* * *
Утром на полях Сухана Скупого стали собираться люди. Шли те, кому предстояло получить здесь свой надел, шли и просто так, из досужего любопытства. С гиком и визгом носились мальчишки - народ проворный и вездесущий. Деловито и беззлобно перелаивались собаки, звонкими голосами перекликались женщины. В ауле царило праздничное, хотя и несколько нервозное, оживление.
Вообще безземельные, которым впервые улыбалось счастье похозяйствовать на собственной земле, держались поскромнее, потише, будто действительно сомневались, не заедают ли чужой кусок. Но те, кому пришлось продать свою землю за два батмана джугары или сорной муки, откровенно радовались и не скрывали этого. Кто-то фантазировал о своих будущих достатках, кто-то опасливый остерегал, что. мол, с чужого хлеба живот пучит. В ответ смеялись: хорошо, если вспучит, как у Сухана Скупого, это не страшно. На Сухана ты работал, возражали, а у тебя батраков не будет, с толстым брюхом кетменём не помахаешь.
- Не было случая, чтобы кто-нибудь из нас съел сознательно чужую крошку, - степенно рассуждал Аннагельды-уста. - А если кто и съел, сам того не ведая, аллах простит невольный грех. Но и заноситься не пристало человеку, ибо неугодна гордыня ни богу, ни людям. Нам не надо многого - пятерню в рот не засунешь. Если, конечно, у тебя рот не такой широкий, как у Аждархана.
- Или у Сухана Скупого, - поддержали со стороны.
- У Бекмурад-бая не уже!
- У Вели-бая такой же! С виду - куриная гузка, а разинет - верблюд проскочит, ног не поджав!
- Охов, люди, за своим кровным идём, которого мы в голодный семнадцатый год лишились. За своим, не за чужим!
- Верно говорите! Вот у меня десятина всего-то и была, а уж какая землица! Рукой её погладишь - она без полива урожай давала. Всю на танапы порезал, всю продал…
- Наверно, до сих пор глаза не просыхают?
- Могут ли просохнуть, если каждый танап слезами поливал. Не землю - печень свою, отрезая кусками, продавал!
- Да-да, у меня такое же. Домой приходишь - сидят, как галчата с открытыми ртами, в твой рот смотрят. В могиле только и забудешь такое! И лица у всех пухлые, жёлтые, как воск. Траву всё ждал, травой думал поддержаться - где там, пришлось землю за бесценок продать.
- Все мы продавали за бесценок. Я за свой последний танап от Сухана Скупого мешочек зерна принёс. Жена на что безгласная женщина, и та не выдержала, заплакала: "Это и всё, что он дал? Неси ему назад! Пусть он зерно это вместе с землёй нашей проглотит, а я лучше детей обниму и умрём голодной смертью - легче будет". И дети рёвом взревелись, за материно платье цепляются, помирать не хотят. А я стою с мешочком в руках и, что делать, не знаю, впору самому завыть.
- Да, пережили такое, что не приведи аллах и вспомнить.
- Вспомнишь - мороз по коже.
- Ничего. Получим свою землицу назад - заживём как следует.
- Аннагельды-уста, вас считают мудрым и рассудительным человеком, знатоком шариата. Скажите, как вы сами смотрите на всё это?
Старик посмотрел на спросившего. Нет, этот не продавал своей земли в голодный год и имени его нет в списке тех, кто должен сегодня получить надел. Видать, за компанию увязался. Так какая же болячка у него чешется?
- Я не ишан, не мулла, не ахун и не кази, - ответил Аннагельды-уста, - я такой же человек, как и вы и мнение моё имеет вес наравне с вашим.
Хотелось бы услышать умное слово знатока шариата. Я знаю одно: если на торгу сказал: "Уступаю!" и хлопнули по рукам, то тут хоть сгори, а проданную вещь не вернёшь. Пока слово в тебе, оно твой раб, сказал его - становишься сам рабом слова. Так говорили наши отцы и прадеды.
Настырный ревнитель шариата не принадлежал к числу зажиточной верхушки аула - это Аннагельды-уста знал точно. Знал и не мог понять, чего он добивается, сея ненужные сомнения в сердцах людей. Одёрнуть бы его, чтобы замолчал, не болтал попусту. Но люди уже прислушиваются к спору, не надо оставлять их под бременем сомнений.
- Не будем ссылаться на шариат, иначе спор наш зайдёт слишком далеко, - сказал старый мастер. - Я отвечу вам, ссылаясь на жизнь, так, как разумею сам. По моему же разумению, сравнивать базарную торговлю с покупкой и продажей земли в голодный год - всё равно, что упрекать тонущего в том, что он наглотался воды. Разве вы не видите разницы между тем, кто пьёт из кувшина, утоляя жажду, и тем, кто захлёбывается, погружаясь на дно водоёма?
- Не согласен с вами, уста-ага, - не сдавался спорщик. - Разницу между пьющим и тонущим я понимаю. Но торговля остаётся торговлей - происходит она на городском базаре или в селе, торгуем мы землёй, скотом или дынными корками. Для торгующих один закон и одно слово.
- Либо вы меня не поняли по слабости ума, либо упорствуете из дурных побуждений, - возразил Аннагельды-уста. - Сказано: не пугай скорпионом того, кого он не жалил. Вы не испытали всей тяжести, которая досталась на долю этих людей, потому и лукавите, уравновешивая чувал зерна чувалом птичьих перьев. Для неразумного, смотрящего поверху, оба чувала одинаковы, но смотреть надо в глубь вещей и в глубь человеческих поступков, если ищешь истину, а не её двоюродного брата. Я осуждаю вас.
- Конечно! - пробормотал спорщик. - Прости меня, бык, что я тебе на дороге попался!
На него накинулись со всех сторон:
- Молчи уж, если аллах разумом обделил!
- В молчащий рот муха не залетит!
- Горя не знал, вот и выплясывает молодым жеребчиком!
- В байскую лапшу простоквашу подливает!
- Сам, наверное, тайком землю в голод скупал!
- Не болтай о том, чего не знаешь!
- А что, скажешь, пне покупал?
- Не покупал! Мог бы купить, потому что не такой мот, как у твоего отца сын, - имел излишки зерна. А пе покупал потому, что всех родственников от голодной смерти спас.
- Жалко.
- Чего жалко?
- Что ты землю не покупал. Сейчас бы мне её наравне с байской поделили.
- Откуда ты выискался, делильщик такой прыткий!
- А я и не терялся, зачем мне выискиваться.
- Будет тут всякий безымянный указывать!
- Безымянный ёж, что на тебя похож, а у меня имя есть - Сары меня зовут, слыхал?
- До сегодняшнего дня не знал в ауле человека по имени Сары.
- Теперь знать будешь и детям передашь, чтобы кланялись при встрече. Сейчас я тебе историю Сары поведаю.
- Пусть тебе облезлый козёл кланяется! - огрызнулся посрамлённый спорщик под хохот слушателей. - Не надо мне твоей истории, заткни ею прореху на своих штанах!
Однако кругом дружно закричали:
- Рассказывай!
- Говори, Сары-джан!
- Послушаем твою сказку!
- Ну, слушайте, - охотно согласился весельчак. - То ли было это, то ли не было. Жил в одном селе сирота Сары. Жил да жил себе помаленьку, до усов дожил, девушки стали спиться каждую ночь. Решил Сары, как все люди, хозяйку в дом привести. Продал свой маленький, от отца оставшийся, клочок земли - во-от такой клочок, с ладонь, на один полив. Продал и женился. Жена, как водится, по кайтарме ушла, а Сары стал монеты в узелке копить. Станет узелок потяжелее -
Сары его тестю, станет ещё потяжелее - опять тестю: считай, мол, поскорее, не терпится жену обнять покрепче. А тесть считал, считал, да и помер. Ха! Что станешь делать? Опустело всё вокруг Сары. Конь один - и плеть одна. Берётся Сары руками за голову и садится думу думать. День думает, неделю думает: ум у него острей алмаза - сам себя режет, только искры свистят. Надумал: "Пеки мне, тётка Нурджемал, девяносто девять лепёшек - кульче!" Испекла. Стал Сарыхан кульче есть. Девяносто восемь съел. А последняя выскользнула из-под руки и покатилась. Кульче бежит - Сары гонится, Сары гонится - кульче бежит. Докатилась до дома арчина Мереда, скок через порог! Сары - за ней. А там две жены арчина крик подняли: "Вай, на нас напали!.. Вай, с нами нехорошее делают!.." Кульче испугалась и вон через чагарык, а Сары за ней - через тюйнук. И опять бегут. По дороге бегут, по полю бегут, по степи бегут. Докатилась кульче до самой середины Каракумов, юркнула в золу от костра Сухана Скупого и затаилась там. Сары подумал: "Ладно, вылезешь когда-нибудь" - и стал байских овец пасти. Война пришла - пасёт, закончилась - пасёт, царь Николай ушёл - пасёт, большевики пришли - опять пасёт, ничего не знает, всё ждёт, когда лепёшечка из золы вылезет. Оказывается, она давно уже вылезла и среди поля Сухана Скупого меня поджидает! Вот я и пришёл за ней.
Дружным смехом окружающие одобрили весёлый рассказ чабана. Посыпались шутливые реплики, восклицания.
- Как же ты там, в Каракумах, узнал, что кульче здесь обжилась? - спросил кто-то, жалея расставаться с шуткой.
- А так и узнал, - ответил Сары, подмигивая. - Лежу однажды ночью - голос чей-то меня зовёт. Прислушался - кульче кричит, жалобно так кричит: "Хай, Сары, надевай свои чарыки и беги сюда, я тебя заждалась".
- До самого пупа Каракумов крик её долетел? Врёшь, поди!
- Ничего удивительного. Долетел же голос Мирали из Бухары до Герата?
- Так то - Мирали, а это - простая лепёшка!
- Не простая, а жирная, заметь!
- Выходит, ты на голос жирной кульче бежал?
- Выходит, что так, яшули. Бежал и обе свои чабанские палки подбрасывал, ни одну не уронил. Между прочим, по секрету скажу, тем весёлым чабаном, который вышел навстречу Солтану Хусейну, был я, - закончил Сары, и слушатели снова засмеялись.