А потом уже эту фразу Дженни использовала в качестве названия… Для своего автопортрета… Масло поверх фотографии… Или акрил, я точно не помню… Большого размера, два на полтора - где-то так… А внизу, в уголке: "Я могла бы ею быть…".
Я подумал, что надо бы связаться с её родителями… И сказать, что я не хочу быть единственным выставочным залом для картин Дженни Хольц…
У меня нет в памяти должных условий, я имею в виду сырость, влажность…
А потом я прочёл эту фразу у другой немецкой писательницы: ♦Я подумала, что вполне могла бы ею быть…".
На экранах прошёл недавно фильм с названием "Я - это другая"…
Фраза то есть не просто зазвучала вдруг у меня в голове, но её стали произносить самые разные люди… И при этом как раз самое страшное было, что они могли, таким образом, перестать быть разными…
Я на самом деле ощутил дуновение деперсонализации, этакий сквознячок… И поспешил вернуть свои мысли в литературное русло…
Цепочка тянулась дальше и дальше… Я вспомнил, что эта фраза звучала у Рольфа Бринкмана… Причём у него она звучала так: "Ich IST der Andere…".
Меж тем мы вернулись в комнату, потом по длинному коридору с тремя или четырьмя картинами Веры Зелигер (на которых были изображены огромные белые эмбрионы, и я подумал, что это уже слишком… Но в то же время в этих постоянных "insideout" что-то есть… Впрочем, тут же я вспомнил, что так называется какой-то "голубой" журнал… Я подумал, что вся квартира Отто представляет собой инсталляцию Веры Зелигер) прошли на кухню, и там я сказал Мони, что есть одна фраза, которая меня не то что преследует…
- Но это же общее место, - улыбнулась Мони, поигрывая словами, как мускулами. - Это же суть открытия Фрейда, in а nutshell…
- Разве?
- Ну конечно: "Ich IST der Andere". Почитай Лакана…
- Лаконичная форма фрейдизма?
- Ну да… А недавно я где-то видела эту же фразу в виде императива… Где же? Ах да, в романе Бенджамина…
- …фон Штукарда-Барре! - торжествующе прервал её я.
- Да нет, - сказала Мони, - Бенджамина Кункеля. "Я хочу, чтобы ты был мной". Фраза была сказана в джунглях Эквадора, после принятия галлюциногенного кактуса "Дон Педро" и таблетки абулиникса… А дальше шли рассуждения о том, что если бы каждый человек на Земле побывал другим человеком, то, может быть, и Земля бы тогда стала другой…
- Такое может прийти в голову только после кактуса с таблеткой, - прервал я её, чувствуя, что эта маленькая и сама по себе похожая на гриб девочка кружит мне голову - во всех смыслах…
- Таблетка, между прочим, оказалась плацебо, изобретённым автором, - улыбнулась Мони.
- Ясно. А что ты сейчас пишешь?
- Роман, - сказала Мони. - Название как раз придумала, когда стояла на балконе.
- Понятно, - догадался я.
- Хорошее название?
- Неплохое.
- А сейчас мне пришёл в голову и эпиграф… Из Достоевского, если я правильно припоминаю… Там у него было - в "Бесах": "…пропел о чём-то один минерал - то есть предмет уже вовсе не одушевленный…". Это ещё не точно - возьму ли я это эпиграфом… Но название теперь точно есть, название - это самое главное…
Мони подняла со стола маленькую формочку, получившуюся после гадания…
- Вот что это, как ты думаешь?
- Оловянный солдатик.
- Этакий Войцек…
- Ну почему Войцек…
- Наверное, потому что я вспомнила текст Хайнера Мюллера: "…структура "Войцека", возникает, как при гадании на расплавленном олове… Когда рука с ложкой дрожит от взгляда в будущее…". И там ещё что-то про отрезанные при рождении веки - такой род обрезания…
- С тобой страшно говорить, - сказал я. - Недаром в "SZ" тебя назвали вундеркиндом…
- Это неправда, я уже взрослая…
У неё в кармане зазвонил телефон, она взяла трубку… Я жестом спросил, не оставить ли её одну, Мони благодарно кивнула…
В комнате я увидел несколько новых лиц… Был юный английский художник, похожий на принца Гарри… Только немного ярче…
То есть его рыжие волосы были намного ярче, чем у принца, если только последнего показывают на снимках в реальном цветовом разрешении…
На художнике было чёрное пальто с золотой нашивкой…
Приехав в Мюнхен поступать в Академию, он в первый же день встретил в баре "Etcetera" скульптора Морица… И после разговора - по всей вероятности, телепатического… Или они рисовали в четыре руки на салфетках… Потому что старик не знает английского… А Джеф - немецкого…
Мориц пригласил его жить на свой чердак…
Примерно год назад к нему приезжала младшая сестра, пыталась забрать его на родину, но он упирался… И тогда она тихонько нашила ему, сидя на высоком стульчике у стойки бара, герб Англии - на чёрное пальто… После чего уехала.
Кивнув Джефу, я перевёл взгляд на девушку в высоких чёрных сапогах, которая танцевала на фоне картины Тобиаса Флейшера…
Она встретилась со мной глазами, пришлось с ней поздороваться, после чего она сказала: "Я - Сильвия!"
- Странное имя, - сказал я… - Особенно в этом месте…
- Ты имеешь в виду Сильвестр? - улыбнулась она, чокаясь…
- Нет, - сказал я. - Место - это место… Я имел в виду картину, которая у тебя за спиной, silva на латыни - лес…
- Ну а тебя как зовут?
- Просто Йенс… А ты не знаешь, Сильвия, почему в Сильвестр стреляют в небо ракетами?
- Знаю, конечно. Чтобы пугать злых духов!
В этот момент снова грянула музыка, и Сильвия стала танцевать, как бы накручивая на руку невидимую пряжу…
Я почувствовал себя клубком, который она сматывала… Нет, она что-то уже упустила - или просто махнула на меня рукой… Я думал было вернуться на кухню, но тут со мной заговорил Кристиан…
Однако описание затянулось…
Поэтому я не буду пересказывать разговор, тем более что вскоре после Нового года мы встретились с Кристианом в кафе "Атлас", что недалеко от Гастайга, и произвели подробную разборку полётов… Поэтому сократим сейчас, просто перемотаем плёнку или пряжу, если угодно, хотя бы и рукой танцующей Сильвии - раз уж она всё равно это делает…
В результате чего я снова оказываюсь на кухне с писательницей… Теперь немного вперёд… И вот уже мы стоим с ней в спальне…
Двуспальная кровать Отто завалена куртками, не поместившимися на вешалке; Мони без труда находит своё розовое пальтишко… Мне сложнее, моя куртка - это очередное общее место… По-моему, я уже несколько раз ошибся и продолжал свои поиски, когда в комнату залетел…
Я ничего не придумываю, не тот настрой души у меня сейчас, чтобы думать… Я механически записываю, что со мной было в последний Сильвестр…
Честное слово, я собирался встретить его дома, один, в добротном шерстяном сне, этот Сильвестр… Но проявил малодушие и пошёл на парти к незнакомым людям… Приглашение ведь пришло через вторые руки… И вот я рылся теперь в куче какой-то чужой одежды, неряшливо набросанной на кровати Отто, а рядом со мной стояла надежда немецкой литературы, которую я взялся проводить…
И в этот момент в комнату влетел один из гостей…
И вместе с ней повалился на кровать…
Вот уже он лежал на Мони, и куртки, пальто, шубы сразу стали оживать - казалось, я склонился над клубком шевелящихся тел…
При этом было ещё одно, совсем странное чувство… Как бы раздвоения… В голове снова вспыхнуло: "Я - это другой…". Я вспомнил, что начала она мелькать у меня в голове в этот вечер - эта фраза, в другом роде… Но если учесть, что гостями Отто были однополые… и в то же время, наверное, всё-таки разнополые… по крайней мере, в ролевом смысле, существа…
С одной стороны, для этого я и пишу - чтобы в чём-то разобраться, хотя бы и задним числом…
С другой - у меня сейчас такое ощущение, что я только больше запутываюсь, вспоминая пургу… Ворвавшуюся тогда на мгновение в мою бедную голову…
Закрывая глаза, я как бы вижу теперь такую сцену… К гостям Отто Лунсберга прикреплены концы канатов, уходящих под купол церкви или цирка… И они все совершают гигантские шаги… Как-будто кто-то играет ими в "йо-йо"… И они как бы летают - как в цирке или на рок-концерте…
По-моему, это я и почувствовал в тот момент - натянутый канат у себя между лопаток, когда один из гостей перелетел от двери спальни к кровати - по воздуху, когда он повалил Мони и стал изображать изнасилование… Или даже свальный грех, потому что вся одежда при этом зашевелилась… Мне показалось, что та же сила отрывает меня от земли и сам я сейчас, наоборот, вылечу за дверь…
А потом уже, когда это не произошло, когда меня не выдернуло в коридор и я остался стоять у кровати… Мне показалось, что это лежу я сам…
И в то же время стою над собой…
И над грудой шевелящейся одежды…
И никак не могу - ни так, ни этак… Найти там свою куртку…
Моя куртка - это другие…
Лёжа на Мони, он - не я - двигал её руками - как будто это была маленькая балерина…
То есть ручки Мони вынужденно ёрзали по кровати, по чужим пальто…
Кажется, я вышел из оцепенения, когда этот балет на плоскости вдруг оказался оперой… Когда этот залётный швуль запел тенорком… Или всё же закричал, а не запел? Скажем, это было проландо…
- Ты думаешь, я не заметил, что ты весь вечер думаешь только о моём члене? Ты думала, я не замечаю?! Да? Да?! Ты…
Он думал, что это очень смешно, потому что мы же понимаем, что он голубой…
Но мне было не смешно - я ударил его по голове бутылкой "августинера"…
Я взял её из ящика, стоявшего возле балконной двери…
Ударил не сильно…