Дело сие случилось на Чрезвычайном Заседании Академии Русских Наук и было посвящено странной проблеме. Государыня хотела понять, - если мы выиграли войну у пруссаков, почему на одного убитого немца мы потеряли четырнадцать русских?!!
А вот - потому.
В день возвращения Эйлеров Государыня написала целую речь. Многие чуяли, что за сим будет разгон "славянистов" из Академии и следствие по доносам и пыткам. Поэтому когда бабушка хотела идти, ее задержали и пестун Наследника Павла - граф Панин спросил:
- Что вы намерены делать?
Бабушка, не подумавши, отмахнулась:
- Я хочу извиниться от имени всей Империи.
На сие Панин сказал фразу, ставшую исторической (и страшно за сие нелюбимую русской историей):
- Империя не ошибается. И потому не должна извиняться!
(В сей фразе ключ к правлению Павла.)
Бабушкин трон был еще шаток, и ее звали "немкой". Поэтому Государыня вдруг для всех поклонилась и дрогнувшим голосом отвечала:
- Ошибаются Императоры. Дозвольте и мне ошибку. Что вам, милый друг, извинения слабой и глупой женщины?
При этом бабушка, не прекращая поклона, посмотрела исподлобья на наглеца, и тот так напугался, что добрых полгода боялся попасться к ней на глаза!
Когда бабушка вышла к Эйлеру, в руках ее была длинная речь. Она увидала перед собой слепого уродца с беззубым, сморщенным личиком. Лицо повелительницы перекосилось, лист с речью затрясся в ее руках. Она вдруг сбежала к моему прадеду с возвышения с троном, обняла его и прошептала сквозь слезы:
- Простите… Простите мне, если сможете.
Прадед мой с достоинством поклонился и отвечал своим тонким и звонким голосом:
- Буду служить Вам Верой и Правдой, Ваше Величество!
Он не смог стать прежним ученым. Пытки навсегда сделали Леонарда калекой. Остаток жизни великий Эйлер провел на постели в окружении своих сыновей - академиков. Цвета и гордости русской науки. Все они прошли тюрьмы и пытки, но не посрамили Крови и Чести. В общем, как в доброй сказке - все кончилось хорошо.
Впрочем, нет. Не совсем.
Моя бабушка - урожденная Софья Эйлер умерла в прусской тюрьме. Официально говорят, что - на дыбе… (Она, как и все Эйлеры, была слабосильна.) Неофициально же шепчут, что ее насиловали, и она умерла под десятым допросчиком.
Я не слишком люблю Пруссию. И - Германию.
На третий день по "вселению" матушки во дворец, к ней обращаются из Академии с щекотливым заданием, - написать письмо Канту. Государыня всегда хотела "увенчать" созвездие русских ученых величайшим мыслителем и философом нашего времени. Тот же отказывался даже отвечать на письма русским ученым.
История с Кантом весьма щекотлива и прямо связана с историей нашей семьи. В рассказе об Эйлерах я вскользь доложил о "дурне из Холмогор". Речь шла, как вы поняли о Ломоносове. Михаиле Васильевиче (или - Петровиче) Ломоносове.
Сей господин был сходен обликом с Государыней Елизаветой Петровной, а по времени и месту рождения мог быть сыном Петра. Первого. Доказательств сего родства, конечно же, не было, но сам Ломоносов верил в него и потому пришел из своих Холмогор ко двору "сестры Лизаньки.
Та, в свою очередь, тоже была незаконной, ибо Патриархия утвердила брак Петра с ее матерью лишь в пылком воображении самой повелительницы. (Брак был заключен после установления главенства Синода.) На сем основании Елизавета весьма привечала любого и каждого, кто имел смелость доказать Кровь дома Романовых. А Ломоносов, помимо всего, был великим ученым и родство с ним делало Честь самой Государыне.
Иные люди из бедных родственников становятся Именем Рода. Вот и Романовы по сей день гордятся этим родством. Увы, у всякой медали - две стороны.
Учился "Михайла Васильевич" за рубежом - в славной Пруссии. Жил, не скрывая родства с Государыней, и особой приязни с сестрой-венценосицей. А в ту пору как раз создавался прадедовский Абвер. И люди шли в него не за страх, а искренне веря в "предназначенье Германии".
Один из лозунгов тогдашнего Абвера был - "цивилизуем всех варваров", а дословно - "Дранг нах Остен", причем не в политическом, или военном, но в первую голову - в культурном плане. Культура же русских в ту пору, по мнению немцев, была "под польской пятой". Не потому, что всем заправляли поляки, но - в ту пору наш правящий класс говорил и писал на польский (и французский) манер - "плавною речью". "Ударная" ж речь, характерная для немецкого, английского и нынешнего русского языков, почиталась тогда "простой" и "вульгарной".
Именно выходец из народа, не привыкший к "безударному тону", особо понравился моему прадеду. И Ломоносов чуть ли не с первого дня своего пребывания в Пруссии жил "под крылом" милых абверовцев, учивших его… основам стихосложения. На немецкий - "ударный" манер.
Когда ж Ломоносов "созрел", его вернули в Россию с женою и дочками. (Госпожа Ломоносова на момент ареста имела уже чин подполковника прусского абвера…)
"Народного самородка" никто здесь не ждал. С первого ж дня несчастного упрекали в луковой вони, сморкании в занавесь, шмыганье носом и вульгарным привычкам. (Двор той поры жил на французский манер - страшно далекий от жизни России.)
Ломоносов же не стал терпеть издевательства, а начал приводить во двор мужиков, заставляя их говорить с Государыней. Разница в речи простого народа и "плавном тоне" дворянства была столь разительна, что Государыня (очень боявшаяся народного гнева) приняла сторону Ломоносова. Он избран был в Академию, а против него ополчилась вся писавшая братия того времени.
Ломоносов стал отвечать - слово за слово, посыпались оскорбления и однажды жена посоветовала ему обратиться в Тайный Приказ. (Один из наиболее рьяных противников "мужика" работал с польской разведкой.) Сыщики немедля изобличили шпиона, того обезглавили и… Вскоре жена опять "капнула" информацию - теперь уже на человека французов. Новое следствие, новая казнь, еще худшие отношения с Академией.
Первое время абвер был точен и действительно давал сведения на шпионов. Тайный приказ постепенно привык к тому, что через Ломоносова приходит верная информация. Еще больше в это поверила сама Государыня. Вскоре возникло такое, что Ломоносов мог прийти в Зимний к кузине и "нашептать" ей на ухо все, что угодно - через голову Тайных. Те все равно проверяли и привыкали, привыкали, привыкали…
Когда Ломоносов открыл первый большой заговор в Академии - в пользу Пруссии, ни у кого не возникло сомнений. Затем - второй. Третий… В самый короткий срок были истреблены все "инородцы" с научными титулами. За шпионаж в пользу Пруссии.
Так было разгромлено Артиллеристское ведомство, "Навигацкая" школа, Имперская пороховая палата. Прусские ружья и пушки стали бить быстрей и точнее, чем русские, а фрегаты пруссаков топили наши галеры без передышки.
Но самый страшный удар пришелся по медицине. Все врачи той поры были немцы и всех их перебили, как прусских шпионов. Итогом стал неслыханный мор от дизентерии с ветрянкой и русская армия кончилась. (Болезни убили втрое больше русских солдат, чем все прусские пули, да штыки вместе взятые.)
За это моему прадеду Эриху - отцу и бессменному шефу разведки Железный Фриц вручил "Pour le Merite" - высший Орден Прусского королевства. (За "отрицательный вклад в науку противника" - так было в приказе на награждение.)
Когда награждение состоялось, лишь идиоты не осознали, что в России кто-то должен за это ответить. Вы думаете, что во всем виноват Ломоносов? Как бы не так. В реальности, он, как "лицо, учившееся в Германии", да "имевшее жену - немку" был не допущен к делам Артиллеристского ведомства - наиболее пострадавшего в сей вакханалии.
Как раз нет. В своих мемуарах мой прадед фон Шеллинг указывал, что в действительности абвер лишь создал атмосферу доносов, бессудных пыток и казней, а дальше русские ученые попросту перебили сами себя - любое несогласье в научных вопросах влекло подозрение в работе на немцев, доносе, пыткам и быстрой казни. (Сыщики уже привыкли к тому, что Академия - рассадник шпионов!)
И вот когда началось следствие, Ломоносова обвинили в том, что он… "подготавливал заговор по убийству Ее Величества (моей бабушки) за то, что она - немка". Между строк неизвестный доносчик намекал, что Ломоносов - Романовской крови и сам метит на царский престол. А вот этого моя бабушка уже простить не смогла.
Когда Ломоносов был арестован и бабушка всем своим видом и репликами показала - насколько все решено, Академия чуть ли не в полном составе обвинила несчастного во всех смертных грехах, во всех доносах и казнях, и даже - научных провалах всего прежнего царствованья.
Однажды матушка спросила у тетки, - был ли в действительности Ломоносов Романовым, или все это - выдумки? На что бабушка, пожав плечами, сказала:
- Знаешь, милочка, у меня от государственных дел забот полон рот, так что этакими пустяками мне голову забить - недосуг. Да и какая, к черту, палачу разница?!" - на сей аргумент матушка не нашла что ответить и только промямлила:
- Все ж, - невинные души…
На что бабушка отвечала:
- Не я сего мужлана силком ко двору привела. Сидел бы в своих Холмогорах, прятался за печкой, да жег лучину, авось и по-другому бы обошлось! А кто не спрятался - я в том не виновата! - Петр I был мужчиной видным и любвеобильным, зато бабушка ловко играла в прятки. Сыскала не одного Ломоносова, но и княжну Тараканову и даже Иоанна Антоновича - да еще в собственной же кутузке!
Случай с академиком сразу же остудил самые разгоряченные умы (насчет "иноземки на троне"), - а доказание связи академика с абвером привело на ее сторону двор и гвардейцев. С той самой минуты и до смерти ничто более не грозило бабушкину правлению. Когда целые семьи "рубят под корень", это производит неизгладимое впечатление.