- Ах, вот что! - Женя остановилась. - Вы только это признаете за город: неоновые рекламы, ряды фонарных столбов с ярко светящими шарами?.. А вот нам - мне, ей вот, - Женя привлекла к себе Марину, - по-настоящему дорог весь наш город; он дорог нам в этой части, где дворники поливают улицы и тротуары, где множество цветников и по ровному асфальту катят комфортабельные троллейбусы, но мы так же любим и наш поселок, еще далеко не благоустроенный, с его пылью и тощими недавно посаженными деревцами и первыми бедными клумбочками, с его старыми трамваями. Это потому, что мы знаем, как он живет, наш поселок. - Женя быстро пошла к театру. - И мы считаем за праздник, когда побываем в театре, и не хнычем, что нам далеко и трудно ездить. - Все это Женя выпалила с такой обидой, что Дмитрий испугался: не испортил ли он и в самом деле ей настроение.
Но стоило им, оставить пальто в гардеробе и окунуться в массу людей, оживленных и празднично нарядных, как глаза Жени заблестели удовольствием.
- Вот! - сказала она и, взяв Дмитрия и Марину под руки, вовлекла их в вереницу людей, шествующих в двух встречных потоках по загнутому подковой коридору.
И это Женино "вот" прозвучало очень емко. Дескать, смотрите, тут все настоящее театральное: и партер, и амфитеатр, и ложи в ярусах, и большая сверкающая люстра, и богатый занавес, и уютное фойе с портретами артистов на стенах, и буфет, и чопорные капельдинеры в униформе. Все это, конечно, не так помпезно, как в Большом театре, но посмотрите на людей: они в том же настроении, как и те, которые приходят в театры Москвы и Ленинграда.
На Жене было уже знакомое Дмитрию темно-вишневое шерстяное платье, очень простое и элегантное. Она чувствовала себя в нем превосходно и, прогуливаясь по паркету, весело выставляла свои стройные ноги в лаковых туфельках. Она повела Дмитрия и Марину в буфет, женщины съели по пирожному, а Дмитрий выпил пива: это нужно было обязательно сделать, потому что они пришли в театр.
Во время действия Женя угощала мятными конфетами, и это тоже было обязательным в театре, неспроста же конфеты назывались "театральными".
Шел балет Иэнэ Кэнэшшэи "Платочек". Если девушка дарит парню платочек, значит, она согласна выйти за него замуж. Этот венгерский народный обычай и был поэтической основой балета.
Билеты оказались не совсем удачными - в близкую к рампе ложу. Марина и Женя заняли места впереди, а Дмитрий позади них. Марина в своем скромном черном платье сидела прямо, по привычке скрестив на груди руки; на ее липе почти не отражалась смена впечатлений от происходившего на сцене. Уже с самого начала спектакля было ясно, что все окончится благополучно: добродетель восторжествует, а порок будет наказан. Чистая, трогательная любовная история на сцене всколыхнула давнее, пережитое, которое, она знала, не вернется к ней, и в то же время будет всегда с ней.
Женя все свое внимание приковала к сцене. Иногда она отрывалась от сцены и бросала умоляющие взгляды то на Дмитрия, то на Марину, как бы приглашая их разделить се восхищение. В последнем акте балерина Рощина очень поэтично исполнила танец цыганки со скрипкой. Женя замерла, прижала руки к груди и даже прикусила свой кулак.
По окончании спектакля она крепко взяла под руки Дмитрия Александровича и Марину.
- Понравилось вам? Ведь, правда, очень хорошо?! - спросила она, с тревогой заглядывая им в лица.
- Спасибо, Женя, за культпоход, - ответил Дмитрий и подумал: "Вот она какая, оказывается… Пройдет у нее разочарование, и хорошо полюбит она! И она ждет своего счастья чисто по-девичьи".
В первом же антракте Дмитрий позаботился заказать такси, и когда они вышли из театра, машина ждала их у подъезда.
Марина села рядом с водителем. Женя сжалась в уголке заднего сиденья.
- У вас сегодня праздник? - спросил Дмитрий, когда машина покатила.
- А у вас? - зло ответила вопросом Женя.
Марина обернулась назад.
- Женя любит театр. И меня приучила. А когда я в Москве жила, ни разу не побывала ни в Большом, ни в Художественном.
- Я тоже давно с таким удовольствием не смотрел балета, - подчеркнуто миролюбиво сказал Дмитрий. - И для вас, мои прекрасные дамы, хорошая разрядка. Теперь опять за работу. Вам, Женя, трудно было прошлую неделю одной без редактора?
- Ах, как вам это интересно! - ответила из своего угла Женя.
- А то легко! - снова вмешалась Марина. - Считай, одна осталась женщина, а дело-то какое большое: общезаводская газета!
- Ах, такое большое дело - и на нем всего только одна женщина, - с негодованием передразнила Марину Женя. - Не терплю этой снисходительности к нам. Нас зачастую только приближают к какой-то работе, которую считают мужской. И в этом уже видят достижение. Вот и ты, Марина, сказала, что мне трудно потому, что я женщина. Вика тоже женщина, а какой бой развернула за новые конструкции вагонных подшипников…
- О! Вика - стратег, - добродушно рассмеялась Марина.
- Когда мы начинаем в труде и в образе жизни походить на мужчин, это замечают, это одобряют. Впрочем, я в этом вопросе, как говорят, не компетентна. Отвечайте мне: за каким рожном мы ездили в театр? - Встречный автомобиль просветил кузов фарами, и в ярком свете на миг выступило искаженное страдальческой гримасой лицо Жени. - Ах, безбожники! Ну как же вы быстро забыли танец Рощиной. Это же музыка! Все, что в женской душе, - все было в танце Рощиной. Она нам дала самое большое наслаждение… В женщине надо прежде всего любить женщину. - Женя положила свою ладонь на руку Дмитрия. - Но ведь то, что мы видели на сцене, - это искусство. А жизнь? Наша жизнь? Жизнь бывает прекрасна и беспощадно жестока… Какой-то роковой случайностью мы оказываемся лишенными прекрасного и возвышенного. - Женя, чуть наклонившись, смотрела в глаза Дмитрию.
Дмитрий поймал себя на том, что ласкает уже обе руки Жени, и почувствовал, что ее руки отвечают ему.
- Ах, Дмитрий Александрович. - Женя откинулась в угол, закрыв лицо ладонями.
Он положил руку ей на плечо и почувствовал, что оно вздрагивает; тогда он легонько отнял ее ладони от лица: они были мокрые - Женя плакала.
- Женя, это что, невольная откровенность? - спросил он осторожно.
- Что хотите, только не жалоба, - тихо ответила она.
У дома Дмитрий Александрович задержался около машины, расплачиваясь. Когда он вошел в освещенный подъезд, Марина уже скрылась в квартире, оставив дверь приоткрытой. У двери стояла Женя.
- Дмитрий Александрович! - она порывисто шагнула ему навстречу, глаза ее были сухими. - Не осудите меня… Вы меня поймете, как никто. Я действительно люблю балет до безумия и… я еще глупая, девчонка. - Она побежала вверх по лестнице.
XIX
После поездки в театр Дмитрий со всей ясностью понял, что Женя не просто симпатична ему. "Почему она сказала, что я пойму ее? Неужели она раньше меня догадалась о моем влечении? И не потому ли она просила не осуждать ее, что нечаянно выдала себя?" Он испугался ответного чувства Жени, потому что у него уже не было сил подавить собственное, так внезапно зародившееся. Все это могло кончиться только глупым фарсом.
Надо было спасаться бегством. Очень не хотелось Дмитрию возвращаться в Славянский Порт задолго до срока. Но когда он уже совсем было решился объявить о своем отъезде, появился Артем.
- А я думал, ты уже сбежал из тихого уюта. Поедем ко мне; завезу тебя на край области, в степь. Повидаешь новое.
И Дмитрий поехал к брату.
XX
Артем положил свой тяжелый чемодан на багажную полку и, легко спрыгнув вниз, сказал:
- Двенадцать часов пути, скучновато будет без ужина…
- В нашем распоряжении полчаса; успеем сходить в ресторан, - ответил Дмитрий.
- Э, нет! Путешествие - это поэзия, а ресторан - это скучно. Обожди-ка меня тут.
"Поэзия, - усмехнулся Дмитрий. - Это, наверно, ужин под стук колес - поэзия". Всего три тусклых плафончика освещали старый вагон. От голых полок остро пахло карболкой. В отопительной трубе что-то шумело и потрескивало, и в вагоне было очень тепло. В дальних купе устраивались пассажиры, оттуда уже потягивало махорочным дымком.
Дмитрий снял шинель и прильнул к темному окну. Через путь стоял состав товарных вагонов, на их крышах в свете редких фонарей белел свежий снег. За границей света нависла непроглядная чернота. Невольно подумалось, что поезд тронется и уйдет не до какой-то определенной станции, а просто в ночь, в глухую зимнюю ночь. Дмитрий снова усмехнулся, но уже тому, что он так неожиданно оказался в этом старом вагоне.
- С пивом поедем, - заговорил, появляясь, Артем. Из карманов своего распахнутого пальто он выгрузил на стол бутылки, кулечки и белые батоны. - А значит, и с разговором! - Раздевшись, он подсел к Дмитрию, развернул газету и похвастался: - "Правду" сегодняшнюю купил. Нелетная погода днем стояла, видишь, к ночи только доставили.
В полутьме на газетной полосе можно было разглядеть портрет Ленина и прочесть лишь набранное крупным шрифтом:
"ОБ ОТКРЫТИИ XX СЪЕЗДА КПСС ЦК КПСС