- Священник прихода маленькой деревни Этрепиньи, недалеко от моей родины, в Шампани. По утрам он распахивал для страждущих церковные двери, а вечерами на страницах своего "Завещания" мечтал о справедливом обществе, где не будет ни церквей, ни частной собственности. Рукопись "Завещания" была обнаружена после смерти Мелье, подверглась проклятиям церковников и под страхом смертной казни была запрещена. Но все-таки один экземпляр оказался у великого Вольтера, и он назвал творение Мелье редким сокровищем.
Дальнейшее знакомство с достопримечательностями Москвы продолжалось с группой французских туристов. Александру Михайловну они встретили восторженно, а затем и ее, и Марселя тактично перестали замечать, лишь случайно и между прочим оказывая при необходимости всякие мелкие услуги. Пожалуй, только французы способны так ненавязчиво и доброжелательно выражать свои симпатии.
Впрочем, о себе Лена этого сказать не могла: все молодые туристы и те, кто чувствовал себя помоложе, наперебой ухаживали за "очаровательной мадам Элен", а она кокетливо улыбалась им всем и ласково говорила на незнакомом русском языке.
- Миши тут рядом нету, он бы… Мишку бы сюда! И сразу бы - война двенадцатого года!
На второй день, между посещением Третьяковки и спектаклем в Большом театре, для французских туристов был запланирован ужин в ресторане. Но на машине подъехал Александр Васильевич, бывший комиссар отряда имени Буденного, и ужин для Александры Михайловны, Марселя и Лены состоялся на квартире Чернышевых.
- Моя половина - не только по брачному свидетельству, но и по живому весу, - шутливо представил жену комиссар.
Марсель обнял хозяйку:
- Наш партизанский соловей, Нина…
- Николаевна, - подсказал Чернышев.
- Для тебя, комиссар, Ни-ко-ла-еф-на, однако моя память говорит: Ниночка! Я не прав?
- Ну, конечно же, прав!
Даже смех у Нины Николаевны особенный: мелодичный, музыкальный. И какие же они, муж и жена, внешне разные! Огромный, могучий красавец брюнет Александр Васильевич, он же Саша, и миниатюрная, изящная блондинка Нина Николаевна - живые темно-серые глаза, легкая походка, мягкая улыбка…
Еще не затихли взаимные приветствия, как Александра Михайловна решила посоветоваться:
- Марсель хочет побывать на Бородинском поле, а у них в группе это программой не предусмотрено. Может, с их руководителями или с кем из наших поговорить?
- Скорее всего их руководитель не согласится, - предположил Чернышев. - Тут нужен какой-то другой ход. Ты как думаешь, Николаевна?
Неожиданно вмешалась Лена:
- Так у них же руководитель считает по головам. Счет сойдется, значит, все в порядке. Я согласна, товарищ Марсель, поменять вашу голову на свою: останусь вместо вас в группе, а вы с мамой поезжайте на Бородино.
- Да головы у вас по мастям разные… - засомневался Чернышев.
Нина Николаевна комично сморщила лицо:
- Какие же вы, мужики, осторожные да разумные!
Сияющий Марсель повернулся к Лене:
- Спасибо, девочка! Можно, я тебя поцелую?
- Утром пришлю машину. Доедете до Бородинского поля, а там надо не спеша, пешком. Вернетесь электричкой, к вокзалу авто подошлю тоже. Как говорится, ни пуха вам ни пера.
- Кушать подано! - торжественно объявила хозяйка.
Царствуя над московскими разносолами, на столе аппетитно парила бульба, рядом ждала своей очереди домашняя белорусская колбаса, жареные опята, мачанка, деруны. К чаю подавались фирменные партизанские пирожные, с удивительной правдоподобностью испеченные в форме грибов.
- Я еще буду посещать Москву и получу дополнительные возможности иметь восхищение театром, - осторожно заметил Марсель.
- Очень правильно! Молодец! - рокотнул басом Чернышев. - Театр от нас не уйдет, а вечер побудем вместе. Мы ж еще не слушали нашу партизанскую соловушку: Нина нам споет. Помнишь, Марсель, как она пела раненым в лесном нашем лагере, у Палика?
- Помню, - кивнул Марсель и, помолчав, удивился: - Как же ты, Ниночка, на себе вытащила такого, гм, тяжеловесящего и тяжелого по ранению комиссара из того ада на поле боя?
От глаз. Нины Николаевны разбежались лукавые морщинки:
- Э, чего там - своя ноша не тяжкая! Это Саша на первый взгляд кажется "тяжеловесящим", а так - сущая пушинка. Да и мышь копны не боится…
Разговоры и партизанские песни у Чернышевых продолжались до рассвета.
Прощались Александра Михайловна и Лена с Марселем в Домодедовском аэропорту, перед отлетом французских туристов в Иркутск, в Сибирь.
Лена вдруг обхватила Марселя за шею и чмокнула в щеку. Марсель растерянно заморгал, и по его щеке покатилась крупная слеза. У Александры Михайловны перехватило дыхание, и она чуть не расплакалась. Но в последний момент с облегчением подумала, что не только ей так грустно сейчас от этого прощания, и захотелось так же, как это сделала дочь, крепко и чисто обнять Марселя. И тут она вдруг поняла, что так же, как Лена, Марселя никогда не обнимет, потому что он за эти три московских дня стал для нее совсем другим. Не тем, каким был в войну, а сегодняшним. Совсем другим.
Прощаясь, она сдержанно подала Марселю руку и, глядя ему в глаза, дрогнула: не лицом, глазами, губами - душой дрогнула, сердцем. И рассердилась на себя, поняв, что это почувствовали и Марсель, и - чего бы совсем не хотелось - Елена.
* * *
"Дорогая Наташа! Я был потрясен нашей встречей. Много лет я ждал этого часа, теперь ты была на Красной площади. Когда был это проклятая война мы знали друг друга так мало, но судьба прошла мимо нас, дала тебе страдания ареста и концлагерь, но слава богу ты вернулась домой и жизнь продолжается. Но я всегда болею, что тебе пришлось перенести так много горе и страдания.
Дорогая Наташа, я все хотел сказать тебе в Москве, но мне было тяжело по русскому, а по немецки такие слова говорить не получалось. Встреча наша была очень коротка, я благодарен тебе, что приехала хотя мы и не много были вместе и мало время для разговора было, но мы всетаки оба чувствовали, что наше свидание было счастливым сердца наши ближе стали. Ты имеешь чудесную дочь, ее муж относится к тебе с уважением, маленькая Ирочка конечно любит тебя, живете вместе. Я желаю тебе от всего сердца счастя здоровье и долгий жизни.
Хочю ли я приехать в Россию, да конечно, но можешь ли ты приехать во Францию? Я пришлю приглашение мы поедем на мою родину, к сестре Генриетте в Марсель, в Ниццу и конечно смотреть Париж. Пожалуста скажи да - тогда я буду идти в советское консулат спрошу как получить визу.
Я посылаю тебе фотограф Красной площадь место нашей встречи. Пару дней был у мамы, она была рада нашей встречи. Хочет с тобой познакомится, передает тебе привет и приглашает навестить гости. Я очень жду твой приезд и положительно ответ. Самый сердечный горячий привет. Марсель".
И снова возник вопрос: ехать - не ехать? Александра Михайловна колебалась, но Лена рассудила решительно:
- Париж - это Париж! Увидеть Францию… Никаких сомнений: поезжай!
"Легко сказать: никаких сомнений, но ведь в гостях человек бывает один, дома - совсем другой. - Александра Михайловна тут же себе возразила: - Так это смотря какой человек…".
Она боялась, что в Москву пожалует эдакий респектабельный, солидный и самовлюбленный буржуа с круглым брюшком, с лысиной и высокомерно-рыбьим взглядом пустых глаз. А увидела того же Марселя, только седого, с весомым багажом прожитых лет и совсем непостаревшей душой.
Александра Михайловна, не заглядывая в папку, знала, что не перечитанных сегодня писем в ней осталось немного, и каждое звало в неведомо-волнующие дали, набатно отдавалось в ее душе:
"Дорогая Наташа! Я тебе посылаю здесь важный документ - приглашение приехать во Франций ко мне. Документ подтвержденный милиций и министерством иностранных дел Франции. Я получил его в советском консулате в Париже. С ним ты пойдешь в милиций своего города и попросишь визу. Я тоже писал немного слов чтобы люди которые дадут визу, видят почему я тебе приглашу и что я друг советского народа. Я надеюсь что все будет хорошо и я подожду тебя. Дорогая Наташа я надеюсь что ты согласна идти сейчас в милиций и напишешь что все в порядке. Я часто думаю о тебе и о нас…"
"Дорогая Наташа! Прежде всего хочу сказать тебе как я жалею что маленькая Ирочка была больная и я надеюсь что она теперь здорова.
Я очень рад был и твоим писем и что ты будешь приезжать ко мне во Франций. Целый месяц будем вместе хорошо отдыхать и лучше будем познакомиться.
В сентябре у нас очень хороший погода особенно в юге Франций. Пиши чаще…"
"…Я имею свое расстройство длительным оформлением документов. В прошлю неделю я встречал первого секретаря советский посольства, чтобы он ускоряет оформление. Он обещал мне сделать все возможное. Он будит смотреть в сов. консулат в Париже и в московское учреждение. Я встречу его еще раз в следующую неделю.
Как только ты узнаешь что паспорт готов ты мне сообщить. Если паспорт готов только очень поздно ты идешь в Москву за получение визы к французскому посольству и отсюда прямо билетом в Париж. Я уверен все будет хорошо…"
"…Я взволнован что разрешение не придет вовремя и очень разочаровываюсь. Если не дадут разрешение, то в следующий год я приду машиной в Минск в месяц май. Вместе мы посетим Минск, Москву, Киев. Всетаки я надеюсь что разрешение дадут вовремя и очень ожидаю нашу встречу…"
"Дорогая Наташа! Разрешение получен я очень совершенно счастливый. Я очень жду тебя, Наташа, милая. Марсель".