- Положи в банк сама. А то я еще не удержусь и…
Не закончив фразу, я развернулся и пошел от нее прочь.
3
Ни по каким таким дурацким адресам, где, может быть, и проживали еще изъеденные молью старики и старухи, но вряд ли могли вспомнить даже свое имя, я, разумеется, не поехал. Потому что не врач, выводить из состояния комы и анабиоза не умею и лечить болезнь Альцгеймера не могу. Это Алексей у нас педиатр, вот пусть и занимается престарелыми детьми. Бумажку с его каракулями я бросил мимо урны, а сам отправился к своему университетскому другу, директору гуманитарного колледжа, где я преподавал. Жил он около Речного вокзала, в элитном доме, в такой квартире, где можно было кататься на роликовых коньках, и то сразу всю не объедешь, устанешь. Сегодня у нас было воскресенье, значит, он дома, в семье, с замечательной женой и дочкой, которая, несмотря на свои юные лета, уже успела побывать участником всероссийского съезда парапсихологов и экстрасенсов и отметиться каким-то дипломом, то ли от самого Кашпировского, то ли от бабушки Любы.
Евгений встретил меня с распростертыми объятиями и сразу же усадил за стол. Настроение у меня было препоганое, поэтому я не отказался выпить. Сначала из одной красивой бутылки, потом из другой, а затем из третьей или уже из четвертой? - не помню.
- Я к тебе, собственно, вот зачем, - сказал я, опасаясь, что скоро гласные звуки в моих словах начнут пропадать или сливаться с согласными, а язык во рту станет телячьим. - Позвони коменданту, чтобы мне выделили комнату в общежитии. Лучше - две. Или три. Со мной беженцы. Я и сам погорелец. Слышал, что случилось с моим домом?
- Слышал, - ответил Евгений. Получилось у него: слан. По-видимому, процесс транскрибирования шел быстрее.
- Понимаешь, я постоянно забывал выключить газовые конфорки. Об этом ты прочитаешь в завтрашней газете. С моим некрологом.
Подперев голову рукой, я задумался: а жив ли я в самом деле? Может быть, Маша права, и все мы - фантомы, призраки? Одни более осязаемые, другие менее. Вся Москва заселена какими-то полулюдьми, полупривидениями. Потому что живут в доме, который покинул Хозяин. Ушел и не вернулся. А эти странные существа бродят по его комнатам, спят на его кроватях, кто устроился на чердаке, кто в подвале, доедают его припасы, бьют посуду и ломают мебель, хохочут и заливаются горючими слезами одновременно. И уверены, что он больше не появится вновь. Никогда. А Хозяин придет и спросит.
- Я дам тебе семейный номер, - сказал мой друг-директор. И пошел звонить коменданту. Когда он вернулся, я попросил еще отпуск за свой счет дней на десять.
- Без проблем, - ответил Евгений. - Потому что занятия вообще отменяются. Вчера в нашем колледже прорвало трубы и все залито водой. Странно, ведь совсем недавно меняли отопительную систему. Но нам еще повезло - в соседних домах на Дербеневской набережной испортилась канализация и все дерьмо плавает на улице. Стекает в Москву-реку. Я был там сегодня утром. Дышать невозможно. Что происходит, Саша? Диверсия?
- Не знаю. Сам не могу понять, - честно признался я. Но рассказывать ему ничего не стал. А то бы он еще принял меня за ненормального, повредившегося от потери жилья.
Вместо этого я вытащил из кармана одну из фотографий, на которой была запечатлена О. Д. Ухтомская вместе с пожилой женщиной и благообразным старичком.
- Зови дочь, - сказал я. - Сейчас проверим ее экстрасенсорные способности.
Настя пришла на кухню, взяла в руку фотографию. Сосредоточилась.
- Я от тебя не требую анкетных данных этих людей, - произнес я. - Но хотя бы скажи, что ты видишь? А уж адреса мы как-нибудь и сами найдем.
- Почему? Могу и сказать, где они проживают, - ответила умненькая чудо-дочка. - Папа, неси карту Московской области. Они где-то там, в Подмосковье.
Папа не совсем твердой походкой сходил за автомобильным атласом. Настя стала водить ладонью по карте, продолжая изучать фотографию. Пока она занималась своим чародейством, мы с Женей продегустировали вино из очередных бутылок - Шато де Фьезаль и Порто Баррое. У него страсть к хорошим портутальским и французским винам. Красиво жить не запретишь. Особенно когда сдаешь в аренду половину своего колледжа.
- Один в Софрино, это старик, - сказала наконец Настя. - Две другие - в Опалихе. Вернее, только девушка. Пожилая женщина мертва. Кажется, умерла насильственной смертью неделю назад. У старика, кстати, рак горла. В последней стадии. Почти не может говорить и принимать пищу. Девушке надо подлечить бронхи. Предрасположенность к туберкулезу. И общая анемия.
Я забрал фотографию и как-то быстро протрезвел. Круто она разобралась с тетушкой.
- Тебе бы в ФСБ работать или в Минздраве, - сказал я. - Цены нет. Чумаки отдыхают.
- А вам, дядя Саша, следует обратить внимание на поджелудочную железу, - ответила Настя. - Явно барахлит к вечеру.
- Если на все обращать внимание, то не останется времени для жизни. А вот лучше ответь мне на такой вопрос, - я решил коварно протестировать ее еще раз. - На какой ноге у меня была вывихнута коленная чашечка, на левой или на правой?
- Когда это случилось?
- Лет семь назад.
Зеленые глаза Насти прищурились. Папа налил нам Сандеман Фуандерс, пятилетней выдержки.
- На правой, - сказала юная волшебница.
- А вот и нет! - воссторжествовал я. - У меня вообще сроду не было никаких вывихов.
- Значит, будут! - обиженно-зловеще фыркнула Настя и ушла.
Мы же продолжили дегустировать коллекционные вина, пока не появилась его супруга с явным желанием выпроводить меня вон. Без всякой экстрасенсорики ей было ясно видно, что у нас скоро вывихнутся не коленные чашечки, а остатки мозга. Напоследок я попросил у Евгения в долг, сколько сможет. Смог он столько, что я едва рассовал все по карманам. Только потом удалился, прихватив на память игристое Жан Поль Шене.
Отправился я в общежитие нашего колледжа на Бауманской, где вселился в свое новое двухкомнатное жилье. Оказалось оно ничуть не хуже прежнего, даже ширше, вот только коллективный душ в конце коридора, коим я и не преминул воспользоваться, чтобы окончательно протрезветь.
Комендант, вручая мне ключ от семейного номера, радостно сообщил:
- Новость-то какая, слышали?
- А что, Чубайс впотьмах застрелился?
- Это бы пол-беды. У нас нынче ночью, уже под утро, все тараканы разом покинули общежитие! Представляете? Исчезли, как ветром сдуло, все до одного. А ведь чем только я их не морил! Вы даже представить себе не можете, Александр Анатольевич, сколько я с ними мучился. А на рассвете гляжу - несутся вон, словно угорелые. Не в маршевом порядке, а в паническом бегстве. Что бы это значило?
- Я историк, а не биолог, - пожал я плечами. - Понятия не имею. А может быть, это не так хорошо, как кажется? Когда крысы бегут с корабля, он тонет. А вот тараканы… К пожару, что ли?
- Нет, я за электропроводкой слежу, - ответил бывший майор. И добавил: - А крысы у нас в подвале остались, все на месте. Можете сходить и проверить.
- Как-нибудь в другой раз, когда прикуплю сыра.
Мне страшно хотелось спать. Я заперся в своем номере, рухнул на кровать и погрузился в безраздельную тьму. Разбудил меня часа через три звонок на мой сотовый.
- Ты где? - услышал я голос Алексея.
- Погоди, дай сообразить.
Я приподнял с подушки голову, огляделся в незнакомых стенах, и до меня не сразу дошло, где я пребываю.
- Тут, - предельно лаконично и доходчиво отозвался я.
- Ясно, - с той же логической завершенностью произнес он. - Ну тогда собирайся и приезжай на Ярославский вокзал. Я буду ждать тебя возле табло.
- А это очень важно?
- Иначе бы не звонил. Все объясню потом. Скорее.
- Прямо какие-то скачки с препятствиями, - вздохнул я. - Ладно, еду.
Одежду мне собирать с пола было не надо, потому что я в ней и спал, будто всегда готовый к тушению огня пожарный.