И еще одно письмо, помеченное июлем 1941 года: "Я назначен заместителем командира батареи по политчасти. Я ничего не боюсь. Победим мы".
Он собирался стать историком, изучать историю Украины. Но пока все научные планы пришлось отложить. Из университета Трофим перешел в военное училище. И мама одобрила это.
В тридцатые годы она собрала сирот со всей округи, колхоз отвел им пустующую кулацкую хату. Всех выходила. И сейчас ей пишут ее названые дети и названые внуки. Муж после войны умер от ран. Она всю жизнь работала в колхозе.
- Когда собирали кошты на литака, я, как депутат, всегда первая свои жертвовала, а потом по людям шла. Хожу и собираю, кто сколько может.
Сплошным пепелищем лежало село. Председатель сельсовета, наш ровесник, хорошо помнит, как немцы поджигали хату. Мать сунула мальчишке арбуз: "Отнеси тому дядьке, может, не сожжет". Вояка оттолкнул мальчонку. "До сих пор вижу, как тот кавун покатился. И - пламя!" А дальше в памяти провал...
Ваня Марченко, самый младший среди приятелей, стал подпольщиком. Подполье в районе возглавил секретарь райкома партии Федор Александрович Шутко. Арестованный, он сумел передать родным страницу из "Ботаники" с красочными яблоками. Рядом приписка: "Живите и любите наш яркий красный цвет, цвет, который означает жизнь всей природы, цвет, что означает радость, счастье и победу. 14.ІІІ.1942".
Марченко назначили к угону в Германию. Он скрылся и после освобождения написал сестре: "Отправили нас под конвоем полиции на станцию Кобеляки. Там я убежал и за одну ночь пришел домой. И прятался полтора месяца. Потом меня нашли и снова повезли на станцию. И все-таки я добился своего, убежал и остался на нашей, советской стороне".
Когда Кишеньку освободили, Ваня ушел с Красной Армией. И погиб при форсировании Днепра.
Росли мальчишки. С обыкновенными биографиями в необыкновенное время, как писал Гайдар.
"Мы очень жалели, что опоздали родиться и что не нам достались революция и гражданская война. И все же белых - хотя и в воображении - мы били. Собирались на выгоне и, оседлав подсолнух или палку, с лозой вместо сабли - гайда рысью по селу... И девочки махали нам вслед ручонками".
"Когда мне исполнилось шесть лет, наши односельчане собрали деньги и при помощи государства построили хату для начальной школы. Но в школу идти - надо иметь хоть какую-нибудь обувь и одежду. Вот здесь и пришел на помощь комбед. Сестре выделили бушлат защитного цвета огромного размера, а мне выдали пиджачок с новой подкладкой".
"В первом классе мы уже знали, что такое "союз", "тоз", "индустриализация", "кулак". И враждовали с куркуленками, и не давали им прохода, даже на их территории. Во втором и третьем классе мы уже знали, что означают цифры "518" и "1040" -надо было построить столько МТС и совхозов. Мы знали, что такое пятилетка и почему наши отцы выдвинули лозунг "пять в четыре". Мы знали, что наше государство, созданное Лениным и руководимое Коммунистической партией, единственное в мире государство рабочих и крестьян. Мы знали, что оно многонационально. О дружбе и братстве мы говорили и пели песни. Мы со сцены читали стихи Джамбула Джа-баева "Одиннадцать республик - одиннадцать сестер".
"Пионерскую газету" тогда получали одну на школу. С нетерпением ждали мы своей очереди прочитать ее. Нас захватывала и удивляла смелость папанинцев. Мальчики воображали себя папанинцами. При разговоре о них у ребят загорались глаза.
Смешно, но одного из нас, сироту Миколу Белана, ходившего по бедности в рваном сиряке и вечно синего от холода, дразнили папанинцем. И как в воду смотрели: наш Микола стал полярником".
"Разве был хоть один из нас, кто не слышал о героях - строителях Днепрогэса, Магнитки, Комсомольска-на-Амуре?! Разве оставили кого-нибудь равнодушными герои труда Стаханов, Кривонос, сестры Виноградовы, Паша Ангелина?! Мы все с восхищением повторяли имена героев-летчиков Водопьянова, Каманина, Чкалова, Гризодубовой... Все эти люди и многие другие, о которых в те далекие годы говорила вся наша страна, все они были для нас примером мужества и героизма".
"В школе у нас часто выступали участники революции и гражданской войны, рабочие шефствующих заводов. Не было комсомольского собрания, чтобы не присутствовал на нем коммунист, старый товарищ.
Уже в школе мы готовили себя к обороне Родины. Предметом гордости каждого был полный комплект значков "Будь готов к труду и обороне", "Будь готов к санитарной обороне", "Противовоздушная химическая оборона", "Ворошиловский стрелок". Как интересно проходили у нас уроки военного дела. Не лишенный поэтического дара, наш военрук сочинил целую поэму об устройстве винтовки, правилах меткой стрельбы:
Ствол со ствольною коробкой, с рукояткою затвор...
Он сумел и нам внушить уважение к ратному труду солдата".
"А какие походы мы совершали! Это были не мальчишники-пикники, а настоящие походы, помогающие выработать выносливость и закалку. И, конечно, в то время мы не признавали других головных уборов, кроме "испанки", и любимой нашей песней была "Бандьера роса" - "Красное знамя", которую часто исполнял в то время Эрнст Буш. В 9-м классе уже имел, как мы говорили, полный бант значков: ГТО, ПВХО, ГСО, "Ворошиловский стрелок"... Особенно красив был значок "Ворошиловский всадник". Это была моя гордость. В армию мы ушли, увешанные значками".
Мы следили, внимательно следили, как поднимали голову фашисты в Италии и Германии, мы восхищались героями Хасана и Халхин-Гола... Мы, как и вся страна, готовились к схватке с фашизмом. Мы учились и готовили себя к возможным испытаниям..."
Таков коллективный портрет первого советского поколения, к которому по годам принадлежал и Онуфриенко.
По внешним приметам была у него биография, как у всех: школа, пионерский отряд, комсомол, работа по душе... Ему, вчерашнему десятикласснику, доверили учить детей. Потом, зная его тягу к журналистике, предложили перейти в редакцию районной газеты... Но и в школе, и в редакции он больше всего думал о себе, о своем успехе.
В армию его не призвали из-за высокой близорукости. Он остался в оккупации. И когда немцы открыли в его бывшей десятилетке сельхозучилище, нанялся сюда на работу. Преподавал украинский язык.
Старые - советские - учебники оккупанты запретили. Где-то в Праге и Берлине эмигранты лихорадочно писали новые. А пока рейхскомиссар Украины разрешил "вольное обучение", которое ограничивалось "чтением, письмом, счетом, физкультурой, играми, производственным и ручным трудом. Язык преподавания украинский или соответственно польский. Русский язык преподавать больше не следует". Учили детей до одиннадцати лет. Всех учеников старше пятнадцати лет приказывалось "закрытым способом отправить на работы в Германию".
По сравнению со своим шефом - рейхсфюрером войск СС Гиммлером - рейхскомиссар выглядел чуть ли не либералом. По мнению Гиммлера, для немецкого населения восточных областей было достаточно простого счета - самое большее до 500 - да умения расписаться. Умение читать он считал лишним. Такая школа должна была внушать, что "божественная заповедь заключается в том, чтобы повиноваться немцам..." Еще дальше шел Гитлер: "Идеально было бы научить их понимать лишь язык звуков и сигналов". Это из стенографической записи высказываний Гитлера от 3 марта 1942 года.
8
Документ из "Черной папки": "Во время обследования Яцевской школы Черниговского района инспектором школ г. Новиковым М. А. выявлено, что учительница этой школы Дегтярева Н. Н. не выполнила нашего приказа под N& 3 от 13/1-1942 года о конфискации литературы с коммунистическим содержанием и на уроках пользуется учебниками советского издания, а поэтому приказываю:
1. Учительницу Яцевской школы г. Дегтяреву с работы снять.
2. Приказ разослать по всем районам Черниговщины и объявить его в школах.
3. Инспекторам образования еще раз проверить исполнение школами нашего приказа от 13/1-1942 года под N3 3.
4. Учителям школ во время уроков чтения использовать материалы, которые помещаются в газете "Українське Полісся" под названием "Страница для школьников".
Так вот распоряжался председатель межрайонного управления Черниговщины.
Эпизод в Яцевской школе не был случайным. Города, села, рабочие поселки саботировали фашистские приказы, вредили, как могли, захватчикам. Пятого ноября кишенецкая полиция вывесила приказ N3 10 - "О расстреле за выступление против немецкого правительства". "30 октября 1941 года,-говорилось в нем,- за саботаж в работе, за агитацию против немецкой армии и теперешнего строя, за умышленную порчу двигателя с целью срыва успешной молотьбы расстрелян житель села Григорьевка Кишенецкого района Полонский Кирилл Данилович".
Онуфриенко жил всегда собой. Теперь это чувство усилилось животным страхом - как бы его не заподозрили в нелояльности, в саботаже. Он искал каждую возможность продемонстрировать свою верноподданность. И нашел - когда оккупанты начали загонять молодежь в германское рабство.
Первые документы об этой варварской операции стали известны уже в начале войны. В марте 1942 года советские бойцы захватили у пленного немецкого офицера секретную инструкцию "Об актуальных задачах в восточных областях".
"Только отправка в Германию нескольких миллионов отборных русских рабочих, за счет неисчерпаемых резервов работоспособных, здоровых и крепких людей в оккупированных восточных областях,-говорилось в ней,- сможет разрешить неотложную проблему выравнивания неслыханной потребности в рабочей силе и покрыть тем самым катастрофический недостаток рабочих рук в Германии".