* * *
Прежде чем осуществлять немыслимый для любого вора план, Каин вновь встретился с ямщиком:
- Ты, Силантий, всю жизнь в Москве обретался, а меня где только Бог не носил. Не поведаешь ли мне о самых влиятельных людях города.
- Аль, какое важное дело надумал затеять?
- Весьма важное, Силантий, ибо высокопоставленные люди могут на более крупную торговлю меня вывести.
Ямщик значительно крякнул.
- Я хоть человек и маленький, но о наших козырных тузов могу кое-что и рассказать. Ныне в градоначальниках генерал-аншеф Василий Яковлевич Левашов ходит. Отважный генерал, еще при царе Петре отличился. И персов и шведов бил. Годков ему уже немало, почитай, скоро семь десятков стукнет, но старик еще крепкий.
- А Салтыкову, что, по шапке дали?
- Свою царицу-сродницу Анну Кровавую ненадолго пережил, где-то через год преставился.
- Взятки новый губернатор берет?
- Наверное, удивлю тебя, но в генерале живет петровский дух, ибо Петр терпеть не мог взяточников. Таков и Левашов, с мздой к нему, Иван Потапыч, не подъедешь.
- Жаль, Силантий.
- Да уж, с таким никакое дельце не провернешь. Это тебе не князь Кропоткин.
- Кто таков?
- Стукаловым монастырем ведает.
- Что за монастырь? - прикинулся Каин.
- Э, брат. Сразу видно, что не москвитянин. Так в народе Сыскной приказ нарекли, кой располагается на спуске за храмом Василия Блаженного.
- Зрел как-то. Это тот, что против Константино-Еленинской башни Кремля возведен?
- Страшная башня, ибо в ней жуткая пыточная и подземельная тюрьма. Сию башню "Костоломкой" на Москве прозвали. И чего это Анна Кровавая Сыскной приказ подле святыни возвела? Тьфу!
- Не дело, Силантий… Ты не очень по-доброму о князе Кропоткине отозвался. Давай поподробней.
- Худой человек. С потрохами можно купить. Дай рубль - и тот возьмет. Почитай, первый мздоимец на Москве. Вот тут есть, где купцу разгуляться.
- А нравом, каков?
- Любит над кандальниками поизмываться. Охоч до баб и вина. Спесив Яков Борисович, и таким большим барином себя считает, что ему и генерал-полицмейстер нечета, ибо полиция ходит у Кропоткина лишь в помощниках. И не только полиция, а и солдаты московского гарнизона в руках князя Якова. Сыщиков-то в приказе не хватает, вот ребятушки-солдатушки и помогают воров, и прочих там злодеев ловить.
- Кто ныне в полицмейстерах?
- Татищев Алексей Данилыч.
"Изрядно знакомая личность. Сосед купца Петра Филатьева".
- Подъехать с подарочком можно?
- Можно, но осторожно. Любит он людей прощупывать. Всю подноготную выложишь, чересчур дотошный. Никак, по должности положено.
- Так-так, Силантий. Благодарствую. Теперь кумекать буду.
Распрощавшись с ямщиком, Иван сбросил с себя парик, взял гусиное перо и бумагу, и принялся было писать челобитную, но, обмакнув перо в чернильницу, вновь погрузился в раздумья.
Кому писать? Губернатору, полицмейстеру или главе Сыскного приказа?.. Шувалов - боевой генерал. Тот без лишних проволочек может тотчас отдать приказ об отсылке Каина в Санкт-Петербург, где его ждет смертная казнь путем четвертования или колесования.
Генерал-полицмейстер Татищев… Он, хоть и бывший сосед, но никогда не видел Ивана в лицо и начнет, как сказал Силантий, выбивать всю подноготную, чтобы все каиновы дела вывести на чистую воду. Иглы и острые гвозди под ногти - дело не шутейное.
Остается князь Кропоткин, у которого можно и пытки избежать. Но прежде надо умело челобитную состряпать, чем она будет правдивей и витиеватей, тем больше гарантии на успех.
Конечно же, Каин очень многое в челобитной утаил, но и того было достаточно, чтобы в Сыскном приказе остались довольны его добровольным приходом.
Через час письмо было готово:
"В начале как Всемогущему Богу, так и Вашему Императорскому Величеству повинную я сим о себе доношением приношу, что я забыл страх Божий и смертный час и впал в немалое прегрешение. Будучи на Москве и в прочих городах во многих прошедших годах, мошенничествовал денно и нощно; будучи в церквах и в разных местах, у господ и у приказных людей, у купцов и всякого звания у людей из карманов деньги, платки всякие, кошельки, часы, ножи и прочее вынимал.
А ныне я от оных непорядочных своих поступков, запамятовав страх Божий и смертный час, и уничтожил, и желаю запретить ныне и впредь как мне, так и товарищам моим, а кто именно товарищи и какого звания и чина люди, того я не знаю, а имена их объявляю при сем в реестре.
По сему моему всемирному пред Богом и Вашим Императорским Величеством покаянию от того прегрешения престал, а товарищи мои, которых имена значат ниже сего в реестре, не только что мошенничают и из карманов деньги и прочее вынимают, уже я уведомлял, что и вяще воруют и ездят по улицам и по разным местам, всяких чинов людей грабят и платье и прочее снимают, которых я желаю ныне искоренить, дабы в Москве оные мои товарищи вышеописанных продерзостей не чинили, а я какого чина человек и товарищи мои и где и за кем в подушном окладе не писаны, о том всяк покажет о себе сам.
И дабы Высочайшим Вашего Императорского Величества указом повелено было сие мое доношение в Сыскном приказе принять, а для сыску и поимки означенных моих товарищей по реестру дать конвой, сколько надлежит, дабы оные мои товарищи впредь как господам офицерам и приказным и купцам, так и всякого чина людям таких продерзостей и грабежа не чинили, а паче всего опасен я, чтоб от оных моих товарищей не учинилось смертоубийства и в том бы мне от того паче не пострадать".
… Иван подошел к Покровскому храму, истово перекрестился на купола и двинулся к Сыскному приказу.
Одет был просто: войлочный колпак, сермяжный кафтан, подпоясанный красным кушаком и сапоги из дешевой телячьей кожи. Обычный московский простолюдин.
На его счастье с крыльца сбежал какой-то моложавый приказный чин в лазоревом полукафтане, вязаных чулках и светло-коричневых башмаках.
- Позвольте спросить, ваша милость.
Чин, мельком глянув на Ивана, грубовато спросил:
- Ну, чего тебе? Тороплюсь.
- Сделай одолжение, ваша милость, проводи меня к их сиятельству Якову Борисовичу Кропоткину. У меня дело государственной важности.
Чин рассмеялся:
- Небось, сосед курицу украл?
- Было когда-то дело с курицей, но я ее в огород генералу Татищеву перекинул, - в свою очередь рассмеялся Иван. - Сейчас же дело, повторяю, особой государственной важности.
- Ну, будет дуралея валять. Побегу я.
- Доложи, ваша милость. Рубль дам, - крикнул вдогонку Иван. - Держи!
Чин остановился.
- Я не ваша милость, а младший секретарь приказа Бегунов. Рубль же твой, наверное, фальшивый, а коль так сопровожу тебя в камеру.
- А зубы на что, господин секретарь?
Бегунов дотошно осмотрел золотой рубль, а затем и впрямь попробовал монету на зуб.
- Настоящий. И от кого? От голи перекатной… Какое дело у тебя к их сиятельству?
- Я уже сказал, господин Бегунов. Не извольте гневаться, но доношение могу подать только князю Кропоткину.
- Ну, бес с тобой. Пойду, доложу.
Секретарь вышел минут через пять.
- Старший секретарь Седов к князю не допускает. Их сиятельство занят срочными делами.
- Мое - еще срочнее. Передай твоему старшему десять рублей, и чтоб я тотчас предстал перед князем.
Бегунов явно растерялся. Он с таким удивлением посмотрел на человека в сермяге, будто увидел перед собой какое-то невероятное существо, которое небрежно выкладывает из объемного кожаного кошелька сумасшедшие деньги.
- Ну, ты даешь!.. Как тебя назвать старшему секретарю?
- Пока обойдется без имени. Поспеши, господин Бегунов, коль у тебя фамилия тому соответствует, - требовательно высказал Каин.