"А теперь я поведаю о бедствиях Тульчина. Там в крепости заперлось шестьсот мужественных панов и к ним присоединились сбежавшиеся из разных мест две тысячи евреев, владеющих оружием, и они заключили между собой союз и поклялись стоять друг за друга. Паны находились в цитадели, а евреи защищали стены крепости, и во время приступа они так стреляли, что трусливые православные бежали. Паны и евреи бросились преследовать их и перебили множество врагов".
Читатель согласится, что это описание и трактовка события со стороны хрониста очень мало подтверждает теорию "молота и наковальни": верхушечка еврейства была стороной в социальном конфликте.
Натан Ганновер прекрасно ощущал теснейшую связь интересов польского панства и социальных верхов еврейского населения Украины. Он достаточно понимал также, что дальнейшие судьбы этих социальных верхов еврейского населения полностью определяются результатами борьбы польского государства с крестьянским восстанием, и ему меньше всего могло хотеться скрывать, что в этой борьбе еврейские социальные верхи не могли не принять посильное и непосредственное участие.
Ганновер особо подчеркивает, как в процессе развертывания борьбы крепнет и цементируется союз "панов" (отметим, что хронист никогда не пишет "поляки", а четко указывает: "паны") и евреев. (Ганновер говорит об евреях вообще, хотя, как мы увидим, ему не чуждо было понимание того, что существуют различные социальные прослойки внутри украинского еврейства). Ганновер рассказывает, что укреплению этого союза между "панами" и "евреями" в самом начале войны весьма способствовала превосходно организованная евреями-арендаторами и корчмарями "служба информации": "Во всех православных поселениях у евреев были также свои шпионы, и евреи сообщали панам, своим господам все собранные сведения. Из одной общины в другую с верховыми гонцами посылались ежедневно письма, в которых сообщались новости, интересующие евреев и панов. Поэтому паны очень сблизились с евреями и они - паны и евреи - стали один союз, одна душа… Если бы не это, был бы конец, - от чего да хранит господь, - и остатков Израиля".
Этот союз был союзом "по расчету". Союзники следят друг за другом с большой настороженностью. Паны не прочь в первый удобный момент откупиться от восстания за счет евреев. Достаточно вспомнить тульчинский эпизод.
Осада тульчинской крепости, в обороне которой активное участие принимали и евреи, затянулась. Тогда, как рассказывает Ганновер, "православные" порешили отправить панам, находившимся в крепости, мирное предложение, предлагая им мир, при условии, что те, как выкуп за свои жизни, отдадут им на разграбление евреев. "Паны согласились" и стали предательски обезоруживать евреев. "Когда евреи поняли хитрость, - продолжает летописец, - они решили отомстить прежде всего панам, которые нарушили заключенный с ними договор, и постоять за себя". От выполнения планов мести они были удержаны речами главарей общины, указывавших, что такая месть панам вызовет всеобщую расправу с евреями со стороны панства. Эту аргументацию полностью разделяет и наш хронист.
Зато дальнейшее развертывание событий принесло Ганноверу глубокое удовлетворение. После того, как евреи были перебиты, настал черед панов; хлопы жестоко расправились с панами. Как повествует Ганновер, панской кровью был зацементирован их союз с евреями: "Паны, узнав об этом происшествии, сочли это заслуженным возмездием, и с этого времени паны держались вместе с евреями и не предавали их злодеям, и, несмотря на то, что православные много раз присягали панам, что не тронут их, а только евреев, паны им больше не верили. Если бы не это, был бы конец - от чего да хранит господь, - и остатков Израиля".
Хронисты ясно сознавали, что судьбы социальной верхушки украинского еврейства полностью определяются результатами войны против хлопского восстания. Это видно из ряда весьма характерных замечаний. Так, например, Ганновер повествует: "Когда услыхали евреи, что неприятель отступил в свои пределы, а паны следуют за ним, возвращаясь по домам в свои владения, то евреи начали возвращаться по своим местожительствам, туда, где уже водворились польские паны". Или мы читаем у Мейера из Щебржешина: "В стране еще не наступило успокоение. На Украине еще не мог показаться ни пан, ни еврей".

Виды украинской мужской одежды XV–XVII вв.
Представители социальной верхушки еврейского населения видели в восставших массах не безликую, обратившуюся против них стихию, а поднявшихся на борьбу крестьян, хлопов из арендованных ими поместий, жертв их поборов и обирательства. В этой многоликой массе восставших они явственно различали своих слуг и подчиненных, т. е. тех, в глазах которых они были единственными и непосредственными носителями эксплуатации. В этом смысле очень красноречив жуткий по своим подробностям эпизод, рассказанный во "Вратах покаяния". "Случай был с одним арендатором, очень тучным человеком; у него вспороли живот и, вырезав кусок сала, заставляли его есть, говоря: "Ты раздобрел и разжирел на нашем…"; вырезая у него полосы на спине, они говорили: "Вот тебе отплата за то, что ты приказал сечь нас за отлынивание от работы".
Тут же следует вспомнить два рассказа, записанные автором "Плача". В первом повествуется про казаков, которые оделись в еврейские праздничные костюмы, имитируя еврейскую свадьбу. "И они разговаривали, шутя, по-еврейски: ведь они служили у евреев, зарабатывали у них свой хлеб". "А теперь я вам расскажу, что сделала одна девка-служанка со своей госпожой: она заставила госпожу одеть ее платье и выгнала ее из дому. Она отвела госпожу туда, где находились разбойники, и стала насмешливо спрашивать ее: "Все ли ты прибрала и сделала ли ты все, что нужно?". "Ты так поступала со мной всегда, - сказала она потом, - да не будет тебе спасения".
Весь приведенный в "еврейских хрониках" материал - четко выраженная тенденция хронистов и их интерпретация исторических явлений - является достаточным доказательством того, что в этой войне социальная верхушка еврейского населения Украины должна рассматриваться как воюющая сторона. Ее роль как стороны в остром социальном столкновении, конечно, измеряется не степенью ее непосредственного участия в самой вооруженной борьбе, а ее социальными позициями. Однако будет не лишним для задач нашего исследования отметить, что "еврейские хроники" дают немало данных, свидетельствующих также о непосредственном участии евреев в вооруженной борьбе с повстанцами.