Архаровцы у него были разные – Федька, открытая душа, о всех своих действиях извещал громогласно, а вот Яшка-Скес был неприметен. И надо же – именно он, сдается, нашарил некую важную ниточку.
Архаров понял это, когда услыхал фамилию "Матюшкины".
Супружеская чета была ему неприятна. Он хорошо помнил, как граф с графиней расспрашивали его о розыске золотого сервиза, фальшивыми голосами изъявляя веру в его способности. Тогда он, помнится, даже обиделся на отставного сенатора Захарова, разболтавшего им про этот розыск. Но, дивное дело, более никто из светских знакомцев его об этом сервизе не расспрашивал, хотя, казалось бы, всем должно быть любопытно – не каждый день полиция ищет украденный сервиз фаворитки французского короля.
Стоило подумать о Захарове – дверь кабинета отворилась.
– Мир дому сему, – сказал, входя, Матвей Воробьев. – Проезжал, думал – дай загляну.
Вид обер-полицмейстерского стола, на котором были разложены одежда и даже башмаки, его не удивил.
– Что Абросимов?
– Плох, но надежды я не теряю. Знаешь, какова у нас главная беда? Сиделку хорошую негде взять. Приставил к нему одну – а у ней кавалеры на уме. Изловил у калитки, изругал, чуть не за косу к больному отволок.
– Коли что надобно – говори. Немцев твоих собрать, заплатить им за визит…
Слово "консилиум" Архаров благополучно забыл.
– Потом тебе счет выпишу – не обрадуешься, – пошутил Матвей, но в глазах веселья не было. – А знаешь ли, куда я еду? Господин Захаров при смерти лежит. Не сегодня-завтра, гляди, Богу душу отдаст.
Архаров покивал. Никто не вечен, а отставной сенатор уже довольно стар, чтобы отбыть к праотцам.
– Лет бы десять еще протянул, кабы не собственная дурь, – продолжал Матвей. – Я ведь ему уже прямо говорил – дай девке своей абшид, поживешь еще. Нет – ездил к ней и ездил, ездил и ездил, да еще хвалился – любит, как молодого! Дохвалился! Гляди, Николашка, вздумаешь шпанскими мушками баловаться – скажи сразу, я из тебя эту дурь выбью…
– А помочь никак нельзя? – спросил Архаров.
– А чем тут поможешь? Причастили уж и соборовали. Вдруг все случилось. Сперва почки от шпанской мушки приказали долго жить, кровью ходил, бедняга. Потом так и повалился, рвота, башка трещит. Я ему – и кровь велел пустить, и пиявки на затылок, какое там… Слег – и уж не встанет. Вот тут я бессилен.
Помолчали.
– Осиротеет Дунька, – сказал Матвей. – Жалко девку, девка-то не совсем пропащая. Ты скажи молодцам – пусть ко мне заглядывают. Абросимов-то в сознании, развлечь его…
– А что говорит?
– Да слаб он, чтоб говорить. Поеду. Знал бы ты, Николашка, как это скверно – от одного живого покойника к другому…
Архаров принюхался и присмотрелся – Матвей был трезв.
– Да уж поезжай, – тихо произнес он. – Сам себе такое ремесло выбрал…
– А ты ругаешься, что пью, как же не пить… Ну, Бог с тобой.
Архаров несколько секунд глядел на захлопнувшуюся дверь. Понурый Матвей испортил деловой настроение. Архаров одним движением смел со стола все Яшкино добро.
– Прибери, Петров. Эй! Кто там из канцелярских бездельем мается? Кликнуть сюда, – распорядился Архаров. – И бабу из подвала ко мне!
Оказалось – все исправно трудятся. Тогда за столик сел Устин и приготовился записывать.
Вошла Феклушка. За ней следом – Шварц.
– Ваша милость, – обратился он к Архарову как-то чересчур почтительно. – Благоволите более особ женска полу в каморку не посылать. Ибо производят смущение среди моих подчиненных.
– И кто попался? Вакула? – спросил Архаров.
– Нет, к прискорбию моему, не Вакула, а добродетельный служащий Барыгин, – ответствовал Шварц. – Я полагал, что он в свои годы, имея супругу и взрослых детей, нажил поболее разума.
Архаров поглядел на Феклушку и хмыкнул. У бабенки на лице была написана склонность к похождениям и страсть к привлечению мужского внимания даже в таком неподходящем месте, как подвал Рязанского подворья. А когда лицо говорит о намерениях столь выразительно – то кавалерам уже мало дела до запачканного рукава сорочки или отпоровшегося подола юбки.
– Ну, насчет разума – ты, Карл Иванович, сам с ним разбирайся. А особу давай сюда. Потолкуем. Ей известно, куда наш Скес подевался. Как звать тебя, особа?
– Феклой во святом крещении, в девичестве – Корешковых, замужем за рабом Божиим Федотом, по прозванию – из Балуевых, – замысловато доложила Феклушка. Она уже избыла страх и даже поглядывала на знаменитых своим свирепством Архарова и Шварца с известным бабьим любопытством.
Архаров также глядел на нее с любопытством. "Фекла" – сие имя значит совершенная. Внешне никаких совершенств в посетительнице не обнаружилось – ряба, неопрятна. Но имя обмануть не может – стало быть, есть некие внутренние.
– Погодите, ваша милость, – сказал Шварц. – Наипаче всего следует поблагодарить сию особу за то, что она отважно пришла в полицейскую контору, а не скрывала несчастливую авантуру нашего служащего от боязни повреждения своей репутации.
Феклушка уставилась на немца с тревогой – ничего в его речи не поняла.
Далее Шварц преспокойно добыл из кармана пряник, вручил его Феклушке и, отойдя, уселся у стены, ожидая дальнейших событий.
До сей поры Шварцевы пряники получали мальчишки на побегушках. Архаров понимал: немец не женат, детей ему никто не нарожал, и та малая природная доброта, что отпущена ему Господом, ищет разумного и недорогого выхода. Сей пряник тоже был заготовлен на случай, если кто-то из парнишек окажет себя толковым и исполнительным служащим. Вручение его Феклушке было сущей загадкой.
– Ну, говори, Феклуша, как вышло, что твой братец удрал от тебя без штанов, – вот так, с шутки, Архаров начал допрос и даже изобразил подобие улыбки.
– Да ваше сиятельство… спал он, а я пошла корову доить и в стадо провожать… Прихожу – его нет. Как спал в исподнем, так и ушел.
– Куда бы и для чего он мог податься рано утром?
Феклушка вздохнула.
– Ваше сиятельство, должно, по службе. Он ведь все про соседку мою Марфу расспрашивал, а на той Марфе клейма ставить негде, сколько молодых девок перепортила! А против нее и слова сказать не смей, тут же кричит, что архаровцев на тебя… ахти мне!..
– Вот это новость, – сказал Архаров. – Слышь, Карл Иванович? Пригрели змею на груди. А ты ничего не бойся и все обстоятельно обскажи – когда и для чего твой братец расспрашивал про Марфу. Что он там такого сомнительного приметил?
– А что к ней рано утром на огород кавалер ходит, – доложила Феклушка. – И она с ним в летней кухне сидит.
Архаров и Шварц переглянулись.
– Мусью нашего, стало быть, можно с рогами поздравить, – заметил Архаров. – Только какое дело Скесу до тех рогов?
Яшка всегда держался особо, ни с кем не ссорился, но и никому со своей любовью не приставал. Архаровцы и в полицейской конторе дружились теми же компаниями, что на чумном бастионе: Федька Савин – с Тимофеем Арсеньевым и с Демкой Костемаровым – когда они не были в ссоре; Ваня Носатый – с Сергейкой Ушаковым и Филей-Чкарем… Яшка-Скес с чумного времени сохранил нечто вроде привязанности к Харитону-Яману, с коим трудился на одной фуре, но Харитон погиб. Его место заступил Устин Петров – они стали приятелями. Скес с Клаварошем говорил только по служебной надобности, и уж не стал бы ночью бегать по огородам, чтобы уличить в неверности Клаварошеву зазнобу, такое и Федька, горячий в дружбе, не мог бы учудить.
– Нет, ваша милость, они там не любились, а только говорили, – вдруг объявила Феклушка.
– А ты почем знаешь?
– Бабы толковали.
– Так что же, бабы твои сквозь стенку видят, кто с кем любится?
– Не видят, а только они там не любились, – упрямо стояла на своем Феклушка. – Сказывали, Марфа-то бесстыжая к нему в одной рубахе бегает, а только не любятся, разговоры ведут. Марфа-то хитрая! Коли бы хотела любиться – нашла бы место получше, чем кухня на огороде!
– И то верно… – задумчиво согласился Архаров. Он знал Марфу не первый год – она, промышляя скупкой краденого, могла назначать свидания с кем-то из шуров рано утром, чтобы не видал никто – ни Наташка, ни Тетеркин, ни Клаварош – в те дни, когда ночевал у нее. Шур, стало быть, из клевых… и добыча, надо полагать, непростая, раз Марфа не ленится вставать спозаранку…
Уж не связан ли Скесов розыск с той сухарницей из блудного сервиза мадам Дюбарри, что принес Марфе никому не ведомый Овсянников?
Это уже было похоже на правду – Яшка напал на след сервиза, но что ж он никому в полицейской конторе не сказался?
– Ваша милость, коли он не вернулся, стало, попал в беду, – сказал Шварц. – Надобно искать тело.
– Ахти мне! – Феклушка взялась за щеки.
– Тебе бы только покойников искать, – буркнул Архаров. – Может, жив еще.
– Был бы жив – пришел бы, как полагается, и оделся. Не может быть, чтобы он без кафтана и штанов, в нарушение всех приличий, где-то более суток пребывал живой. Он мог в самом крайнем случае прислать кого-либо сюда, или же к приятелю своему Петрову, или же сам к нему прийти под покровом ночного мрака…
– Так. Ты, выходит, полагаешь, что Скес уже плывет вниз по Москве-реке?
– Меня бы сие не удивило, – хмуро отвечал Шварц.
– Ахти мне, – повторила испуганная Феклушка.
Архаров повернулся к ней и посмотрел тем самым неприятным взглядом, от коего бабы взвизгивали, а особа деликатная могла и чувств лишиться. Феклушка лишь шарахнулась.