой - исполненной - эстетического - самоублаженья.
Я успешно спасался джазом. За Вечнозелёной не было слышно шума лагерной пыли по весне. А теперь…
Цахилганов напел несколько тактов из Фостера,
пытаясь немного развеселить себя -
и беспомощно развёл руками:
эта игривая судьба его, кажется, подходила к концу -
ощутимо и страшно.
Потому что умирала Любовь.
А Внешний упорно молчал сегодня про чудо - и не подговаривал Цахилганова сжечь фирму, раздать деньги бедным и жить честно, скромно,
- в - тихой - невнятной - радости - жалкого - существованья - на - земле -
и не намекал Внешний на то, что тогда Любовь будет спасена, а иначе… В общем, только подвигом самоотреченья, мол, вершится чудо -
чудо - воскрешения - умирающей - жизни…
165
Но вчера же вот что понял Цахилганов:
каждый-то человечек у нас норовит обмануть себя какой-нибудь идейкой! Причём, сам себя шантажирует и вынуждает выкинуть что-то эдакое… необычайное!
Непременно - необычайное, иррациональное!
А без того русскому человеку вроде и уважать себя не за что; и жизнь-то ему не в жизнь,
и радость-то не в радость…
Именно оттого позывы самоотреченья так мучили Цахилганова накануне!.. О, это глупость, скорее всего. Вечная молодость, должно быть!
Вечная беспокойная молодость души толкает и толкает человека на несусветные глупости –
The sim shines bright in the old Kentucky home… -
так полагал он вчера, то напевая рассеянно, то посвистывая. Но сегодня всё было иначе.
Сегодня ему изменило прошлое.
Прошлое восстало против Цахилганова,
того и гляди - сомнёт…
166
Телефонная рыбка забулькала серебряно в тумбочке.
Рудый? Рудый… Рудый!!!
- Почему мама к телефону не подходит? - голос дочери вяловат спросонья. - Ответь мне.
- Нет, это ты ответь, почему ты спишь круглые сутки?! - орёт Цахилганов, переволновавшийся только что чрезмерно. - Рекуррентная летаргия у тебя, что ли?
- Позови маму.
- У неё теперь ночные дежурства. Она устаёт. Она просит её не тревожить.
- Ночные? - долгая пауза.
Степанида подозревает неладное. А кто у неё виновник всех Любиных бед?.. И Цахилганов чувствует, как прозрачные глаза дочери начинают блестеть -
там, вдалеке.
Это беспощадный, спокойный блеск льда…
Продолженье, впрочем, следует почти благодушное,
по тональности:
- Если - с - ней - что - случится - я - тебя - убью.
Цахилганов уже не кричит - "Как ты смеешь так разговаривать с отцом, маленькая дрянь!?"
Маленькая изысканная, жестокая дрянь, дрянь! Сволочь!
- А у твоего этого… - осторожно, почти вкрадчиво, спрашивает он. - У этого… как насчёт личного оружия?
- А тебе зачем? - резко спрашивает она. - Что за нездоровый интерес к вопросам нашей самообороны?
- У него - пистолет?
- Нет! - отвечает дочь. - У него револьвер. Пятизарядный. Девятого калибра. Лёгкий, но с тугим курком. Если тебе это важно…
167
В самом деле, так ли уж важно,
из чего в тебя могут шандарахнуть
при случае…
- Отец, а знаешь, я приеду, пожалуй.
- Зачем? - нервничает Цахилганов, - Зачем?!. Мама собирается в Сочи. На месяц. Её долго не будет, - быстро врёт он. - А мне сейчас не до встреч. Командировки впереди. Мне надо в Германию… Ты приедешь - и будешь жить в пустой квартире, как пенсионерка. С соседом-метеорологом вежливо здороваться. И всё!.. У тебя там что, своей жизни нет?
- Мне здесь не нравится.
- Почему? Это же - столица великого государства Российского! А у тебя - детский сдвиг на почве любви к Отечеству. Вот и благоговей там, в сердце Родины, без грязных моих денег. Живи на грязные деньги Кренделя. Но если тебе их на что-то не хватает…
- Это - антистолица, - мрачно поясняет Степанида. - Здесь антироссийцы живут. В основном. Точно такие же, как ты.
- Сиди - там!!! - у Цахилганова оборвалось терпенье. - Я позвоню, тебе в Москве выдадут деньги на всё! Даже на классовую борьбу против меня, назови лишь сумму. Только не приезжай… Но запомни: на грязных деньгах чистое не строится. А если и выстроится, то рухнет, непременно рухнет. Мы это уже проходили. Пройди это и ты, если хочешь, там, в Москве… А здесь, в чёрной дыре, что ты здесь забыла? В Карагане?.. Глупая!
…Здесь чёрная лагерная пыль свистит на ветру!
Здесь стебли вытягивают, из этой земли каторжной,
чью-то спёкшуюся кровь,
загустевшую до черноты…
Кровь!!! Они траурные, эти стебли!!! Слышишь, ты, девчонка?!.