- Бес с тобой, проводи.
Ванька в ноги купцу упал.
- Век не забуду, милостивец!
* * *
Людская была разбита на каморки, в коих ютились холопы Филатьева, а среди них дворник, сторож, банщик, садовник, каретных дел мастер, кучер, плотник и холопы "выездные".
Женская половина дворовых людей занимала другую часть людской, перегороженная деревянной стеной.
Самое большое жилье было у кучера Саввы Лякиша. Среди обитателей людской он не пользовался уважением, ибо Лякиш мнил себя важной персоной и был заносчив, полгая, что он своим "барственным" видом еще более подчеркивает именитость знатного купца.
Был Савва большим и грузным, носил пышные бакенбарды на "европейский" манер, а во время выездов облачался в диковинную для Ваньки ливрею, расшитую золотыми галунами.
Глава 4
Светские повадки
Дворник Ипатыч, к которому подселили Ваньку, посмеивался:
- Чисто павлин, наш Лякиш.
- На боярина схож.
- Нашел мне боярина. Из холопов он, Ванька. Хозяин его за внушительный вид на козлы посадил, вот и заважничал Лякиш.
- А кто такие выездные холопы?
- Самые отчаянные. Конные ухари. Они, когда хозяин по Москве на санях или в повозке едет, народ по дороге плетками разгоняют. Улицы, сам видел, узкие да кривые, со встречной тройкой едва разминешься. Раньше при виде боярской колымаги купцы к обочине жались, а после того как царь Петр бояр почитать не стал, а торговых да промышленных людей начал прытко жаловать, купцы к обочине перестали жаться. Ныне им ни князь, ни боярин не страшен, а те по старине спесью исходят. Холопы во все горло орут: гись, гись! - и плетками размахивают. Но не тут-то было. Холопы купца и не думают уступить. Дело до побоищ доходит, а народ потешается.
- Я бы тоже в конные холопы пошел, дед Ипатыч. - Им, чу, ни каши, ни щей с мясом не жалеют.
- Да уж голодом не сидят. Лихие ребятки, особливо Митька Косой.
- Почему "Косой?".
- Таким на свет Божий родился, но видит не хуже степняка, даже ордынский аркан ловко метает. Нрав у Митьки тяжелый, походя, ни за что, ни про что подзатыльника может дать. Лучше ему на глаза не попадаться.
Было Ипатычу за шестьдесят, когда-то служил у отца Петра Филатьева камердинером, а после его смерти продолжал ходить в дворниках у наследника.
Подселение Ваньки ничуть не обидело Ипатыча.
- Не стеснишь, мне с тобой повадней будет. Порой, такая докука возьмет, а поговорить не с кем. Ты паренек шустрый, глядишь мне из лавки мягких баранок принесешь, а то никого не допросишься.
- Принесу. А скажи, Ипатыч, какое мне дело купец поручит?
- Тоже мне, важная птица, - улыбнулся старик. - На побегушках будешь у приказчика. То принеси, это подай, туда стрелой слетай, а чуть оплошал - все тот же подзатыльник, а то и плеточкой попотчует. Да и кроме приказчика есть, кому мальца обидеть. Злых людей у Филатьева хватает. Здесь не забалуешь.
- Не люба мне такая жизнь, Ипатыч. В деревеньке было лучше.
- Теперь привыкай, Ванька, к городу. Москва бьет с носка. Здесь тихого да смирного затопчут и не оглянутся. Так что держи ухо востро и не будь тихоней. И неплохо бы тебе всяким там купеческим повадкам обучиться, и не только купеческим. Ты, как мне кажется, парень с головой, а в жизни всякое может сгодиться. Вот научишься с барами, барынями и барышнями обращаться, глядишь и ты в камердинеры угодишь. Совсем другая жизнь - и сытая и почетная. Бывает, даже с князьями и графами в разговор вступаешь. Облачат тебя в красивую ливрею с золотыми галунами - и принимай господ.
- А что Ипатыч? - загорелся Ванька. - Я бы с полным удовольствием всякие повадки на ус мотал, но где время набраться? Днем-то меня приказчики затыркают.
- А вечера и ночи на что? Особенно осенью и зимой.
- Верно, Ипатыч.
- Тогда сегодня и начнем… Как хозяина будешь называть?
- Ваша милость или ваше степенство.
- Молодец. А графа?
- Барин.
- Можно и так по простоте мужичьей, но лучше - ваше сиятельство.
- А дворянскую дочь?
- Барышня. Мать же можно и сударыня, или госпожа.
- Но запомни, Ванька. Обращение - всего лишь малая толика. Самое главное умение - изысканно говорить высоким слогом, да так, чтобы в тебе порода была видна, чтобы ты на равных мог разговаривать и с купцом, и с заводчиком, и с дамой, и с самим графом. Вот если всему этому хватит у тебя сил заняться, тогда ты многого можешь добиться, весьма многого.
- Скажи, Ипатыч, а ты сам-то как в камердинеры угодил?
- Тут - целая история, Ванька… Хочешь верь, хочешь нет, но я побочный дворянский сын.
У Ваньки округлились глаза.
- Трудно поверить? И все же выслушай… Моя мать, дворянского роду, была в молодости весьма пригожей. Любила одного, почти одногодка, но родители выдали ее за старика с большим капиталом. Шесть лет с ним прожила, но так и не познала любовной утехи. Стала тайком встречаться со своим любимым человеком, обедневшим дворянином. Затяжелела. Чтобы старый супруг не заметил, утягивала себя корсетом. А потом… потом пошла к повивальной бабке и тайком разрешалась. Назвала Алексеем и отдала на воспитание своей тетке, дальней родственнице, которая не имела детей. После смерти супруга Ипата Спиридоновича, жена его полностью занялась моим воспитанием, и к шестнадцати годам я стал вполне образованным человеком. Вскоре тетка умирает, а я, согласно указу царя Петра, должен поступить на государеву службу, но тут приключилось непредвиденная напасть. У тетушки был большой яблоневый сад, и я в конце сентября принялся собирать в корзины антоновку. Одна из яблоней была весьма высока, залез, было, на самый верх, но обломился сук с тяжелыми плодами. Итог был плачевный, так как я оказался в лечебнице с переломанной рукой. Ни о какой государевой службе не могло быть и речи. Когда вернулся из лазарета, имение тетушки оказалось проданным одним из ее дальних родственников. Оспаривать свои права я, конечно, не мог, так как жил у тетушки на птичьих правах, ибо мать моя не захотела, чтобы кто-то проведал о ее грехе.
- Что же дальше, Ипатыч? Матери своей не показывался?
- До самой смерти моей благодетельницы я не знал о своих родителях. Узнал, когда тетушка испускала дух, но все уже было поздно, ибо ни отца ни матери не было уже в живых. Мать оказалось весьма слабой на здоровье, отец был старше ее на четверть века. Остался я у разбитого корыта. И все же на два года удалось устроиться писарем в одном из присутствий, а затем угодил в камердинеры к отцу Петра Филатьева, а когда купец умер, я уж был староват, новый хозяин выпер меня из комнатных слуг и посадил у ворот в караульную будку, ну а затем я дворником стал. Вот такая круговерть, Ванька Осипов.
- Любопытная у тебя, Ипатыч, история.
- Любопытная, - кивнул большой седой бородой старик. - Ну так, коль не передумал, сегодня вечером и начнем науку о светских повадках.
- Начнем, Ипатыч. Авось, мне больше повезет.
- Ванька! - донесся из-за дверей голос приказчика.
- Вот и началась твоя служба, - вздохнул Ипатыч. - Проворь!
Ванька выскочил в коридор и тотчас услышал свой первый приказ:
- Беги к привратнику и спроси: будет ли к обеду Николай Угодник?
Ванька сорвался, было, к выходу, но затем остановился и замер, как вкопанный.
- Ты чего, ядрена вошь, застыл? Аль столбняк хватил?
- А зачем зазря бежать, дядька Федор? Николай Угодник по обедам не шастает, он на иконе сидит.
- Ты глянь на него, - рассмеялся приказчик. Смекнул-таки. Выходит, не дуралей. Меня ж больше дядькой не зови. Я для тебя - ваша милость. Уразумел.
- Уразумел, ваша милость.
- А коль так, выйдем во двор. Видишь у повети груду расколотых дров? Собери в поленицу, и чтоб стояла, как Преображенский солдат на часах.
Про Преображенского солдата Ванька, конечно же, ничего не знал, но спрашивать приказчика не стал, так как не раз помогал отцу собирать поленицу - "ни горбату и не кривобоку".
Ванька не успел выложить и трети поленицы, как к нему подошел Митька Косой.
- Дело к тебе есть, Ванька. Сбегай в кабак и принеси штоф водки.
Ванька пожал плечами.
- И рад бы, но Федор Калистратыч, сам видишь, на другое дело поставил. Да и дорогу в кабак я не ведаю.
- Дорогу в кабак не ведаешь? - насмешливо ощерил губастый рот Митька. - Да на Москве нет человека, кой бы кабаки не ведал. Самый ближний от нас у Мясницких ворот. Дуй!
- Не могу, - уперся Ванька. - Допрежь поленицу выложу.
- Ах, ты сучонок! - закипел Митька и с силой пнул сапогом уложенные дрова, да так, что они рассыпались. - Ты что, хочешь моим недругом стать? Беги в кабак, сказываю!
Ванька вспомнил слова Ипатыча: "Лучше с ним не связываться", и он взял гривенник.
- Две деньги сдачи принесешь. Не задерживайся!